— Вам налить еще супа? — предложила Марика, но Эндре лишь покачал головой и посетовал:
— Надо было по пути бутылочку вина или хотя бы пива прихватить...
— Обойдетесь и водичкой... — Она налила воды из кувшина и улыбнулась: — Наше здоровье! Вообще-то мне нельзя пить: я быстро пьянею, у меня начинает болеть голова, я чувствую себя такой несчастной, что даже плакать хочется. Ненавижу себя за эту чувствительность, ну как декадентка какая-нибудь...
— Я тоже не терплю пьяных.
Марика пошла на кухню мыть посуду. Эндре последовал за ней.
— Вам помочь? — предложил он.
— Ни в коем случае!
— Я прекрасно вытираю посуду.
— Это не мужская работа.
— Хорошо, если бы вы написали об этом министру обороны, — пошутил Эндре.
Он уселся на табурет, прислонился спиной к стене и залюбовался девушкой, освещенной косыми солнечными лучами, пробивавшимися в окошко. «Такую девушку я смог бы полюбить по-настоящему, — думал он. — И зажили бы мы с ней в этом уютном домике...»
— Почему вы молчите? — спросила, обернувшись, Марика.
— Не люблю много разговаривать.
— Не хотите обнародовать свои мысли, не так ли?
— Вообще-то да. Человек, собственно, свободен до тех пор, пока он способен мыслить. У него все можно отобрать, но только не мысли... не способность мыслить...
— Это не совсем так. — Марика поставила тарелку на стол. — Мысли человека, как мне кажется, не могут не зависеть от окружающего его мира. Можно привести много примеров, когда одни люди искажали мысли других. Мысль нельзя долго держать в самом себе. Она должна быть высказана. Нечто подобное писал ваш отец в одной из своих книг. И я считаю, что он прав. У него же я нашла довольно подробное описание диалектики мышления. Это место мне пришлось перечитать раз пять, пока я все поняла. «Искусство, — пишет ваш отец, — есть не что иное, как стремление мысли к ее проявлению в самых различных формах. Поистине талантливое произведение искусства живет до тех пор, пока высказанная в нем мысль или же мысли ищут и находят отклик в сердцах людей. Не будучи воспринятыми другими людьми, они умирают. Человек живет для того, чтобы мыслить, и мыслит для того, чтобы жить...» Хорошо я выучила цитату?
— Превосходно, — ответил Эндре. — С вами нелегко спорить, у вас, так сказать, философский склад ума. Но мне не нравится, когда женщины начинают философствовать.
— Я и не философствую вовсе, — возразила Марика, выливая в раковину грязную воду. — Только не люблю, когда простые вещи искусственно усложняют. По моему мнению, жизнь должна быть простой и естественной. — Вытерев руки полотенцем, она оперлась о стол: — Конечно, я знаю, что не самая красивая и не самая умная. Но я знаю также, что на свете не бывает чудес, знаю, что любые мечты должны иметь под собой какие-то реальные основания. Я, например, понимаю, что не каждая девушка может жить в столице, что кому-то надо жить и в провинции. И если я не хочу чувствовать себя несчастной, то не должна попусту мечтать о Будапеште, а должна искать свое счастье здесь, в провинции. Известно мне и то, что необыкновенных людей на свете очень мало. Следовательно, не стоит мечтать о каком-то необыкновенном муже. Я могла бы привести множество факторов, с которыми современная девушка безусловно должна считаться, если она не глупа. Однако я не стану перечислять их... Теперь я пойду приму душ, а вы пока отдохните или займитесь чем-нибудь...
— К сожалению, этого я сделать не могу.
— Почему?
— Слишком много препятствий.
— А что вы хотели сделать? — спросила она.
— Вам я могу признаться: мне бы хотелось поцеловать вас, — проговорил Эндре, но с места не сдвинулся. — Я вот смотрел на вас и думал, что вы странная девушка. Вы, например, не побоялись впустить меня в свой дом, поверили, что я порядочный человек...
— Я думала об этом, — сказала Марика, — но тут уж приходится полагаться на себя. Такова, так сказать, реальность. Впрочем, мама не раз предостерегала меня, что если мужчина предлагает встретиться или приглашает куда-нибудь поужинать, то всегда следует помнить о том, что он ждет за это благодарности, надеется на что-то, что если я соглашусь пойти на квартиру одинокого мужчины, то тем самым я поощряю его любовные притязания, и нечего удивляться, когда он попытается обнять или поцеловать меня. Но сейчас-то я нахожусь в своей собственной квартире...
— Значит, вы считаете, что инициатива должна исходить от вас? — улыбнулся Эндре.
— Я вовсе не это имела в виду...
«Она слишком рационалистична, — думал Эндре, оставшись в одиночестве. — И потом, либо она очень порядочная, либо очень хитрая, но, как бы то ни было, мыслит она довольно интересно. Я, конечно, сам виноват: зачем рассуждать о высоких материях с девушкой, у которой хочешь добиться легкого успеха? Но что же делать, если я не умею ухаживать? Вся беда в том, что я чересчур откровенен. Однако в данном случае это неплохо: Марика не заслужила, чтобы ее обманывали. Она мне нравится, и мне приятно просто разговаривать с ней...»
— Вы такая красивая! — восхищенно признался он, когда девушка, переодевшись, появилась на пороге.
— Я вам нравлюсь?
— Очень.
— Тогда пойдемте, — заторопилась она.
— Куда? Еще рано.
— Вы же сами говорили, что хотите посмотреть наш город.
Они вышли из дома и направились по дороге, обсаженной липами и елями. Шли не спеша, иногда останавливались, чтобы полюбоваться красивым ландшафтом. Марика, словно профессиональный гид, рассказывала юноше об истории городка. В далеком прошлом все эти земли принадлежали семье богача Хомоннаи. Здесь находилось их родовое гнездо. А во время турецкого нашествия завоеватели по неизвестной причине обошли город стороной.
Эндре остановился и с интересом осмотрел остатки крепостных стен и полуразрушенную башню у ворот, через которые можно было попасть в город. Этот вид вызвал у него воспоминания детства. Крепостные стены! Два этих таинственных слова приводили в свое время впечатлительного мальчика в трепет, ассоциировались в его мозгу с мужеством и героизмом защитников города, который осаждали враги. Сколько раз он мысленно видел себя в их рядах!
Он еще учился в школе, когда прочитал роман «Звезды Эгера». Школа находилась на улице Сентендреи, и мальчуган с нетерпением ожидал конца уроков, бежал домой, торопливо обедал и выскакивал в сад... Он представлял себя Гергеем Борнемисса, а Жоке доставалась роль Евы. Вместе с сестренкой они строили из песка и камней город-крепость Эгер. И маленькому Эндре очень хотелось стать таким же героем, каким был Гергей Борнемисса...
— О чем вы задумались? — Марика осторожно дотронулась до руки Эндре.
— Так, глупости, — отмахнулся юноша и взял девушку под руку. — Вспомнил, как, будучи мальчишкой, мечтал стать воином.
— В таком случае вы принадлежите к числу тех немногих счастливцев, чья мальчишеская мечта сбылась.
— Да. Разве это не странно? Когда мы вырастаем, то неохотно вспоминаем о своих детских мечтах. Что-то с нами происходит, но вот что именно? Почему сейчас нам уже не нравится то, чем мы так восхищались в детстве?
— А я, когда была маленькой, хотела стать учительницей. И вот я стала ею и чувствую себя вполне счастливой.
— Я по-хорошему завидую вам.
Они присели на остатки старой крепостной стены, построенной на краю глубокого обрыва. Отсюда открывался прекрасный вид на город. По склонам холмов кое-где пробивались зеленя.
— Вам ничего не приходит на ум? — спросила Марика.
— Разве только то, что вы мне все больше нравитесь.
— Вы не видите ни одной заводской трубы.
— Действительно! Значит, здесь абсолютно чистый воздух.
— И все же, несмотря на чистый воздух и красоту здешних мест, молодежь каждый год уезжает отсюда в город. В сельхозкооперативе «Рассвет» постоянно не хватает рабочих рук...
— Меня, если говорить откровенно, мало интересуют заводские трубы и сельхозкооператив «Рассвет», откуда молодежь почему-то уезжает в город... — перебил ее Эндре и осторожно обнял за плечи. — Хочется, чтобы никуда не уезжали вы, чтобы навсегда остались со мной.
— Хотите поухаживать за мной?
— Я не знаю, чего хочу. Когда мы были в вашем доме, я невольно ловил себя на мысли, что мне хочется схватить вас в охапку и поцеловать...
— Почему же вы не сделали этого?
— Решил, что вы не заслужили такого обращения.
— Этого я действительно не заслужила. У вас есть невеста?
— Нет.
— Ухаживаете за кем-нибудь?
— За вами, но довольно глупо и безрезультатно.
— Сейчас речь не обо мне...
— Была у меня одна девушка, но я порвал с ней после смерти матери. Да я, собственно, и не ухаживал за ней. Просто у нас с ней были близкие отношения...
— Без любви?
— Нам было хорошо вдвоем... Возможно, поэтому мы так легко расстались. В том кругу, в котором я вращался до армии, мужчины и женщины частенько встречаются, не испытывая горячей любви друг к другу. И все это преподносится как нечто естественное, само собой разумеющееся.
