Зарегистрировано
в единой книге учета происшествий за № 117.
Мл. лейтенант Лютиков.
№ 4
Сокрушилин: «Я очищу Россию от мрази»
Он в Москве! Трепещите, воры и бандиты, вымогатели и маньяки! Нишкните, взяточники и казнокрады! Да и простым карманным воришкам теперь не поздоровится – к нам приехал Сокрушилин, тот самый Сокрушилин, с кем встречался Президент во время своей недавней поездки по Сибири и вместо запланированных по протоколу тридцати минут проговорил всю ночь.
В кулуарах рассказывают, как все было. Когда готовилась поездка в Сибирь, Президент спросил своих советников, как там обстоят дела с преступностью? Советники поникли головами.
С преступностью как везде…
И даже хуже…
Сибирь, знаете ли, беглые каторжане…
Внуки декабристов, знаете ли…
И вдруг один, самый маленький советник, глядя в сводки состояния преступности в регионах Сибири, округлил глаза и произнес загадочное слово:
– Ноль.
Советники покрупнее удивленно смотрели на своего коллегу, а тот повторил то же самое слово, водя дрожащим пальцем по простыне сводки:
«Ноль… Ноль… Ноль…»
Советники озабоченно переглянулись. С Президентом приходится работать буквально круглые сутки и далеко не все этот режим выдерживают. Маленький советник поднял на своих больших коллег испуганные глаза и прошептал:
– Там нет преступности…
Так в Кремле узнали о далеком Усть-Кедровске и его молодом прокуроре Александре Сокрушилине, который свел в своем районе преступность к нулю, наметили «для галочки» короткую встречу, а закончилась она в далекой таежной заимке, в кедрачах, и прождали советники целую ночь, пока мужики наговорятся. Это я уже знаю не понаслышке. Сама там была, правда мед-пиво не пила, а только местную водку «Кедровку», согреваясь с коллегами-журналистами в холодном автобусе. На следующий день я пообщалась с Сокрушилиным, и в разговоре он буквально поразил меня фразой, которую я вынесла в заголовок этой статьи. «Я очищу Россию от мрази». Он произнес эти слова как клятву пионера, как «Отче наш», как дважды два – четыре. Потом Президент улетел, но, как говорят, уже в самолете вспоминал таежного Робин Гуда, который освободил свой район от преступного элемента. Поговаривали даже в Кремле: а не сделать ли районного прокурора Генеральным – место-то по-прежнему вакантно, да побоялись молодости, как бы дров не наломал сибиряк. Впрочем, это всё слухи, сама я при этих разговорах не присутствовала, свечку, как говорится, не держала, но вот что знаю доподлинно – Сокрушилин сейчас в Москве. Приехал он сюда инкогнито, но я, ваша Катя Целовальникова, все разнюхала и разузнала. Когда Саша услышал в телефонной трубке мой юный звонкий голосок, он не поверил своим ушам и даже не хотел разговаривать, но после того, как я напомнила сказанную им в Сибири фразу, назначил мне встречу… в метро. На станции «Белорусская кольцевая». В центре зала, разумеется.
Я узнала его издалека и сразу, да это и нетрудно – таких мужиков в Москве уже не осталось. Я открыла рот, чтобы его поприветствовать, но Сокрушилин вдруг схватил меня в охапку, и мы буквально вломились в закрывающиеся двери вагона. Ни одно интервью у меня еще так не начиналось.
– В чем дело, Саша?
А он улыбается в ответ белозубо, сияя своими голубыми глазами, и предлагает:
– Покатаемся?
Ну, что же, кататься я с милым согласна, но…
– Почему в метро?
– Люблю! Не забывай, я родился и вырос в глуши. Для меня метро – это мечта. А эскалатор – лестница-чудесница. Я иногда часами по кольцу катаюсь.
– Так ты предлагаешь здесь, в вагоне провести с тобой интервью?
– А почему бы и нет?
А в самом деле – почему нет?
Под удивленные взгляды стоящих рядом пассажиров достаю диктофон и включаю. Приходится, однако, орать, а чтобы записался ответ, передавать его Сокрушилину.
– Так о чем же всю ночь с Президентом говорили?
– Ты, Катя, девушка, и вопрос твой очень наивный…
– Поняла, а за девушку спасибо. Тогда следующий вопрос: что привело тебя в первопрестольную?
– Можно я не буду отвечать?
– Нет, нельзя! Говорят, после приватного разговора с Президентом у тебя появились там завистники, недруги.
– Мне горько об этом думать, а тем более говорить.
– Скажи честно, Сокрушилин, ты приехал в Москву искать правду?
– Правду? Мне не надо ее искать. Моя правда всегда со мной. Всё проще. Я приехал в Москву к своим «годкам», с которыми служил срочную службу на флоте. Они теперь тоже в органах.
– Так ты приехал в Москву отдыхать?
– Я приехал в Москву служить. Чем в данный момент занимаюсь, и ты, Катя, мне в этом помогаешь.
– ???
– В этом вагоне находится опасный преступник. Как все преступники, он на всех смотрит с подозрением. Но, согласись, у него не может вызвать подозрение идиот, дающий в метро интервью.
– Он вооружен?
– Естественно.
С трудом преодолевая поразившую меня немоту, я шепчу в ухо Сокрушилину:
– А ты… мне его покажешь?
– Нет, конечно, – отвечает Саша, улыбаясь и глядя на меня, как на дуру, и этот взгляд меня не оскорбляет.
Но, в самом деле, на чем же мы остановились?
– Как вы думаете, что самое главное в борьбе с преступностью? – задаю я глупейший вопрос, почему-то обращаясь к Саше на вы, хотя еще в Сибири мы перешли на ты, а сама при этом озираюсь, пытаясь понять, кто же из находящихся в вагоне – преступник. Опасный преступник!? Значит так, женщин и детей отметаем сразу. Кто? Этот дедушка с сумкой на колесиках? Нет, конечно. Мужчина со свежим номером «Молодежника»? Среди наших читателей преступников нет! Стайка рэпперов? Но ведь он один. Усатый южанин в кожаной куртке? Не хочется об этом думать… Мужчина в очках и с портфелем? А в портфеле бомба?! Я нервно смеюсь.
– Самое главное в борьбе с преступностью – ловить преступников, – обстоятельно и исчерпывающе отвечает на мой вопрос Сокрушилин.
– А кого ловить труднее?
– Трудно всех, но труднее всех – сексуальных маньяков. Подлы, изворотливы, коварны.
– Но ты их ловил?
– Конечно. Чтобы «клюнул», даже приходилось надевать женское платье и парик.
– И что, «клюнул»?
– Сразу несколько мужчин. Правда, маньяка среди них не было.
Я смеюсь, забыв на мгновение об опасности. Сокрушилин, наоборот, серьезен. Как трудно этого сибиряка понять…
– А ты слышал, в Москве появился новый маньяк. Говорят, будет покруче Чикатило. Ты мог бы его поймать?
– Попросят – поймаю.
– А не попросят?
– И не попросят – тоже. Я привык держать свое слово…
– Какое?
– Очистить Россию от мрази.
Я смотрю в его глаза и верю в то, что так оно и будет.
– Так значит, ты теперь частный детектив?
– Мне не нравится слово «частный». Я государственный детектив. Правда, вне штатного расписания и без зарплаты. Но это не так уж и важно…
– Робин Гуд? Зорро? Бэтмэн?
– Просто – Сокрушилин.
Я совершенно забываю о том, что где-то рядом находится вооруженный преступник. Это случилось на «Новослободской». «Осторожно, двери закрываются», – сказал машинист, и в этот момент из вагона выскочил рослый детина с бритым затылком, которого я раньше не замечала. В руке его тяжелая сумка. Я не успела ничего подумать, а Сокрушилин, словно по волшебству, преодолев в полете несколько метров, оказывается за его спиной. Двери захлопываются, поезд начинает движение, и, прислонившись к стеклу с надписью «Не прислоняться», я вижу, как одной рукой Сокрушилин бьет «быка» по загривку, а другой выбивает пистолет. Сумка тяжело падает на пол. Там оружие! Сокрушилин припечатывает бандита к мраморному полу и защелкивает наручники. Вагон скрывается в тоннеле, но в последний момент я успеваю увидеть счастливый, полный осознания исполненного долга взгляд Сокрушилина и понимаю – он очистит Россию от мрази! И вдруг вспоминаю – мой диктофон остался у Саши. Чёрт! Как же я восстановлю интервью? – проносится у меня в мозгу, и тут же я отбрасываю эту глупую мысль. Легко! По памяти! Такое не забывается!
Ваша К. Ц-ва
«Столичный молодежник»
16 апреля 1997 г.
№ 5
Начальнику ОВД «Чертаново-Центральное»
майору Найденову И. Г.
от мл. лейтенанта Лютикова Л.
Объяснительная записка
Иван Григорьевич, вы на меня сегодня так орали, что одному из задержанных, который это слышал, стало плохо. Еще раз повторяю, я не мог не принять заявление гр. Мамаевой-Гуляевой ни по закону, ни по-человечески!
5-го апреля этого года я вышел по Вашему приказанию на службу дежурным по отделению, хотя мог и не выходить, так как был на больничном, имея температуру тела 38,5 °C. Но так как Вы сказали, что больше дежурить некому, вышел. За время моего дежурства ко мне в дежурку никто не заходил, боясь заразиться, так как я все время чихал. Около 17.00 пришла женщина с заявлением и синяком под глазом – Мамаева-Гуляева А. Д. Я сперва подумал, что по поводу синяка, но оказалось, по поводу попытки изнасилования ее дочери Кристины 1984 г. р., но дочери не было, так как она отказалась идти в милицию из-за полученного стресса, и в результате возникшей ссоры мать получила от нее синяк. К заявлению была приложена медицинская справка о нанесении дочери легких телесных повреждений. В заявление я не вчитывался, так как физически не мог этого сделать – всё плыло перед глазами, поэтому антимилицейские, антикавказские и антисемитские выпады в нем пропустил. Я зарегистрировал заявление и попросил женщину поскорее уйти, чтобы она от меня не заразилась. К сказанному прошу вернуть мне мое служебное удостоверение, т. к. паспорт у меня украли раньше, и получается, что я никто.