На перрон шагнул проводник, взял у тети билеты; не успел как следует рассмотреть — вскочил обратно в вагон. Поезд покатился назад; в другой раз проехал мимо рабочий на подножке со свистком. Состав остановился, дернулся, опять приближается, но теперь проехал дальше. Тетя Дуня схватила мальчика за руку и потащила за собой. Проводник вышел из вагона, снова взял билеты, и Коля, запрыгнув за тетей в вагон, почувствовал, как пахнет в нем лошадьми.
Всю дорогу, зажав пальцами нос, мальчик пытался представить себе Турцию, но у него ничего не получалось, а за окном до самого Куксинска тянулся лес — от стволов деревьев и от столбов зарябило в глазах. Город начался с покосившихся заборов; за ними прогнулись крыши. Сквозь одну из них проросло огромное дерево — его нельзя было спилить: падая, оно бы разрушило все вокруг. Поезд загрохотал на мосту — внизу пролегала улица и тут же поворачивала вдоль железной дороги. За этой улицей — еще одна; по ней быстрее поезда мчались автомобили. Коля не успел опомниться, как над вагоном нависла крыша вокзала. На перроне мальчика и тетю Дуню ожидала мама с толстым дяденькой. Тот подал руку и представился:
— Николай Яковлевич.
Мальчик тоже протянул ему ладошку, однако не назвал себя, потому что не знал своего отчества. Затем, устроившись в троллейбусе у окошечка, вытаращил глаза, чтобы успеть ухватить всю суету на улицах, и, когда ему показали школу, где будет учиться, — хотя учиться не хотел, — не мог выразить восторга.
Сразу же Николай Яковлевич решил сводить их в ресторан, и они, стараясь не показывать своего затаенного нетерпения, попали в огромный зал, где расставлены полукругом столики — между ними танцевальная площадка; потолок подпирали колонны — у одной из них ступеньки винтом, и там — наверху, над залом, устроена была музыка в черных ящиках, и — как ударял в них барабан, пол вздрагивал под ногами. Коля растерялся, однако и мама, и даже тетя Дуня ошарашены были великолепным убранством и, когда уселись за один из столиков, не могли слова выговорить. Николай Яковлевич поглядывал на них, довольный, что устроил такое развлечение, и только с появлением официанта женщины пришли в себя и принялись обсуждать, что заказывать. А Коля удивился, что несмотря на всю эту роскошь здесь пахнет, как в вагоне.
Официант поспешил на кухню, а мама, в который раз озираясь, заметила:
— Почему в этом ресторане кроме нас — никого?
— Его не так давно открыли, — пояснил Николай Яковлевич, — не все еще знают. — И шепотом добавил: — Здесь раньше находилась конюшня, а когда ее переоборудовали в ресторан, кто-то распустил слух, якобы тут пахнет лошадьми, но я, например, ничего не чувствую.
Женщины заявили, что это вздор: никакими лошадьми не пахнет, а Николай Яковлевич стал вспоминать свою последнюю поездку в деревню, но тетя Дуня перебила его:
— Давайте говорить о веселом! — И тут же сама начала, какие были в другие времена деревянные вокзалы, и от ее задумчивого голоса повеяло еще большей печалью, а когда вспомнила про дощатые тротуары, стало уж совсем невыносимо.
Николай Яковлевич решил поторопить официанта и направился искать кухню. Воспользовавшись случаем, мама поинтересовалась у тети Дуни про жениха:
— Ну, как он тебе?
— Я не знаю, что и сказать, — пожала тетя плечами. — А кого ты найдешь лучше? — пробормотала она, вспоминая свою неудачную жизнь.
Когда Николай Яковлевич стоял перед какой-то дверью и будто подглядывал в щелку, — даже и не подглядывал, а хотел посмотреть, но не решался, — к столику подскочил официант с подносом и начал расставлять тарелки. Проголодавшись, женщины и мальчик набросились на еду, а Николай Яковлевич по-прежнему стоял в другом конце огромного пустого зала, буквально уткнувшись носом в дверь, и, казалось, сошел с ума. В ресторане выключили музыку, и когда в мертвой тишине мальчик и женщины управились с едой и подняли глаза, — мамин жених все же осмелился войти куда-то, а они даже не услышали, как скрипнула дверь. Без мужчины сделалось жутко среди роскоши, и женщины решили послать за ним мальчика.
Коле очень понравилось это поручение, но когда он, перебежав через танцевальную площадку, приблизился к этой двери, — почувствовал приятный холодок из щели и догадался, почему Николай Яковлевич так долго стоял здесь, и — мальчик понял: если мгновение промедлит, остолбенеет точно так же, как мамин жених, и, не задумываясь, толкнул дверь.
Попасть из ярко освещенного электричеством зала — прямо в ночь, где шелестели в парке листья на деревьях, оказалось изысканным наслаждением. Мальчик направился в глубь парка, и — чем дальше шагал, тем глубже дышал, — и у пруда, под фонарями, догнал Николая Яковлевича. Каждый раз шагнув, тот оглядывался — если уж родился в деревне, то этого из себя не изжить, — и Николай Яковлевич обрадовался мальчику, что не один здесь такой, и завел разговор, как с равным себе; наверно, он слишком был взволнован, чтобы почувствовать разницу в возрасте, и — когда вернулись в ресторан к столику, мама разрешила Коле попробовать вина.
Они еще посидели бы, но тетя Дуня боялась, что перестанут ходить троллейбусы, — ей приспичило ехать в общежитие на другой конец города — вероятно, она решила кого-то осчастливить, — и, посадив тетю на троллейбус, усталые, побрели к Николаю Яковлевичу домой.
Так поздно мальчик еще не ложился — его отправили скорее в постель, но, когда он лег и закрыл глаза, разнообразные впечатления прошедшего дня всплыли перед ним; к тому же он чересчур много ожидал от завтра, чтобы заснуть. В его комнате погасили электричество, и не прошло несколько минут, как мама позвала его.
— Что?! — откликнулся мальчик, но мама почему-то не отвечала, и он опять углубился в свои мечты, как она снова крикнула:
— Ну, Коля!
Мальчик спрыгнул с кровати, позабыв, что маминого жениха так же зовут, как и его, и приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Мама раздевалась, а Николай Яковлевич, неловко обнимая, мешал ей, и мальчик увидел свою маму в таком виде, в каком в его возрасте уже нельзя видеть. Она, обернувшись, увидела Колю в дверях и, не раздумывая, хлестанула жениха ладонью изо всей силы по лицу. Тот схватился за вспыхнувшую щеку и отшатнулся, и это все еще ничего — ей как бы необходимо было при сыне сделать некий жест, хотя это было глупо, и что бы она ни сделала — все равно это было бы одинаково глупо, — но у нее в глазах промелькнула такая непонятно откуда взявшаяся ненависть к Николаю Яковлевичу, что в один момент все их отношения, которые могли бы стать достойными всяческого уважения, были разрушены, — и тоска подступила необыкновенная, когда жизнь проходит без любви. Коля понял, что произошло что-то ужасное, бросился в свою постель и закрылся с головой одеялом. Когда мама легла в платье рядом, он тотчас уснул. Ему приснилось, как он вышел из ресторана прямо в Турцию.
Назавтра мама растолкала его чуть свет; она так и не заснула, прислушиваясь, когда пойдет первый троллейбус. Продрогнув на остановке, Коля многое передумал и, когда сели в троллейбус и поехали на вокзал, — жалея маму, посчитал нужным сказать:
— Зачем тебе этот… — и мальчик не находил слов, чтобы описать Николая Яковлевича.
— Не надо так про него говорить, — попросила мама, — он хороший человек.
— А ты красивая, — добавил Коля, — и найдешь себе получше.
Мама только усмехнулась, как он это заявил, лучше бы ему промолчать, и, когда он еще показал, что у нее не завязаны шнурки на туфлях, махнула рукой, не имея ни сил, ни желания привести себя в порядок, и все же признательна осталась сыну за эти слова, которые не всякий взрослый найдет.
На вокзале она купила в кассе билеты и после бессонной ночи перепутала платформы — вместо скорого поезда сели в электричку и, если бы не спросили у людей, поехали бы в другом направлении. Все же они, запыхавшись, успели на поезд, и неудивительно, что Коля не заметил на соседнем месте конопатую женщину с маленькой девочкой на руках, однако, почувствовав на себе пристальный взгляд, вздрогнул.
— Вы отрепетировали? — поинтересовался он.
— Да, — женщина кивнула пером в шляпе.
Когда поезд тронулся, мама завязала шнурки на туфлях, а Коля — чем дальше ехали, все безнадежнее грустил, — он размечтался уже о другой жизни, и вот теперь ему предстоит вернуться назад в деревню, и что он скажет друзьям, и — мальчик решил рассказать им про Турцию, которую увидел во сне, и — можно представить, что ему приснилось.
Проводница предложила чаю, и попить горячего так оказалось кстати, но Коля расплакался. Мама начала его утешать, когда сама едва сдерживала слезы, и ей полегчало, будто и она поплакала. Она даже не задумывалась, почему хнычет Коля, — причина казалась очевидной; тут до мамы дошло, что его слезы вызваны чем-то таким, чего ей не понять. Мальчик разрыдался, почувствовав, что мама не может сообразить, и только плечом передергивал, когда она пыталась приласкать его.
