— В каком аэропорту?
— Да я же говорю, Анна Семеновна, во всех сразу! В Пулкове, в Шереметьево, в «Международном»! Ваш отец планировал все это собрать в единый государственный холдинг. И навести порядок. Вот! Мы уже подготовили все… Пять миллионов долларов в месяц! Только с одного ТЗК только в одном аэропорту!
— И кто же должен был стать во главе холдинга?
— Ваш отец.
Аня помолчала.
— То есть, мой отец, — негромко спросила она, — возглавлял небольшую авиакомпанию, к тому же с большим количеством долгов и непонятных партнеров. А если бы этот проект удался, он бы стал государственным служащим, контролирующим все аэропорты страны?
— Совершенно точно! Вы необыкновенно правильно описали суть проекта!
— А отца… за это могли убить? — спросила Аня.
Лицо Зварковича сделалось таинственным и торжественным.
— Могли, — сказал он, — Никитин, что греха таить, знал об этом проекте…
— А Никитин тут при чем? У него же частный аэропорт.
— Ну и что? А приватизирован с грубейшими нарушениями! За копейки, и копейки, заметьте, неоплаченные!
— И что же теперь будет с вашим федеральным узлом? — спросила Аня.
— Теперь… теперь я так вам скажу, Анна Семеновна, что те, кто болеет душой за государство, этого дела не бросят. Хотя — есть враги. Страшные! Вон, Никитин уже мне звонил. «Голову оторву, — сказал, — будешь, где Собинов».
— Понятно, — сказала Аня, — а почему вы мне это рассказываете?
Зваркович задумчиво поскреб щеку.
— Аня… — сказал он, — мне очень неприятно это говорить, но ваш отец… он, в процессе подготовки этого постановления, обещал… некоторое вознаграждение. И вот те люди, которых я просил помочь, они помогли, а ничего не получили. И они… очень недовольны.
— И сколько мой отец им обещал?
— Пять миллионов долларов, — твердо сказал Зваркович.
Аня откинулась на спинку стула и с любопытством поглядела на чиновника.
— Вы хотите сказать, что, чтобы искоренить коррупцию в аэропортах, мой отец обещал взятку в пять миллионов долларов?
Зворкович помолчал.
— Я хочу сказать, — проговорил он наконец, — что вы, Анна Семеновна, должны отдать эти деньги. Иначе наверху будут очень, очень недовольны вашей компанией.
— А если я отдам деньги, кто станет во главе холдинга? — спросила Аня.
— Тот, кого вы сочтете нужным. Поверьте, Анна Семеновна, вы ведь еще юная девушка… и очутились в середине, можно сказать, тектонической катастрофы. Землетрясения. Вокруг вас… страшные люди, бандиты даже. Вам нужна помощь государственных людей. Тех, кто не преследует личные интересы. Кто готов вам помочь.
Аня встала.
— Если вы планируете поставить своего человека во главе холдинга вместо моего отца, значит ли это, что вы тоже были заинтересованы в его устранении? — спросила она главу авиакомитета.
Зваркович ошеломился.
— Но, Анна Семеновна…
Аня хлопнула дверью из кабинета так, что секретарша, красившая в приемной ногти, сбилась с ритма.
* * *
Михаил Зваркович из Федерального авиационного комитета был прелюбопытнейшей фигурой.
Пятнадцать лет назад он был военным летчиком и Героем Советского Союза. Летал Зваркович в Сирии, где нажил маленькое состояние, торгуя чеками и анашой, и сделал карьеру, донося на товарищей.
Семь лет назад он ушел в отставку и в бизнес: бизнес шел ни шатко ни валко, когда в один прекрасный день Зваркович оказался на одном дне рождения с пожилым очкастым интеллигентом, который представился как «Коля». Зваркович и Коля выпили бутылку водки, и Зваркович рассказал Коле про Сирию, про генеральские звездочки и про то, как он летел вниз километрового ущелья и пролетел, цепляясь за кусты, всего сто метров, — и отлежался, поломанный, на приступочке.
На следующий день Зварковича вызвали к Коле, который оказался первым замом компании «Аэрофлот».
— Хочешь быть главой Авиакомитета? — сказал Коля.
Зваркович обалдел. Коля взял его за руку и потащил в Кремль. Через шесть часов Зварковича назначили главой Федерального авиационного комитета.
На следующий день Зварковича вызвали к гендиректору компании «Аэрофлот», который был зятем президента и был очень недоволен, что компанией за него управляют другие люди.
— Ты учти, — сказал зять президента, — что тебя назначили только потому, что я промолчал.
Зваркович выключил телефон и больше никогда не брал трубку, когда звонил Коля.
Через месяц Зварковича с треском сняли, но так как новому начальнику было жалко Зварковича, он не уволил его совсем, а назначил руководить в структуре комитета безопасностью полетов.
Безопасность полетов Михаил Зваркович понимал своебразно. Он тут же увеличил втрое штат инспекторов по безопасности и велел каждому инспектору привозить из полета не меньше пяти тысяч баксов. В результате один из самолетов с инспектором в кабине грохнулся от перегруза.
На следующий день после авиакатастрофы Михаила Зварковича вызвали на Лубянку в департамент экономической безопасности. Зваркович решил, что его или посадят, или уволят. В кабинете, где проходил разговор, присутствовали двое — генерал Кутятин, курирующий авиацию, и непосредственный начальник Кутятина.
— Мы тут почитали ваше досье, — сказал чекист, — и поняли, что вы наш человек. Как вы смотрите, чтобы опять возглавить Авиакомитет? А то там мутный какой-то человек наверху. Подберете бизнесменов, начнете работу…
— Подберу, — согласился Зваркович.
И был назначен. Спустя два месяца после этого назначения бизнесмен Семен Собинов принес Зварковичу прелюбопытнейший проект о слиянии всех государственных аэропортов в один федеральный авиационный узел, с параллельным возвращением в лоно оного тех аэропортов, что были неправильно приватизированы.
* * *
В то самое время, когда Аня Собинова беседовала с главой авиакомитета, в Московском арбитражном суде начался суд по делу о банкротстве компании «Авиарусь».
Накануне слушаний Дима Мережко и еще парочка сотрудников «Авиаруси» подробнейшим образом обговорили ситуацию с судьей Климовой. Дима Мережко объяснил судье, что суд должен отказать фирме «Росско» в иске по той простой причине, что бывший глава «Росско», Алексей Защека, одновременно являлся членом совета директоров «Авиаруси». Стало быть, когда «Росско» и «Авиарусь» заключали между собой договора, это была сделка с заинтересованностью.
А сделка с заинтересованностью должна быть одобрена советом директоров. Но данная сделка не была одобрена советом директоров и, стало быть, является недействительной.
Судья Климова согласилась с этим полностью справедливым утверждением и попросила за свое согласие сто тысяч долларов. Дима Мережко указал ей, что предлагаемое им решение полностью соответствует арбитражно-процессуальному кодексу, гражданскому праву и здравому смыслу, на что судья резонно возразила, что поэтому и сто тысяч — а иначе цена была б втрое выше.
Тогда Дима Мережко спросил, какой именно гарантийный механизм обеспечит принятие правильного решения в случае предоплаты оного, и судья Климова предложила ему давно испытанный и зарекомендовавший себя с самой хорошей стороны механизм.
После этого Дима Мережко вместе с сожителем судьи Климовой, мелким бойцом люберецкой преступной группировки по кличке Швепс, отправился в небольшой банк, контролировавшийся вышеназванной группировкой, и положил там в ячейку хранилища сто тысяч долларов. Согласно договору, составленному тут же в кабинете вице-президента банка, деньги должны были храниться в ячейке две недели, и гражданин по кличке Швепс имел право забрать их по предъявлении решения суда, отказывавшего компании «Росско» в удовлетворении иска.
Засим, с чувством исполненного гражданского долга, Дима Мережко и гражданин по кличке Швепс отправились в кабак и упились там до положения риз.
Итак, слушания по делу начались в одиннадцать ноль-ноль, и все участники процесса заняли свое место в небольшом и холодном по случаю ненастного ноября зале.
Дима Мережко помахал ручкой своему недавнему коллеге Алексею Защеке и хотел отпустить по его поводу какую-то колкость, когда в зал вошла судья. Слова замерли у Мережко на губах.
Судья была не Климова.
За полчаса до заседания председатель суда расписал дело другому судье, в нарушение всех мыслимых и немыслимых процессуальных норм.
Мережко закрыл глаза и снова открыл их, но судья ему не привиделась. Напротив, она благосклонно улыбнулась молодому менеджеру и, переваливаясь, как утка, заняла свое место за длинным, покрытым сукном столом. С боков ее оформляли двое других судей, но, увы — даже ни один из этих двоих не был искомой судьей Климовой.
Судья радостно глядела на мир, и двойной ее подбородок утопал в белом кружевном жабо. Потом она встала, протерла очки и объявила:
