Итак, мы за подлинность чувств. Ибо лишь подлинные чувства и достойны именоваться таковыми, то есть подлинными чувствами. Мы же предстоящие чувства таковыми и намерены именовать. Наименуем-ка сразу, чтобы потом не забыть: речь в данной главе пойдет о подлинных чувствах – точнее, об одном из них, а именно: о чувстве горячей и преданной любви. Кого к кому – пока умолчим. Может быть, и потом тоже умолчим… так ничего вообще и не скажем: вот здорово-то будет! Получится просто поэзия – и все: это ведь для поэзии, как нам на каждом углу говорят, важно само чувство, а не носители чувств. К примеру, подлинный объект чувств великого поэта часто оказывается отнюдь не таким привлекательным, каким запечатлевает его то или иное бессмертное произведение литературы. Напротив, подлинный объект чувств чаще всего уродлив, если вглядеться в него попристальней: вглядишься – и увидишь, например, что у вдохновительницы бессмертных лирических строк на кончике носа бородавка величиной со страусиное яйцо или что она лысая вся с ног до головы, даже ресниц нет – ни одной! Да и сами поэты обычно – оторви да брось. Взять хоть любого из ныне живущих: просто паноптикум какой-то… эх, да что говорить! Зато чувства испытывают – красивые и величественные, тут уж греха в мешке не утаишь.
…а приятно – так вот неожиданно обнаружить, что вопреки рассудку создал проникновенно лирическое произведение! И что в тех местах, где ты ни о чем другом и не помышлял, как об игре недюжинного своего ума, читатель обливается горючими слезами. Спросишь его в такой момент: «Ты чего, читатель?», – а он тебе сквозь слезы: «Героев настоящего художественного произведения жалко!» – и дальше рыдать. Ради этого на что же не пойдешь, чем не пожертвуешь? Да на все пойдешь и всем пожертвуешь… тем более, что и жертвовать-то уже почти нечем: в прошлой главе, как наиболее злопамятные из читателей, разумеется, не забыли, настоящее художественное произведение окончательно утратило реалистическую основу. А утрата таковой для любви первое дело.
Перенесемся же в Швейцарию, ибо вписать подлинную страсть в окружающую нас действительность никогда особенно не удавалось – нам, во всяком случае. Может, кого другого и привлекает любовь на фоне дальнейшей демократизации государственной структуры… но сексуальных отклонений столь экзотических не знает простая, как пионерская песнь, личность автора настоящего художественного произведения. Для нас гораздо привычнее Швейцария – с ее застрявшими у всех в свиной печенке романтическими пейзажами, более способствующими развитию страсти и достижению ею своего апогея, чем родина-мать с ее морозами, медведями и тремя президентами, одним за другим. А то, что в Швейцарии придется давать отпор вооруженным бандам банковских воротил, едва ли сильно испортит прелесть путешествия, не правда ли?
Банковские воротилы сидели за длинным столом и курили сигары, как у них, банковских воротил, заведено не нами. Сигары они курили одни и те же, что неудивительно, поскольку, если один банковский воротила выбирает самые дорогие сигары, то второму деваться уже некуда: приходится курить те же, ибо по более-то высокой цене сигар не бывает! Кстати, по той же причине и одеты они были все одинаково, и обуты, и пострижены, и побриты, не говоря уже о том, что рост, вес, возраст, национальность и половая принадлежность их тоже совпадали, как, кстати, и имена, а также фамилии. Чтобы все-таки иметь хоть какие-нибудь отличительные признаки, банковские воротилы Швейцарии пронумеровали друг друга в случайном порядке – так и выступали под номерами, словно игроки какой-нибудь посредственной футбольной команды, состава которой никто не знает и знать не желает.
Прямо в данный момент воротила № 19, туша сигару строго в тот же момент и в ту же пепельницу, что и остальные – под номерами от 1 до 191, – задумчиво говорил:
– Значит, так… Всё! Это больше не игрушки. В стране теперь уже донельзя явно наблюдается совершенно наплевательское отношение к деньгам как средству существования. Долее терпеть невозможно. Когда я сегодня исключительно для проверки предложил нищенке на улице тысячу швейцарских франков, она послала меня так далеко, что я не дошел дотуда и даже таксист везти отказался. А вслед мне она прокричала: «Я хотела бы упрекнуть тебя в меркантильности. Упрекаю: ты меркантилен, банковский воротила!» Думаю, что все здесь помнят, кому принадлежат эти слова.
Банковских воротил передернуло (слева направо, как на фотографии) от неприятного воспоминания о Рединготе, имя которого им было действительно хорошо известно и столь же хорошо противно. Дело в том, что брошюра Редингота под названием «Крохотный трактат об огромной окружности» – собственно, приветственная речь в адрес делегатов Умственных игрищ под девизом «Думай головой!» (о выходе брошюры в свет автор настоящего художественного произведения забыл уведомить читателя в свое время, а теперь автора уже нет в живых, – так что, наверное, слишком поздно) – давным-давно была у всех на устах. Даже когда одна швейцарская девушка, не подумав, воспользовалась губной помадой, возлюбленный подозрительно спросил ее перед тем, как начинать целовать: «Что это у тебя на устах, дорогая, – там, где должна быть книга Редингота?» – «Ой!» – испугалась швейцарская девушка и, краснея, немедленно стерла помаду с уст, на которых тут же проступила книга Редингота и в которые лишь после этого ее упоенно принялся целовать бдительный возлюбленный.
Так что не знаю, как вас, а меня отнюдь не удивляет реакция банковских воротил. Брошюра Редингота и в самом дел е на дел ала дел (цепочка однокоренных слов, употребленная только что, призвана придать тексту еще большую выразительность) в стране, до выхода брошюры интересовавшейся только деньгами. В настоящее время деньги совершенно перестали привлекать население Швейцарии. Владельцы самых дорогих магазинов несколько недель тому назад облили бензином и сожгли все содержимое торговых залов и витрин, перейдя на продажу единственно популярных теперь футболок до колен, годившихся для лиц любого пола и возраста, – а именно белых футболок, с надписью сверху донизу (на груди) и снизу доверху (на спине): «Не в деньгах счастье!» Футболки такие стоили баснословно дорого, но люди именно потому их и покупали… кстати, больше никакой одежды отныне нигде и не продавалось.
Швейцария (разумеется, за исключением банковских воротил, так как банковским воротилам приходилось одеваться за границей, причем, разумеется, всем – за одной и той же границей… и не надо, не надо, милый читатель, ловить меня на противоречиях!) разгуливала в одинаковых футболках и на каждом шагу цитировала брошюру Редингота. Что касается Абсолютно Правильной Окружности из спичек, то построение отрезка, приходящегося на Швейцарию, общими усилиями было уже почти закончено: далеко в Альпах оставалось метров сто-сто пятьдесят – всего-то! Правда, над пропастью…
Местечко это имело поэтическое, как всё в Швейцарии, название «Над пропастью во ржи». Преданий от том, откуда происходило такое название, не сохранилось. Существовала, правда, в местном музее старинная картина, на которой два ребенка из бедной семьи пересекали пропасть по тоненькой полоске произраставшей прямо в воздухе ржи, – впрочем, это мало что проясняло. Так или иначе, но в данный момент никакой ржи над пропастью не произрастало – и Абсолютно Правильная Окружность из спичек прокладывалась непосредственно по воздуху… то есть хуже не придумаешь! Спички падали прямо в пропасть – туда же падали и те, кто их выкладывал. Со всей очевидностью, пропасть была глубокой…
В этот-то ответственный момент, когда до завершения работы было уже практически рукой – правда, еще все-таки довольно длинной – подать, банковские воротилы и замыслили недоброе. Замысел их отразился в соответствующем документе с одноименным названием «Недоброе», единогласно принятом Советом банковских воротил. Целью принятия документа было не дать швейцарцам достроить Окружность и вернуть страну к ее меркантильному прошлому.
План, разработанный для реализации этой отвратительной каждому читателю цели, предполагал увеличение местечка под названием «Над пропастью во ржи» раз в сто – посредством мощного взрыва. Боеприпасы банковскими воротилами были уже собраны – они хранились в колокольне, речь о которой пойдет в следующем абзаце. Мощный взрыв должен был служить точкой в истории построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек на территории Швейцарии. Да и в истории построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек как таковой, ибо прорыв хотя бы на одном из ее участков означал бы – и это каждый дурак понимает! – не построение Окружности вообще.
Правда, на «вообще» банковские воротилы плевали, время от времени забираясь специально для этого на ту самую колокольню – одну из тех, что в изобилии украшали страну. Колокольня – понятно почему? – получила красивое, как всё в Швейцарии, название «Поплавок». Постепенно колокольня «Поплавок» стала излюбленным местом сборов банковских воротил и своего рода ставкой: именно здесь принимались важнейшие решения, и даже в настоящий момент банковские воротилы сидели в «Поплавке». У подножия «Поплавка» барахталась в слюне небольшая демонстрация, прознавшая о документе под названием «Недоброе» из грязной бульварной прессы и выражавшая свой протест посредством отказа принимать горячую пищу. Всего каких-нибудь шагах в двадцати от демонстрации стояли работники швейцарского общепита с судками и сковородами наготове: в судках дымились крепкие бульоны, клокотали наваристые супы, булькали овощные пюре и рагу, со сковородок прыгали во все стороны плотные бифштексы, на противнях шипели, как змеи, сочные сосиски и бились лбами сытные отбивные… Сами же работники швейцарского общепита уже охрипли от призывов в адрес демонстрантов принять горячую пищу, но слышали в ответ упорное: «Мы отказываемся, ни за что не примем!» – и с ужасом наблюдали за тем, как демонстранты демонстративно же пожирают холодные закуски – причем в изобилии.
