Дорте проснулась от того, что Артур кричал на кого–то, кого она не видела. Она зажгла свет. Он, скорчившись, лежал в углу тахты. Было ясно, что он не понимает, где находится. Зрелище было жуткое, но Дорте уже устала бояться. Сначала она окликнула его, он ей не ответил, тогда она встала и села рядом с ним. Потрогала его за плечо и сказала:
— Ну, ну, успокойся! — но это тоже не помогло. Неожиданно он приник к ней, ругая при этом своего отца, который не желает его знать, и покойную мамашу, эту чертову блядь. Весь мир — бардак, заявил он. Ей было нечего ему возразить.
В комнате стоял ледяной холод. Дорте принесла одеяло с кровати и, чтобы согреться, укрыла им и пледом их обоих. Потом она заговорила по–русски обо всем подряд, в том числе и о том, чего не осмеливалась сказать ему по–норвежски. Он так плакал, что ее рука, обнимавшая его, все время вздрагивала. Вскоре халат у нее на груди, куда он уткнулся носом, промок насквозь. А она сидела и думала, решилась ли бы Лара довериться Улаву. Едва ли. Создание у нее в животе не шевелилось. Оно затихло.
48
— Ты его видишь?
— Кого? Где? — Дорте села и поняла, что еще ночь, потому что окно было темным и рабочие еще не начали бросать мусор в контейнер.
— Там! На улице! Стучали! — сказал Артур, показывая на окно.
Дорте подошла к окну и попыталась выглянуть, но никого не увидела.
— Там никого нет, — твердо сказала она.
— Отойди оттуда, черт бы тебя побрал! Не стой так, он может тебя увидеть! Он только и ждет, когда ты избавишься от ребенка! Ясно тебе? Этот проклятый… Антрепренер! Он меня преследует. Бумажная штора просвечивает! Сквозь нее видно все, что делается в комнате, — прошептал Артур.
Дорте огляделась по сторонам, потом схватила со стола скатерть, пододвинула к окну стул и влезла на него, чтобы повесить скатерть поверх шторы. Но ей это не удалось.
— Помогать мне! Не сидеть так! — попросила она.
Артур заковылял по комнате, взял другой стул и влез на него. Вместе, рискуя упасть, они сумели повесить скатерть на окно. Потом оба уселись на тахту и оглядели свою работу.
— Теперь никто заглянуть к нам! — сказала Дорте.
— Теперь никто не сможет заглянуть к нам, — добродушно поправил ее Артур и вытер нос рукавом джемпера.
Она включила обогреватель, хотя было еще слишком рано. Когда она спросила у него, так что же сказал этот Антрепренер, или Председатель, Артур не пожелал отвечать и снова улегся спать. Но постепенно все–таки признался, что не сумел отдать ему долг и получил предупреждение. Они собираются прислать к ней клиентов. Говорят, что она, несмотря на свой живот, может делать минет или массаж. Поэтому он и рассердился, увидев на лестнице того человека.
— Рассердиться? На меня? — Ей так захотелось закатить ему оплеуху, что она обеими руками вцепилась в плед. — Клиенты? Нет! Ты открыть дверь! Я уйти! — хрипло сказала она.
— Они отобрали у меня ключ, — безнадежно прошептал Артур, глядя на свои руки.
— Ты лгать! Почему лгать?
— Я не лгу! — сказал он с видом человека, всю зиму не имевшего крова над головой.
Дорте поднялась и стала ходить по комнате, рассекая животом пространство, точно плугом. Потом она зажгла свет над кухонным столом и налила себе молока.
— Хочешь молока? — спросила она.
— Ну его к черту! — с отвращением ответил он.
Она пила молоко, стоя спиной к столу. Артур встал и подошел к ней. Он качался, как вешка на трясине.
— Ты моя! Только моя! У меня никогда не было девушки, которая принадлежала бы мне одному. Никогда! Всегда найдется еще кто–то…
Дорте внимательно посмотрела на него, потом ее охватило упрямое спокойствие, и она сказала, что они должны вместе что–нибудь придумать. Она даже вспомнила, как сказать по–норвежски спланировать.
— Два сильные! — твердо сказала она и чуть не поведала ему о своем разговоре с Юлией, но что–то удержало ее от этого.
— Они перевели меня к рабочим. Я должен был только забрать отсюда одежду.. Антрепренер говорит, что они вынуждены ужесточить правила.
Дорте отставила пустой стакан. Она спросила, не думая:
— Это он дает тебе наркотики?
— С чего ты взяла?
Дорте посмотрела ему в глаза. Зрачки у него были как у дохлой змеи. Раньше они тоже были таким. И наверное, часто, но ей не хотелось этого видеть. Взгляд наркомана.
— Ты на себя не похож, — сказала она.
Медленно, не торопясь, он шлепнул ее по щеке.
Подождал мгновение и, так как она не издала ни звука, залепил еще несколько оплеух. Боли она не почувствовала. Нет. Только Верино бешенство. Дорте прижала пальцы к губам, и между пальцами у нее показалась кровь. Она взяла полотенце и, не глядя в зеркало, вытерла с лица кровь. Не зная, что ей делать с этим бешенством, она наклонилась и включила Белоснежку. Нужно было бы переменить воду и стереть с Белоснежки пыль. Но в журчании было что–то освежающее, поэтому она просто села рядом и стала следить за неровным потоком воды. Свет со дна заставлял капли переливаться всеми цветами радуги.
Через некоторое время она почувствовала на плечах его руки. Они дрожали и были беспомощно влажными.
— Послушай… я не хотел, черт меня побери… Ну бывает… вышел из себя. Ты способна вывести из себя даже камень. Ты это знаешь? И этот ребенок? Ведь он не от меня, правда?
Она не хотела отвечать ему. Не теперь.
— Мужчины никогда не знают этого точно. Мой отец тоже не знал. Болтал о том, что я не его сын. Господь совершил большую ошибку, позволив только женщине, и то в редких случаях, точно знать, кто отец ребенка. А? Из–за этого и получается столько путаницы, — заключил он, совсем обессилев после такой длинной речи.
Дорте взглянула на окно. Должно быть, ночью стучал Улав. В кармане у Артура громко и пронзительно зазвонил телефон. Он достал его и быстро отошел к двери. Прислонившись к косяку, он говорил встревоженным и подобострастным голосом. Она поняла, что он сейчас же должен куда–то идти. Артур принес из чулана какую–то одежду и стал запихивать ее в сумку. Наклонившись и не совсем твердо стоя на широко расставленных ногах, он одной рукой запихивал вещи, а другой держал телефон. Умяв вещи в сумке, он оттолкнул ногой то, что не влезло.
— Вахта? Да! Надо, чтобы при родах кто–то был… Ей нужна еда и всякое такое… Нет–нет, я понимаю, что тебя это не касается. Но… Да, я сейчас же приеду!
Он закончил разговаривать, сунул телефон в карман и уставился в пространство. Казалось, что его глаза смотрят в разные стороны.
— Послушай! Некоторое время меня не будет. Когда я вернусь, я все устрою. Все будет хорошо!
Дорте только что вымылась в душе на первом этаже и с головой, обмотанной полотенцем, сидела у стола, когда вдруг услышала, что кто–то спускается по лестнице. Она ждала, что вот–вот в комнату заглянет Вахта. Но вместо нее в комнату ввалился какой–то громадный детина. Голова у него была выбрита наголо, на шее — татуировка. Башмаки напоминали баржи, а сигаретный дым окутывал его, словно горящую траву.
— Вот так так? Да здесь, оказывается, кто–то есть? — удивился он.
— Ты не стучать!
— Что–что, не слышу? С каких это пор Артурова шлюха устанавливает свои порядки в этом доме? Стучать — не стучать!
— Я, может быть, не одет…
— Ах ты, боже мой! Или ты думаешь, я никогда раньше не видел раздутого брюха и потертой пизды? — Он закрыл за собой дверь и смотрел на нее словно на хлипкую мебель. Потом без приглашения сел на стул, чтобы закурить новую сигарету от старой. — Где мои вещи? Артур сказал, что ты должна была их запаковать.
Наверное, это Бьярне, подумала Дорте, кивнула на чулан и сказала:
— Там.
— Давай тащи их! — приказал он.
Она сняла с окна скатерть. Мимо проходил целый класс. Ноги, ноги, у кого длиннее, у кого короче. Тонкие девчоночьи ноги в красных брючках обо что–то споткнулись. В комнату проник разноголосый смех.
— Ты слышала, что я сказал? Дрель, видео, кассеты, фотоаппараты и телефон.
Дорте подошла к чулану, открыла его и нагнулась, чтобы найти вещи Бьярне среди разбросанных джинсов и обуви. Полотенце соскользнуло у нее с головы, и от мокрых волос шее стало холодно.
— Артурово дерьмо мне не нужно, только стоящие вещи. Я не собираю тару! — заявил Бьярне и подошел к ней. Там он остановился, пуская вниз клубы дыма и стряхивая пепел прямо на пол.
Дорте опускала в пластиковый пакет вещь за вещью. Потом она распрямилась и потерла рукой поясницу. Дрель была такая тяжелая, что Дорте просто по полу пододвинула ее к Бьярне. В конце концов она закрыла чулан и отдала ему пакет.
— А телефон? — грозно сказал он, проверив содержимое пакета.
Дорте снова открыла чулан и сделала вид, будто ищет телефон среди царящего там беспорядка. Сердце у нее стучало где–то в животе и на шее.
— Нет телефон. Ты смотреть! — не оборачиваясь, сказала она.
