— Ну и жарища, доложу я вам.
— Печет как в аду, — зевнул Бейкс и снова громко постучал — хозяин, наверно, ничего не слышал из-за включенной радиолы.
От духоты Бейксу сделалось дурно, он прислонил голову к дверному косяку и закрыл глаза. Тут же ему приснилось, будто он бежит вверх по эскалатору, идущему вниз, выбивается из сил, но остается на месте, не приближаясь к знакомому голосу, который говорит: «Привет, привет, старина Бьюк!»
Бейкс открыл глаза — в полурастворенной двери стоял Томми.
— Проходи, проходи, Бьюки, дружище! Тысячу лег тебя не видел. Когда мне передали, что ты придешь, я сказал себе: Бьюк снова взялся за старые проделки, а?
В комнате уже не гремела музыка. Поверх курчавой шапки волос Томми Бейкс разглядел скомканную тюлевую занавеску, старомодный фаянсовый кувшин и эмалированный таз на умывальнике. Бейкс с радостью отметил, что окно распахнуто. Даже Томми одолела жара. Обычно он целый день репетировал замысловатые па в черном смокинге, застегнутом на все пуговицы. Сегодня же Томми был в одной майке да отутюженных черных брюках, с которыми так и не решился расстаться.
Бейкс сел на край скрипучей двуспальной кровати. Томми запер дверь и, пританцовывая, подлетел к нему, маленькие ножки так и мелькали, ослепительная улыбка точно сошла с рекламы зубной пасты.
— Ну, ну, ну, дружище Бьюки, как поживаете, сэр? — Всегда он был весел, счастлив, все ему было нипочем. Он жил в мире воркующих саксофонов и всхлипывающих скрипок, иной мир существовал для него лишь постольку-поскольку.
— Все бы ничего, — ответил Бейкс, — только вот жарко и спать чертовски хочется.
Он стащил с себя пиджак, чувствуя, что рубаха прилипает к телу.
— Дьявольская жарища, — подтвердил Томми. — Последняя в это лето.
Он подошел к окну и отдернул тюль подальше в угол, уповая на сквознячок.
— Вода в кувшине есть? — спросил Бейкс. — Не плохо бы сполоснуться.
— Конечно, конечно, конечно, братишка Бьюк! — Томми привык изъясняться в ритме танцевальных мелодий. Фокстрот сменялся вальсом или военным тустепом, в зависимости от темы разговора. Он закружился по комнате, роняя капельки пота на пол.
— Когда ты кончишь паясничать? — сонно буркнул Бейкс.
— Смейся, па-яц… — заорал Томми, наливая воду в таз. Потом посерьезнел, перейдя на медленный, печальный блюз — Как идет дело, старина?
Томми имел лишь смутное представление о «деле», которым занимался Бейкс. Он знал только о распространении каких-то листовок по ночам, о подготовке забастовок. Такое «дело», что можно в два счета сесть. Он задал этот вопрос из вежливости. Самому Томми для счастья нужно совсем немного: чтобы был классный оркестр, быстроногая партнерша да гладкий паркет. Он знал назубок все мелодии и самые последние па. Томми часто менял работу — рассыльный, дворник, судомойка, — брался за что угодно, лишь бы в конце недели хватило на новый танцевальный диск. Нынешние дикие пляски были ему не по душе, он предпочитал танцы в стиле прошлого поколения. Выцветшая фотография эстрадного дирижера Виктора Сильвестра улыбалась со стены. Под ней, как алтарь, сверкала радиола. Пластинки хранились на специальной подставке, каждая в отдельном конверте.
— Идет мое дело, — ответил Бейкс. Он обтирался влажной губкой над умывальным столиком, а Томми что-то напевал про себя.
— Я повешу твою рубаху за окно, брательник, ля-ля-ля! Как насчет чая на двоих, тебе и мне, мне и тебе?..
— Я бы выпил простой воды, — сказал Бейкс, вытираясь дырявым полотенцем.
Томми достал с полки стакан, и Бейкс налил себе воды из кувшина. Сев на кровать в одних трусах, он залпом осушил стакан.
— Черт, так-то лучше. — Он взглянул на Томми. — Слушай, парень, можно мне здесь пожить?
— Что за вопрос, мистер Бьюк! — Томми обнажил белоснежные зубы. — Как раз я си-ро-та!..
— А куда девалась та, что я видел в прошлый раз? Как ее звали? Гвенни?
— Ах, знаешь, старина, женщины приходят и уходят, приходят и уходят.
— Настоящий Казанова, черт тебя дери!
— Что я могу поделать, если они без ума от того, как я танцую!
«Ах ты хвастун никчемный, — думал Бейкс, улыбаясь Томми. — Впрочем, не такой уж никчемный».
Они знакомы не первый год, и Томми испытывал что-то вроде неосознанного уважения к этому чудаку, который, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, забивает себе голову политикой. Все, что Томми делал для Бейкса, было продиктовано дружескими чувствами. Он выполнял любые поручения охотно, но не вникая в суть.
— Слушай, ты, чертов клоун, — вслух сказал Бейкс, — можешь сходить для меня в одно местечко?
— Конечно, Бьюк, ты ведь меня знаешь. А далеко это?
— Недалеко. Аптека Польского.
— Аптека? Так ты заболел?
— Я здоров, приятель, и не задавай дурацких вопросов.
— О'кей, Бьюк, ты меня знаешь.
— Итак, аптека Польского. Вот адрес. — Бейкс объяснил, как отыскать нужную улицу в предместье. — Я дам тебе денег на автобус.
— Отлично, Бьюк. Аптека Польского. Найду!
— Да уж постарайся. Дело важное. — Бейкс зевнул в кулак и продолжал: — Спросишь самого мистера Польского, хозяина. Ты понял?
— Понял, Бьюк.
— Скажешь, что пришел за лекарством для Артура. Для Артура.
— Спрошу мистера Польского, лекарство для Артура. Это все?
— Все. Принесешь мне, что он тебе даст. Только не заверни куда-нибудь по пути.
— Не беспокойся, Бьюк. Я примчусь, как «Чатануга Чу Чу». Лекарство для Артура у мистера Польского. А если я его не застану, тогда что?
— Застанешь. Ну, жми-дави. — Бейкс потянулся к пиджаку и высыпал мелочь на ладонь Томми. Тот уже надевал рубаху.
— Ты, видать, чертовски устал, Бьюк. Ложись баиньки. «Я разбужу, тебя, когда закат озарит багрянцем сад!» — Он беспечно захохотал, подхватил со стола таз и выскочил за дверь выплеснуть перед уходом воду.
Бейкс лег на кровать и закрыл глаза. От подушки кисло пахло бриолином. Он расслабился, и сон наконец взял над ним верх. Он успел еще подумать: «Хорошо бы, приснилась Фрэнсис», но тут же впал в глубокое забытье, без сновидений.
Впервые они встретились с Фрэнсис на потешной ярмарке. Бейкс ступил из ночного мрака в вольфрамовое зарево разноцветных гирлянд, протянутых на столбах от балагана к балагану. Пронзительная музыка, обрушиваясь из громкоговорителей, служила лишь фоном для прочих звуков: грохотали аттракционы; визжали девушки, взлетая в небо на чертовом колесе; как хворост, потрескивали в тире ружья; стучали по брезенту кегельные шары.
— Два цента за бросок, шесть шаров на десять центов, — метнулся к нему зазывала без пиджака, но Бейкс покачал головой и пошел дальше, продираясь сквозь толпу, бурлящую у аттракционов, мимо женщин в очереди перед будкой гадалки. Шум дубасил его, он брел оглушенный, под градом нестройного многоголосья. Очумелые визги и смех смешивались с трубным ревом буги-вуги. Пианино и контрабас бушевали как штормовое море, ритм тонул в потоках обезумевших децибелов.
У Хамада, его дружка, в тот вечер была сверхурочная работа, и Бейкс от нечего делать завернул на ярмарку, разбитую на пригородном пустыре. В кармане было три полкроны и пригоршня меди, и он решал, спустить ли их в кегли или же попробовать силы в метании колец. Не так-то просто накинуть кольцо на дешевенькую вазу, или златокудрую куклешку, или бутылочку с одеколоном. Но если попадешь — забирай мишень себе, это твой приз.
«Небось хозяева на призах не разорятся», — думал Бейкс, кружась в людском водовороте. Пыль бурым дымом взлетала из-под ног. Он споткнулся о протянутую веревку, и кто-то рявкнул у него над ухом:
— Эй, приятель, ослеп, что ли?
Он разглядел смуглое, будто грубо и наспех вырубленное из красного дерева лицо. Трое парней ловко оттеснили его за угол, и Бьюк увидел циничные улыбки, затвердевшие, как мороженая рыба, злые глаза, хищно блестевшие под козырьками мягких кепок.
— Послушай, друг, — начал один из них, — не найдется ли у тебя деньжат взаймы?
— Нет, не найдется. — Бейкс весь напрягся, надеясь улучить момент и вырваться из западни.
— Умник! — вступил второй. — Видать, не робкого десятка.
— А ну выворачивай карманы! — приказал первый с нечистым, прыщавым лицом, похожим на грязную терку. Вокруг гремела музыка, вопила толпа, с «автодрома» донесся девичий визг.
— Да оставьте его, — заговорил третий, — дался вам этот тюфяк!
— Умник, — твердил второй, поглядывая на первого, страшного и опасного, как ржавое лезвие.
Бейкс не спускал с них глаз, вглядывался в лица, стараясь угадать, кто бросится на него первым.
— Я выиграл, выиграл! — долетел чей-то крик. — Вон ту коробку конфет, с лошадкой!
Внезапно между ним и парнями втиснулся верзила в комбинезоне.
— Эй, что здесь происходит? — гаркнул он. — Опять ваши штучки! А ну катитесь отсюда, живо! И чтоб я вас больше не видел!
