— Незваных бы в шеи, а там, глядишь, и наладится, — говорит Председатель.
«Своих бы в шеи, что незваными стали, потом оставшихся проредить мелким гребнем, — думает Георгий. — Древние лечили кровопусканием, не разделяя человеческий организм и организм государства, заставляя включаться резервам. Разве сам, когда начинает лезть простуда, не ищешь холода, не ложишься в холодную воду, заставляя включиться защиту по самой полной — вышибить болезнь, когда она еще слаба? Но слаба ли сегодняшняя болезнь? Если гангренизировано все тело, про что, впрочем, лгут — не может быть такого, чтобы на все тело России это передалось! Золотушной она стала — это точно, но «золотуха» — кожная болезнь, поверхностная, наносная — это лечится. Но, если глубже, если… Тогда тоже… Как там говорил Извилина? После всякой смуты рождается Империя. Вывод? Понятен вывод: — Приблизь смуту! Пусть Извилина про это не говорит, но подает не только мысль, но и то, что за мыслью…»
— А сам почему председателем? — спрашивает Георгий, переводя разговор в другое русло.
— Для того и генерал, чтобы ничего не делать! — говорит за хозяина его вторая половина, выставляя губницу — кушанье из муки с брусникой.
Председатель вздыхает как Георгий.
— Женки, что лошади — товар темный. Тут машину подбираешь: так и этак ее, уже на всех оборотах, вроде и подходит по всем статьям, а возьмешь — с таким норовом окажется, пока подладишься, а эта… Норов сама меняет, четное с нечетным путая.
— Не равняй с механикой! — восклицает жена. — Или плоха стала? Под тепло терпи и выхлоп!
Георгий любуется хозяйкой. Скажет, так скажет, словно колодезной за шиворот вольет — остальное время молчит. Редкое качество для женщины. Хотя, если подумать, ни в чем нет идеала — молчит выразительно, не мышкой, а кошкой — хоть с лица у нее читай! И Георгий вынуждает себя признать, что нравятся ему люди, которые умеют молчат так, будто речь толкают.
Хозяин тоже насквозь понятен — настоящий русский. Не родился таким, так впитал от земли. Если ругаться, то для отведения души, драться — для встряски сердца, чтобы проверить его на испуг. Не того характера, кто, вспоминая обиду, всякий раз переворачивает свечу комлем вверх — отчего все свечи сгорают к середине… С привычкой, как у всех деревенских, постоянно что–то делать и не считать это за работу.
— Какого гада машину купил нерусскую? — говорит хозяйка. — Вот теперь и мучайся с нею!
— Зараза итальянская — чих у нее такой, будто простудилась на жестоком для нее климате, — поясняет Председатель.
— Может, нажралась не того! — выявляет хозяйка свои познания в технике. — Ты какой бензин в нее залил?
— Самый лучший!
— Наш?
— А какой здесь еще может быть? Наш!
— Вот–вот! Наш она жрать не будет!
— Заставим! — скрипит зубами Председатель, соображая, что придется заново снимать топливной насос и фильтры… — Где нет помех, там нет услады!
— Она одна — сплошная помеха!
— Как и ты! — утверждает Председатель и жалуется Георгию, поминая обиды: — К примеру, в запрошлый год на одиннадцатое сентября юбилей выдался — пятилетие. С утра по телевизору плач — ежегодный сбор соболезнований, друг перед дружкой выгибаются, кулачками грозят. Хотел этот цирк посмотреть, так не дала — взяла, да выключила!
— Почему я должна их жалеть? Христос менял из храмов выгонял бичами, а тут меняльные храмы свои понастроили повыше церквей, что церквей — туч выше! — это что? Замаливать грошики себе и детишкам на пропитание? Вот тряхнули их боингами, как дланью, да и посыпались менялы. Выше Храма ничего не должно быть!
— Не заговаривайся! — обрезает Председатель. — Менялы–то как раз в тот день на работу не вышли, а гибли там одни дворники, да пожарники. Работяги, короче.
— Правда, что ли? — удивленно вскидывает глаза хозяйка, но смотрит на Георгия, словно муж для нее не авторитет.
Георгий кивает.
— Чего ж так? Проболтались, когда вдарят?
— А ты вспомни, как Марсик, сосед наш — дали же уроду имячко! — словно коту какому–то! — забулдыга беспросветный, страховку получил за свою гнилушку? Сам запалил, а свернул на проводку! — говорит Председатель. — Здесь тоже, небось, под снос было предназначено, сносить дорого, а тут не только снесли, но и страховочку сверх того получили.
— Эх, человеки!
Хозяйка сердито выходит, хлопая дверью.
— Что за Марсик?
— Да так… Потеет жравши, зябнет работаючи. Речей не стоит, — отмахивается Председатель и спрашивает: — Теперь таким самое время выпало
— Народишко в поганство обратился?
— Это ты брось! Народ всегда одинаков, и в нем есть и великое, и поганое одновременно. Вопрос в том, какие качества народа сумеют пробудить. Что, как сегодня говорят, спонсируется. Понятно, что властью, всякому отдельному это дело не вытянуть. Вот ты не от этого ли ушел? Чем там занимаешься?
— Сдаю в аренду тело, мозг и душу на срок, определенный контрактом.
— Душу–то зачем?
— Без души дела не сделаешь, фальшь получится, спотыкание. На самом простом — пробуксовка, да и ученики чуют. Там инстинктами думают. Сказать, придраться не могут, но чуют, кто сполна из себя выжимает, без остатка, а кто только вид делает. И потом, дела без души быстро привыкаются — протухнешь на душу.
— Много работы?
— Работы много. Кто–то соседями недоволен, и повстанцев — тех, кто их разъедает — подкармливает, снабжает и обучает. Мало кто в сопредельных государствах соседом доволен. И тут недовольные, сам понимаешь, дополнительные найдутся, в том числе и соседи соседей… Ликбезом приходится заниматься — тактикой действия в составе подразделений, чтобы не сам по себе, да не абы как. Плюс, по оружию консультации — доселе незнакомом по региону. Дел много… Только не все платить в состоянии. Смена диктатора, который «зарвался» и решил перепродать свои недра вовсе не той корпорации, по которой было решение. Смена власти… Там такое, в стране на какой–то миллиончик жителей, вполне такое можно произвести силами в сто или двести контрактников. Плюс в минус перевести или наоборот — как закажут. Проблему так называемых повстанцев решить, которые до того занимались по большей части бандитизмом, паразитируя на населении. Впрочем, это единственный способ там выжить — обложить «налогом на жизнь» какой–нибудь региончик. Проблема повстанцев решаема в ту или иную сторону. Можно списать, а можно не списать, а только их лидеров, а попутно сделав из них героев, знамя и идею, поднять до власти, но уже со своим руководством, тем, которое за это платит, пусть и талонами, закладными на будущие желтые коржики. Так делается всегда и везде, только в разных размерах. Дальше — больше. Случается, в расклад вступают игроки–тяжеловесы. Концерну «А» не нравится, что концессия на разработку получена концерном «Б». Группа «А» не может вступить в открытую войну на своей территории, тем более в странах, где, вроде бы, все железно поделено, но… почему бы и нет? И так далее… Но главное в этом — знаешь что?.. Это… Все это — Россия через какое–то время! Это наше будущее отбрасывает тени… Потому для меня Африка — учебный центр, полигон.
— Может и мне туда податься? — говорит Председатель, косясь на дверь. — Стрелять умею.
— Уменье дорого, не в раз дается. Просто «гуси» без приставки «спец» уже не нужны. Африканцы вполне выучились не только тактике малых подразделений, но и стратегическому планированию, оперируя довольно крупными соединениями. Им вполне по силам проводить операции по захвату укрепленных городов, даже столиц. Да и как исполнители стоят они в десятки, порой, а то и в сотни раз дешевле наших — расходного материала много. Работы для иных «спецов» стало много меньше. В общем–то, теперь там только особые «спецы» и нужны. Летуны ли на старые «Миги» — повстанцев утюжить, инструктора ли для повстанцев — учить как эти «Миги» сбивать, но только на обычных капралов, на стрелков, больше того спроса нет. Взводных на свою голову наготовили много, как бы впрок заготовляли, и выяснилось, что некоторых из них слишком хорошо готовили, не так надо было бы. Выбывают они не столь скоро, как хотелось, и новых учат теперь сами. Вечные проблемы, вечный урок…
Председатель хмыкает.
— На председателей заявок нет, — неловко шутит Георгий. — Потом, все не так прибыльно, как кажется. Фирма забирает себе 75 % от суммы контракта — это только за предоставление посреднической услуги, фактически ничего не гарантируя, не беря на себя ни малейшей ответственности, никаких обязательств по «фарс–мажору»: как вытащить из пекла, когда только помощь «извне» откладывает скорые «кранты»… Занятно, что посредники почти в ста процентов случаев евреи.
— «Еврей шашечкой махать не будет»? — поминает Председатель поговорку времен Гражданской.
