— Даной сейчас в Маниле, — проговорил Мандо, повернувшись к Магату. — Надо его предупредить о случившемся. Эти подонки прибегли к старым трюкам.
— Да, старая, испытанная тактика всех преступников, — в тон ему ответил Магат. — Совершенно очевидно, что поджог организовали не крестьяне, а именно те, кто их обвиняет.
— Я бы знала, если бы отец прятал в доме оружие. Прятать пришлось бы мне, как это было при японцах. Уж, во всяком случае, он спросил бы меня, где их лучше спрятать.
— Не беспокойся, Пури. Мы не оставим в беде твоего отца и его товарищей, — успокаивал ее Мандо. Он взглянул на часы. — Уже двенадцатый час. Магат, ты бы лучше сразу позвонил Даною в контору Рубио. Попроси его срочно прийти сюда. Скажи, есть, мол, важное дело, не терпящее отлагательства.
Магат вышел. Мандо подошел к Долли:
— Ну что, идем? — томным голосом спросила она.
— Долли, — нарочито медленно начал Мандо, — не могли бы мы отложить наше сегодняшнее свидание?
— Отложить? Но почему?
— У меня возникло срочное дело.
— Но разве его нельзя отложить? Ведь я ждала тебя почти два часа! — искренне возмутилась Долли.
— Это очень серьезное дело.
— И все из-за этой торговки сигаретами? — презрительно фыркнула Долли, смерив Пури уничтожающим взглядом.
— Она не продавщица сигарет, просто девушка из провинции, — пытался вразумить ее Мандо.
— Ах, провинциалка! Чего же ради ты с ней так возишься? — Голос Долли сорвался на визг.
Пури безмолвно сидела посреди комнаты и, казалось, не замечала того, что независимо от ее воли оказалось предметом яростного спора. Она была поглощена тревожными мыслями об отце.
— Это мой долг, Долли. Пойдем сегодня вечером в ресторан, — извиняющимся тоном предложил Мандо.
— Вот теперь я окончательно убедилась в том, о чем прежде только догадывалась: я ровным счетом ничего для тебя не значу. Какая-то деревенщина тебе милее и нужнее во сто крат.
— О чем ты говоришь, Дол! Это же моя двоюродная сестра, — вырвалось у Мандо.
— Ах, это твоя кузина! Скажи кому-нибудь еще, здесь дураков нет.
— Долли!
Неожиданно на столе Мандо зазвонил телефон, он отошел, чтобы снять трубку. Долли встала и тоже подошла к столу. Она в упор глядела на Пури, словно пытаясь испепелить ее взглядом. Но взор деревенской девушки был устремлен в пространство, вернее, на картину, висевшую на стене. Чтобы смутить девушку и получше рассмотреть ее, Долли села напротив нее. Она не могла не отметить, что простая деревенская девушка Пури в скромной юбке и национальной блузке балинтавак была очень хороша собой.
Положив трубку, Мандо поспешно вышел из кабинета и направился к Магату, оставив двух женщин с глазу на глаз. Когда Пури наконец заметила сидящую перед ней Долли, она приветливо улыбнулась ей. Долли же была по-прежнему настроена враждебно и продолжала сверлить Пури испытующим взглядом.
Доведись Долли встретить эту девушку где-нибудь в другом месте и при иных обстоятельствах, она, быть может, прониклась бы к ней сочувствием. Но сейчас в Долли кипело раздражение, потому что именно она расстроила все ее планы на сегодняшний день, помешала ее разговору с Мандо, который она так долго и тщательно обдумывала. Пусть даже она — кузина человека, которого Долли любит. Ей захотелось побольше узнать об этой родственнице Мандо.
— Ты говоришь, что у тебя к нему важное дело? — спросила Долли, сделав ударение на слове «важное».
— Да, у меня дело к господину Плариделю, — сдержанно ответила девушка и тут только сообразила, что лицо собеседницы ей знакомо. Она решила не откровенничать с этой красивой и надменной дамой.
— А откуда ты?
— Из одного дальнего баррио, неподалеку от асьенды Монтеро.
Брови Долли поползли вверх. «Вот оно что! Может быть, эта девчонка — дочь кого-нибудь из наших арендаторов или — хуже того — батраков?» — подумала она.
— Асьенда Монтеро — собственность моего отца, — заявила Долли.
— Так вы — сеньорита Долли? — Пури вспомнила, при каких обстоятельствах ей приходилось видеть эту мисс, недаром она ее узнала.
— Да, это я и есть, — отвечала Долли. — А ты кто?
— Я Пури, дочь Пастора.
— Пастор? А мой отец его знает?
— Он был вашим управляющим во время войны.
— А-а, теперь я вспомнила. Но сейчас он куда-то переехал? Не так ли?
— Да. Мы теперь живем в другом месте.
— Значит, ты его дочь…
— Других детей у него нет.
— Стало быть, та самая маленькая девочка, что приезжала с ним в Манилу?
— Да-да. Это я, — обрадованно подтвердила Пури.
— Чем ты сейчас занимаешься?
— Помогаю отцу в поле и по хозяйству.
— Глупый твой отец, что не согласился, когда папа хотел взять тебя к нам в дом. Ты могла бы учиться. Ты ходила в школу в деревне?
— Ходила немного, правда, не кончила. Но я умею писать и считать, — как бы стыдясь своей необразованности, ответила Пури.
— Ну, в деревне этого, наверное, вполне достаточно. Однако жаль… У тебя такое милое личико. Папа непременно дал бы тебе денег на учение. Он учил одного мальчика, который был у нас в услужении, я не помню только, как его звали. Папа послал его учиться, но он оказался, кажется, круглым дураком, сбежал куда-то во время войны. А был уже в колледже, вот идиот. Сейчас и ты не была бы обыкновенной провинциалкой.
— У нас там, в баррио, не так уж и плохо.
— Я хотела сказать только, что образование весьма пригодилось бы тебе. У образованной девушки больше возможностей, — поспешила пояснить свою мысль Долли.
— Деревенским людям привычнее жить в деревне, чем в городе, — с достоинством ответила Пури.
— Да, это правда. Всякому свое, у каждого своя судьба. Но если бы при твоей внешности ты была еще и образованна, то в Маниле смогла бы выйти замуж за влиятельного человека.
— А что такое — влиятельный человек? — спросила Пури.
— Ну, мужчина с какой-нибудь солидной профессией — адвокат там, врач или, скажем, журналист, как Мандо, или какой-нибудь богатый коммерсант.
— Девушки в деревне не ищут себе влиятельных женихов, Для нас главное — чтобы человек был хороший, работящий и любил свою семью.
— Следовательно, ты могла бы выйти замуж за простого крестьянина или рабочего?
— Главное — какой человек, а не чем он занимается.
— Даже если он не сможет тебя как следует обеспечить? — не унималась Долли.
— Мы в деревне не избалованы жизнью, — как всегда, спокойно и рассудительно отвечала Пури. — У нас все счастье в труде. Но больше всего мы ценим простые и сердечные отношения между людьми.
— Но какое же может быть счастье, если вечно всего не хватает?
— Но ведь недаром говорят, что голь на выдумки хитра.
— Вот поэтому-то у вас в деревне и нет никакого прогресса, — с важным видом заключила Долли и, встав, прошлась до двери, за которой исчез Мандо. — И куда это он запропастился? Что там можно так долго делать?
— У нас в деревне нету прогресса не потому, что мы не работаем, а потому, что прогресс невыгоден помещикам.
Подобного ответа Долли никак не ожидала от своей собеседницы, считая ее глупенькой и стеснительной девочкой.
— Откуда у тебя такие мысли? — удивленно спросила она.
— А как же иначе? Они не дают арендаторам вздохнуть свободно. Арендатор гнет-гнет спину на земле помещика, а богатеет только помещик, — объясняла Пури.
— А разве есть закон, запрещающий человеку богатеть?
— Почему же, пусть богатеет себе на здоровье, только не за чужой счет.
— У каждого свой капитал: у помещика — земля, у арендатора — рабочая сила. И закон предусматривает, как должны складываться их отношения, как должен распределяться между ними урожай. Вы что же, хотите, чтобы человек, вкладывающий деньги и владеющий землей, не получал своей доли? Так, что ли?
— Единственно, чего требуют крестьяне, так это справедливости.
— Какой еще справедливости? Разве не существует закона?
— Закон-то есть, но в том-то и дело, что все эти законы написаны теми же самыми помещиками и другими собственниками…
— Вот, значит, в чем загвоздка. Выходит, ваши деревенские собратья просто не хотят признавать законы. Но если вы недовольны законами, попробуйте их изменить. Выберите в Конгресс тех, кто будет защищать ваши интересы, ведь у вас же есть право голоса. Но действуйте законным путем, не надо прибегать к насилию.
— Применяют силу те, у кого она есть, — отпарировала Пури. — Неужели вы думаете, что слабые мира сего могут применить силу первыми?
Судя по всему, Долли еще не знала о событиях на асьенде, и Пури решила ничего ей не говорить. Вообще после этого разговора Долли со своими убеждениями представлялась ей огромным камнем, лежащим посреди поля, который и плугом не возьмешь и на который семена бросать бесполезно — все равно ничего не прорастет. Долли тоже пожалела, что затеяла эту дурацкую беседу, только зря демонстрировала свое красноречие перед деревенской девкой, которая к тому же оказалась не столь убогой, как ей показалось вначале, а достаточно ядовитой. Остался неприятный осадок, будто своими речами она потревожила осиное гнездо. Но она не смогла удержаться, чтобы не нанести последнего удара.
