– Ва-ал! Ва-ал! Ва-ал!
Женщина в черном нетерпеливо подсказывает:
– Валентина Ивановна.
Валентина Ивановна? Какая Валентина Ивановна? Моя Валентина Ивановна?
Харон: Звонили из Ад…
Из Администрации Президента – знаю.
Харон: Наумов…
Наум – знаю.
Харон: Президент…
Дед – знаю.
Харон: Назначил Сокрушилина…
Генпрокурором – знаю! Я даже знаю, как это было: Наум адветайзинг, а Дед прочитайзинг, ха-ха! По телевизору показали, как меня берут, а он посмотрел и Сокрушилина должностью наградил, Генеральным прокурором заделал. И всем хорошо! Всем? Всем, всем, ха-ха-ха! Так что да здравствует закон всемирного понимания (он же закон всемирного непонимания)!
Всё знаю, всё понимаю, только одно не могу понять: женщина в черном и Валентина Ивановна – одно и то же лицо? Нет, про лицо я как раз понимаю: черные очки – глаза долой, толстый-толстый слой пудры – и никаких вам ямочек на щеках, платок на голову – волос не видно, а голос чужой – вчера кричала – связки порвала, так что вполне может быть, что лицо одно и то же, но фигура… Куда, извините, делись бедра, куда, извините, делась грудь? Где та полоска, которая вчера меня чуть с ума не свела? Вот чего я не понимаю, решительно не понимаю!
– Вы – Валентина Ивановна?
– Я – Валентина Ивановна. Вам знаком данный предмет, Золоторотов?
Знаком ли он мне? Эх, Валентина Ивановна, Валентина Ивановна… Да этот, как вы выразились, предмет, я из тысячи точно таких же предметов выберу! Чтобы различать китайцев, совсем не обязательно жить в Китае, достаточно хотя бы с одним китайцем дружить, а еще лучше полюбить его, хотя, наверное, это и непросто – полюбить китайца, почему-то никогда эта мысль в голову не приходила…
– Так вам знаком данный предмет, Золоторотов?
– Это… мой… ножичек… Мой любимый ножичек! Знаете, с ним какая-то мистика всегда происходит: сколько раз я его терял и столько же находил! Ножичек… Мой…
Я протягиваю к нему руку, но Щорс ее перехватывает:
– Был твой, стал наш.
– В каком смысле – ваш? Предупреждаю – я без него отсюда не уйду.
1-й замполит: Только не надо нас пугать.
2-й замполит: Мы и так пуганые.
Валентина Ивановна: Так вы признаете этот предмет своим?
– Конечно признаю!
Валентина Ивановна: Хорошо. Прочтите и распишитесь.
Я беру у нее ручку и снова вспоминаю, что мне Цышев говорил:
– Нет!
Валентина Ивановна (читает): «Я, Золоторотов Е. А., проживающий по адресу: Москва, Братиславская улица, дом …, квартира …, пятого апреля сего года выследил на улице девочку Мамаеву-Гуляеву Кристину, 13 лет, вошел с ней в лифт по адресу: Суминский проезд, дом …, и, угрожая ножом швейцарского производства с крестом, совершил с ней половой акт в особо развратной форме. После совершения полового акта в особо развратной форме я приказал ей молчать под страхом неминуемой смерти и в подтверждение своих слов сделал ножом надрез на щеке Мамаевой-Гуляевой Кристины длиною четыре сантиметра. Покинув лифт, я убежал. С моих слов записано верно». Вы поняли, Золоторотов?
– Что?
– Вы всё поняли?
– Нет.
– Почему?
– Я не слышал.
– Почему вы не слышали?
– Я кино смотрел.
– Какое кино?
Такое. Страшное. Самое страшное в моей жизни кино.
…Мама бежала у края толпы, которая еще недавно кричала мне вслед и улюлюкала, и я сразу ее узнал: синие спортивные бриджи, выцветшая штормовка, малиновый берет и маленький рюкзачок, который весело подскакивал за ее спиной. (Никогда не думал, что моя мама так быстро бегает!) Она удалялась вместе с толпой, стремительно приближаясь к раскрытой «книге» СЭВа, штурмуя мэрию, исчезая, возникая и вновь исчезая, и, чтобы она не исчезла совсем, я закричал изо всех сил:
– Мама!!!
– Что с вами, Золоторотов? Вам плохо?
– Мне хорошо.
Мне очень хорошо, Валентина Ивановна, только, пожалуйста, не задавайте больше ваших вопросов, потому что я должен сам с собой сейчас поговорить, сам себе на свои вопросы ответить. – Почему эта девочка указала на меня? – Потому что она видела меня в церкви, в которой Пушкин венчался. – Там было много людей, почему же она указала именно на меня? – Потому что я на нее посмотрел. – Почему ты на нее посмотрел? – Потому что я поставил свечку. – А если бы ты не ставил свечку, ты бы на нее не посмотрел? – Ну конечно же! Я бы сразу ушел, если бы не свечка!
– Что вы сказали, Золоторотов?
– Я? Ничего…
– Вы сказали «свечка». Какая свечка?
Копеечная! От которой Москва сгорела (шутка). Улыбнитесь, Валентина Ивановна, вам так идет улыбка! А вы, значит, на следующий день после смерти любимого на работу вышли? Как Инна Чурикова в фильме «Прошу слова» после смерти своего сына. И я прошу слова, Я ПРОШУ СЛОВА! Я просто обязан это всем сказать, до всех донести: ЛЮДИ! БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ! НИКОГДА НЕ ХОДИТЕ В ЦЕРКОВЬ! НИ В КАКОЙ ПУШКИН ВЕНЧАЛСЯ, НИ В КАКУЮ ДРУГУЮ! НО ЕСЛИ УЖ ВЫ ТУДА ЗАШЛИ, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ СТАВЬТЕ ТАМ СВЕЧКУ! НИ В ПРОСТОДУШНОМ СМЫСЛЕ, НИ В КАКОМ ДРУГОМ! Потому что как только вы это сделаете, так сразу всё и начнется! Или девочка будет стоять, и вы на нее посмотрите, как нельзя на девочек смотреть, или что еще… И сразу виноваты будете! Потому что ваша вина всегда с вами, она здесь, рядом, как говорится, в кустах! А фамилия его КУСТАВИНОВ! Он славный паренек, он честь своей сестры защищал! В Чечне воевал, потому что повезло! На АЗЛК за так работает, за бесплатно, потому что деньги начальство ворует, переводит в доллары и прячет за границей, а он верит! ЧТО РОССИЯ С КОЛЕН ПОДНИМЕТСЯ! Никто не верит, а он верит! А ему за это – отбить не скажу что, всё на свете отбить! А знаете, как они это делают? Наручниками за трубу повыше, вот хоть за ту, чтобы на цыпочках стоял, и ногами в пах, ногами в пах! Одному отбить всё на свете, а на другого собаку повесить! А знаете, как ту собаку зовут? ЕЕ МИЛКА ЗОВУТ! Да, я виновен, можете расстреливать меня ежедневно и ежечасно сколько угодно лет, только Милку не трогайте, пощадите собачку! А вам, Валентина Ивановна, я вынужден сказать, что вы очень переменились, очень переменились… Про лицо я понимаю, но фигура… Куда, извините, делись ваши бедра? Куда, извините, делась ваша грудь? А самое главное – где та восхитительная полоска, которая меня буквально с ума свела?
– Я бы таких, как ты, не расстреливала, а собственными руками душила, мразь!
Это вы мне? Но куда же вы, Валентина Ивановна? Разве я не правду говорю? Правду! Только правду, и ничего кроме правды! Хотя, сказать по правде, перед той полоской никакая правда не устоит, потому что, как ни крути, удовольствие выше правды! Удовольствие выше правды, не правда ли?
Его били, а он смеялся.
Тебя били, а ты смеялся.
И все удивлялся, спрашивая: «Но как же так, милостивые государи, как же так?»
Приложение поэтическое[38]
Анна Твёрдохлебова
Родина и мать
Поэма
Был у одной матери
Один неудачный сын.
Хоть она его и любила —
Ведь был у нее он один.
Родился он ранним утром
Студеным февральским днем,
Порвав все, что можно было,
Ведь выходил он вверх дном.
Она его грудью кормила
Сытным своим молоком,
Лелеяла и любила,
Не знала, что будет потом.
А мальчик рос понемногу,
Учился читать и писать,
Чтоб правильную дорогу
В жизни себе отыскать.
Однажды спросил он маму:
«Мама, где мой отец?»
Ему ответила прямо,
Какой у отца был конец:
«Отец, сын, твой был геолог,
В тайге проводил круглый год.
Искал для страны железо
И марганец, калий и йод.
Однажды заснул в палатке
У догорающего костра,
И искра, одна лишь искра
Жизнь его унесла!»
Так рос его сын-мальчишка,
Не лез за хлебом в суму,
Пуста была их сберкнижка —
Мать всё отдавала ему.
Потом он закончил школу
И армию он отслужил,
Потом институт закончил
И как семейный зажил.
Теперь он жил отдельно,
И видел он редко мать
И, несмотря на все, что было,
Стал ее забывать.
И в те же самые годы
Жила своей жизнью страна,
Шумели вешние воды,
Как в прежние времена.
Но и враги не дремали,
Всё ждали – когда, когда
Они нанесут народу
Свой коварный удар.
И это случилось однажды.
А план их был таков:
Чтобы страна развалилась
На пятнадцать отдельных кусков.
И вот все однажды проснулись —
И нет уже той страны!
В какую даль ни глянешь —
Границы везде видны.
Но есть и еще граница —
Невидимая она, —
Меж матерью и сыном
Невидимо пролегла,
И их навсегда разделила,
Как острый бандитский нож.
Мать осталась жить в стране Правда,
А сын теперь жил в стране Ложь.
В стране по имени Правда
Все счастливы и равны,
Все молоды и красивы
И травы всегда зелены.
За это их ненавидят
Жильцы самой лживой страны.
В холодных огнях рекламы
Их лица почти не видны.
Девиз страны Правда известен:
«Что есть у тебя – отдай!»
У соседей же он неуместен.
Там только: «Купи-продай».
Купить, конечно б, неплохо,
Да только было б на что,
Когда голодные блохи
Скачут по твоему пальто.
Лишь куст зеленой смородины
Растет во дворе под окном.
«А может, продам я Родину? —
Решил он. – Что будет, то будет потом!»
Потом что было, то было,
Закон справедлив, но суров —
Взяли и посадили.
«Сиди, друг, и будь здоров».
Сидеть все сегодня рады,
И он был немного рад.
Небось, не осадный город,
Не голод, не Ленинград.
Затем он забыл, как водится.
Ведь принято теперь забывать,
Что кроме проданной Родины
Есть у него и мать!
Наверно, он многое понял,
Одно лишь не мог понять,
Что если ты предал Родину,
То, значит, ты предал и мать!
«Мама, что теперь делать? —
Вскричал он. – Дай мне ответ!»
Но встала мать и сказала:
«Ты умер. Тебя для меня нет!»
Опубликовано в газете «Русская Правда» 13.07.98 г.
