Но мне все это, как ежу плетка. Самое мерзкое со мной приключилось еще до детдома, в обыкновенной советской средней школе. На всю нашу школу было всего два еврея — я да Пашка. Нас бы на руках носить! А тут какая-то мразь мне на спину прилепила плакатик: «Плюнь на меня!»
А почему, объяснять никому не надо: Украина же! Ты идешь и ничего не понимаешь, как девка, которой прицепят прищепку за подол платья, а нитку от нее перебросят через плечо. Девка хвать за нитку, а подол…
Пиджак был весь заплеван. На первой же перемене я пошел за школу к фонтану, помылся. Пиджак я выбросил, за что мне здорово попало от мамы.
В детдоме почему-то такого дебилизма не было. Там мы даже гадов немножко жалели, потому что и им тяжело. Если дома нет — туда не пойдешь, а если есть — туда не зовут. Как меня.
Только на праздники забирали меня домой, и я двадцать четыре часа в сутки смотрел телек. Если Витка мешала, я ее бил по коленке. Телек не трогай! Сколько хочу, столько и смотрю! Я и сейчас обожаю под телек спать. Не лежа, а сидя. Класс!
Через пять лет ко мне приехал отец, с яблоками, конфетами и сырой морковкой.
— Хочешь домой? Иди попрощайся с ребятами.
— Па! А я уже давно попрощался.
Отец увез меня в Стрежевой. Мать не провожала, она и не знала. Потом, небось, обрадовалась: а как же — навещать не нужно!
…И когда машину оторвало от земли, я даже детдом вспомнил. Да… детдом вспомнил… А потом — огонь, кислота во рту. Меня тушили, кое-как вытащили, но ни одного перелома. Сколько я разбивался — ничего. А дружок, Андрей Солдатов, в тринадцать лет погиб: сломал шею. Мать поседела на трибуне.
Я же с тринадцати лет на отцовском «москвиче» гонял с ним на дачу. Батя любил выпить, и за рулем тоже. Наденет на меня темные очки, подушку под жопу — и вперед.
Нас с папаней в городе все знали. Он же депутат горсовета, его милиция стережет: сначала догонит, потом бережет. Или наоборот?
Анатолий Семенович учил:
— Если что не понимаете, остановитесь. Я вас буду пинать и бить, пока не поймете.
— Люди, — вдалбливал он, — город — не гонки! Если кого задавите, больше за руль не садитесь: в критическую минуту труп встанет перед глазами.
— Что такое «профи»? Лукацкий, скажи.
И мы все скопом орем:
— Профессионал — это тот, кто разгонится и перед самой стеной успеет затормозить!
— Люди! Нет! Профи — тот, кто чует беду за три секунды.
Он нас учил всему, даже как уйти от погони…
— Не спешите сворачивать с магистрали в закоулки. Покатайте его, покатайте…
Все пригодилось.
Что мы вытворяли на своих картах! Зимой с парнями вышли порысачить. Холодно, но солнечно. Я, Сашка Гаврилов и Славик Городничев-татарин — тройка из одного дома. Сорвали цепочки с туалетных бачков, намотали на задние колеса.
Милиция дежурит на светофоре. Вдруг — треск, грохот, подъезжает карт, не обозначенный ни фарами, ни поворотниками, за рулем пацан. Мент вышел из «бобика»:
— Ты че, НЛО гребаное? Куда?
Пацан — по газам, мент за нами. Три карта — от одного «бобика». Уходили мы минуты три, а потом стали за «бобиком» гоняться. Тормозишь у него прямо под колесами…
Ну, отец-то дома догнал сразу. Жопа от стыда горела неделю.
Короче, я, как баран, всегда шел на красный свет. И в фирму эту бандитскую попал тоже на красный. Фирма наша была бандитская, потому что все там были бандиты.
А сделана она была так. Папа дал племяннику Андрею сто двадцать тысяч на «раскрутку». Мы не занимались рэкетом, наша фирма оплачивала все телефонные счета папиной бригады. Счета были «фирменные»: по сто, двести и более баксов за раз. Все ж по «хэнди».
Андрюха всегда матерился: неужели нельзя позвонить из телефонной будки? Но счета оплачивал аккуратно, так его «закодировали».
Наша контора базировалась в детском садике, нам выделили две комнаты с туалетом. Сейф был вмонтирован в стенку шкафа, в нем в любое время — двадцать — тридцать тысяч баксов. Была и маленькая долбаная выставка наших товаров. Торговали мы всякой фигней: свитеры, крышечки, кулечки; тут же и пара испорченных банок тушенки — для наглядности.
Андрей делал какую-то дебильную коммерцию: купили — продали, не продали — выбросили. Взял кулек за две копейки, продал за одну — и доволен! Лишь бы хватило на оплату телефонных разговоров Папиной бригады. А в сейфе всегда тысячи баксов тем не менее…
Нет, эту бандитскую коммерцию надо пережить! Везу я сырки и кулечки для паковки жратвы на ярмарку в Москву: бандиты из Измайловской гостиницы заказали. Почему бандиты? А кто же? В Измайловском кулечки могут заказать либо директор гостиницы, либо бандиты. Не мирное же население. Директор точно не заказывал.
Андрей мне говорит:
— Ты езжай, мы тебя на трассе с «БМВ» догоним, я только масло поменяю.
О’кэй! Еду без документов на прохождение границы, все у Андрея. За спиной сырки «Янтарь» и полтонны искусственного льда. Лед дорогой, четыреста баксов за кусок. Мне его целиком и забабахали в будку.
Выезжаю из Киева — нет шефа. На Каптях поворот на Москву. Что делать? Я не Чернышевский, но у меня свои правила. Три правила любого дальнобойщика: нельзя ссать на переднее колесо, только за машиной, нельзя переезжать ежа и ехать обратно. Ежа я еще не переехал, дай бог ему здоровья. Поссать мне и за машиной не западло. А назад — ни за что, даже если весь этот сырок превратится в кулечки!
Андрея все нет. На границе простоял ночь, двое суток уже. Открыть будку — холод выйдет, сыр сдохнет. Раз Андрей не приехал, значит, что-то случилось. Все же решил посмотреть, что с сыром. Открываю будку — льда нет, весь вышел! Сыр холодный, но уже начинает теплеть, как покойник.
Даю менту на КП две коробки сырков и поливаю машину водой через каждые пять минут. Вода быстро испаряется. День поливаю, ночь поливаю. Вдруг приезжает Феликс-снабженец:
— Игорь, проблемы! Андрей заехал в сервис менять масло в коробке передач. Парень-придурок, который менял, принял болт регулировки хода флажка за контрольную пробку. Хотел его отвинтить — не вышло, так он его довинтил до упора. Славянин! Андрей врубает две передачи сразу — коробка с карданом к черту, Андрей в кому:
— Ребята, коробочка новая, кто будет башлять?
А конец рабочего дня, теперь неизвестно, когда коробку поменяют. Там уже пошли разборки, бандиты понаехали.
Я его спрашиваю:
— Стоп, Феликс! Ты документы привез?
— Нет… не привез.
— А какого хрена ты приперся?
— Тебе рассказать…
— Ах, господи, как я волновался за вас! Да мне чихать. Сыр есть, он и без хлеба идет капитально. Ты не бойся, я, один черт, больше двух тонн не сожру — все равно остальное зароете.
— Да Андрей через пару дней приедет.
— Феликс, сыру уже хана!
Короче, Феликс мчит домой — триста километров до Киева. Андрей пригнал вечером. В Москве уже наши сырки не берут. Сейчас же мы по газам — и во Владимир… Там:
— Вы что привезли? Одну плесень! Я коробку домой выберу, остальное — прочь!
Ущерб две тыщи баксов. Такая труба. Андрея, коммерсанта долбаного, аж перекосило:
— Рыжий, езжай обратно.
— А сыр?
— Скинь по дороге.
Я и поехал. Подъезжаю на КП у Калуги. А там собаки бегают. Я интересуюсь у мента:
— Что за собаки?
— А, бездомные тут крутятся…
— Можно я их сырками накормлю?
— Корми, буржуй недорезанный.
Я взял коробку. А собаки учуяли сыр, собрались вокруг. Штук двадцать. Ждут. Ну, думаю, буду их потихоньку кормить. Собаки голодные, злые. Я им сырки кидаю, а они наглеют, рвут из рук. Еще две подбежали, еще три… Наконец из Калуги пришли все собаки. Все! Понятия не имею, кто им сообщил!
Мент орет:
— Хорош, блин, машины проехать не могут! Уводи отсюда свою стаю!
А собаки, как стадо овец, табунятся, ревут, в будку прыгают. Я смотрю — мент уже в свою будку заскочил и не выходит. Тогда и я — в свою и дал жару. С полкилометра бежали за мной. Вот что сыр с собаками делает! Бегут, сигналят. Когда под восемьдесят пошел — оторвались.
По дороге думал сырками таможню накормить. Там ни от чего не откажутся. Хорошо — передумал. А в общем, зря, продукт еще нормальный: плесень очистил и ешь. Тонну за тонной — по дороге все сбросил, особенно у одной деревни: гляжу — никого нет, и пошел ящиками кидать. Представляю, как обрадовались хлеборобы… Голодные же!
Кому-то страшно охота гадать: что было в первые полсекунды во Вселенной после Большого Взрыва? Ну, что было? Жарко было, это точно, молекулы плавились, воздух портился. И в следующие полсекунды было все то же: чуть-чуть лучше, чем в предыдущие, но чуть хуже, чем сейчас. Я же говорю: жара, вода кругом кипит, булькает и лучевая болезнь.
