Океан синел — что ты предлагаешь? — спросил Папа — что я мог предложить? — по-моему, сказал я, то, что ты предложил, касалось только смерти — разве это не самое важное? — ты обеспечишь им нестраданиена небесах, если твой проект оказался неправильным? — переговоры — был день моего рождения — Манька подарила две бутылки марочного грузинского вина — в ресторан не пошли — обсуждали девочку — обсуждали, как жить — где жить — трахались через день — обсуждали, как назвать девочку — я склонялся назвать ее Дашкой — смотри, не пей — а я вообще не пью — в сухой октябрьский вечер, при северовосточном ветре, она сказала мне, что, кажется, забеременела — как странно! — правда, странно? — участь моя была решена — утром пошла мыться в ванную — вышла убитая — началось! — Сисин испытал невольное облегчение — была еще поездка на дачу — она не захотела обсуждать Ломоносова — но мы тем не менее еще обсуждали Дашку — потом, в следующий раз — все началось из-за подарка — я привез ей подарок, но забыл взять с собой — от подарка перекинулось к жизни вместе— она стала выдвигать претензии — ты нарушаешь свои обязательства — ты должен— давно с Сисиным так жестко не разговаривали — Сисин что-то мямлил — она решила уехать — Сисин пошел спать — но она передумала — легла с Сисиным — рыдала в ванной — Сисин сказал, что нужно еще подождать — она все сделала неправильно — она вела себя нетерпеливо, а главное, резко и необаятельно — Сисину вдруг открылся другой образ — она неправильно себя вела — по дороге к Маньке он заехал на Сретенку — Бормотуха жила в дальней комнате с разорванными обоями — хозяйка держала пять кошек и трех собак с дрожащими хвостами — собаки тявкали на кухне — все это воняло — как ты можешь тут жить? — по-барски удивился Сисин — тут, кажется, даже нет ванной — хозяйка с газетными бумажками на голове выбежала посмотреть на него — здрасте! — сказал ей Евгений Романович и прикрыл фанерную дверь — его фотография висела на рваной стене — по-моему, я от тебя кое-что подцепил — Бормотуха не могла скрыть своей радости — ей было приятно, что она могла что-то сделать для Сисина — это ничего— сказала она — это пройдет — Сисин стоял и рассматривал свою фотографию, вырезанную из газеты — я въехала в тебя — сказала Бормотуха — я тащусь — каждую ночь перед сном я молюсь на твою фотографию — скажи, ты меня тоже уничтожишь, как всех? — откуда ты все знаешь? — удивился Сисин и положил ей руку на голову — Бормотуха молчала — слезы катились у нее по щекам — угости меня вином — наконец сказала она — пойдем, купим в ларьке — от вина ты, деточка, дуреешь — сказал Сисин — вчера Любовь Иванну показывали по телевизору — сообщила Бормотуха — видел? — нет — сказал Сисин — какую Любовь Иванну? — Крокодильшу! она сказала, что ты автор одной хилойброшюры — на секунду Сисин задумался — это нормально— усмехнулся Евгений Романович — Любовь Иванна и не то еще вытворит! — и как в воду глядел — на смерть Сисина Любовь Иванна написала некролог, имевший большой резонанс — она постепенно входила в моду — почувствовала себя лидером поколения — поливнойнекролог под названием Ку-ку, пиздец— слушай, а тебя как зовут? — ласково спросил Евгений Романович — Бормотуха молчала — мне всякая дрянь лезет в голову — встряхнулась Бормотуха и подняла на него глаза с черными пятнами под ними — из кухни донеслись звуки собако-кошачьей возни — скрежетали миски — поезжай к маме — теплым голосом сказал Евгений Романович — тебе нечего больше делать в Москве — он вынул бумажник — достал сто долларов — она слабо улыбнулась бумажке — Манька была на взводе — он опоздал, спеша к ней со Сретенки — ехали на дачу и молчали — а Евгений Романович терпеть не может напряг — он ненавидит напряг — приехали взвинченные — Евгений Романович, к тому же уставший от траха — Манька сказала Сисину, что будет разрешать ему трахаться, но только с резинкой — у него не было сил ссориться и объясняться — почему он заехал к Бормотухе? — потому что ебля не может быть официозом — ебля только тогда ебля, когда запрет, а так тоска — Манька стала официозом — когда она стала официозом, в ней вылезло женское— со своей стороны, она сказала, что трахаться, наверное, ни с кем не будет — женщина обожает хранить верность — женщина только и ждет, кому бы быть верной — женщина хранит верность, даже не спросившись — ночью она не уехала — порыдала в ванной над неудавшейся жизнью — под утро легла с Сисиным спать — перед сном Евгений Романович выеб ее с удовольствием — уже после ссоры, с удовольствием, не как официоз — а потом подумал и выеб еще раз — и она даже удивилась, как ловко он ее выеб дважды — они заснули — и проспали бы долго — и мало ли что — ведь Евгений Романович кончил в нее без резинки — и Дашка могла бы родиться — но утром раздался звонок — она проснулась, решила бежать — побежала — Сисин даже обрадовался: — досплю — на следующую ночь Сисин позвонил ей — они долго говорили по телефону — из пустого в порожнее — утром он снова звонил — я тебе сейчас перезвоню — я под душем — перезвонила — предложила ему приехать и делать девочку — ставить градусник в попу — и тут Евгений Романович сломался — не поехал — сказал, что скис— так и сказал — скис — поехал читать лекцию студентам Литинститута — прошла неделя — вдруг сама звонит — нужно встретиться — Евгений Романович решил — забеременела — ему стало не по себе — он решил — аборт — надо купить, говорит она, чего-нибудь выпить — ну, естественно, думает Евгений Романович — встретились на Кутузовском — он посмотрел на нее — что-то ему в ней не понравилось — купили литр «Смирновской» — блок сигарет — ну, что случилось? — спросил Сисин — а в голове: беременность! — подожди, доедем, скажу — Евгений Романович беспокойно вел машину — как глупо, думал он, она забеременела в тот момент, когда я отказался от Дашки — да еще в ночь ссоры — но внешне он держался молодцом — скажу, пусть делает аборт — вот ведь какая насмешка — доехали — вошли в дом — разделись — бывший муж умер — Сисин чуть не крикнул ура!
Сидел — слушал про мужа — потом еще хуй знает про что — потом они потрахались сквозь менструацию — а если бы я забеременела? — ну, ты же знаешь, что было бы — зачем ты побрил бегемота? — он сказал Маньке, что не знает, откуда — с потолка свалились — шесть лет любви кончались мандавошками — а ты? — он посоветовал ей надеть белые трусы и посмотреть, не выступают ли на них кровавые точки — она всегда возила с собой запасные трусы — утром она категорически не захотела вставать — я держался сдержанно — но мы все-таки, снова сквозь менструацию, трахнулись — он повез Маньку в город — она сказала в машине: ну, всё — что ты бормочешь? — это я себе — ну, да — ведь всё — ну, всё — ведь всё — не получилось — он высадил ее на улице Веснина и, перед тем как высадить, сказал: может, эти звери от Ломоносова? — ты спала с Ломоносовым после его приезда? — Манька на него посмотрела испуганно — Евгений Романович засмеялся, сказал, что пошутил — она неподвижно сидела — она тужилась, как тугодум — Женька — испуганно попросила она на будущее — ты не старей! ладно? — да-да — кивнул Евгений Романович — ё — ёёёёё— ё — ёёё — ё— ё— ёёёёё — ёёёёёёёё — ёёёёёёёёёёёёёё — ёёёёёёёёёёёё — ёёёёёёёёёёёёёёёёёёё — ёёёёёёёёёё — через два дня он позвонил ей, потому что ему захотелось ее увидеть, и она сказала по телефону, что она тоже хочет его увидеть, и спросила, как поживает бритый бегемот, и Сисин засмеялся и сказал, что она любит бегемотабольше его, а любит ли он ее, на что Сисин, естественно, сказал: да, а она его? она любит его, но пусть он ей больше не звонит или пусть позвонит тогда, когда надумает с ней жить, а так просто пусть не звонит.
С тех пор сисинский хуй уже обзавелся курчавой растительностью — Евгений Романович не звонил — и тогда к нему снова наведался Валентин в своих черных джинсах — загорелый — подтянутый — с модной стрижкой — заехал на большой вишневой «бээмвухе» — вызвав мощное восхищение старой, интеллигентной лифтерши Марфы Михайловны — и с порога — распространяя жизнеутверждающий запах форенгейта — весело крикнул Евгению Романовичу: старье берем! — Сисин стоял перед ним, сунув руки в карманы, по своему обыкновению — покачиваясь на пятках — Сисин подумал-подумал и позвонил своему старому другу-недругу Жукову — чтобы тот решил, на что это, в самом деле, похоже — почему ты выбрал меня? — спросил Жуков — у меня никого больше нет — ответил Сисин — я поверил в тебя — сказал Жуков — ты тот, за кого ты себя выдаешь — он вынул пистолет, прицелился и спокойно разрядил его в грудь Евгению Романовичу — потом спустился по лестнице — очутился в райском саду гэпэушного Руссо, подошел к телефону и, борясь с тугим циферблатом, накрутил двухзначный номер — алло! — сказал он не «ё», а «о» — приезжайте — я убил человека — его попросили сообщить адрес, из чистой формальности, поскольку адрес они уже знали — вы сами всё знаете — строго сказал Жуков — кроме, может быть, самого существенного — а именно? — мне не нравятся ваши литературные интонации — заметил Жуков — трубка прислушивалась к дыханию Жукова — я убил своего давнишнего друга, который сошел с ума и стал Богом — да-да — новым Божественным поколением — у него был глубоко отвратительный взгляд на людей — ё — но он все-таки сомневался до самого конца — разочарование наступило как-то внезапно — она моглапобедить — еще бы чуть-чуть — он вдруг увидел перед собой маленькую жеманницу — говорящую в минуты мления дявместо да— инфантильную хищницу — он понял, что ее воля к счастью сильнее — я вас плохо слышу — сказала трубка — говорите в трубку — для правдоподобия вам нужно было сказать какую-нибудь полицейскую пошлость, сделайте милость, не портите повествование! — я вас не задерживаю? — никак нет — тупо сказала трубка — минуточку — в трубке послышалось шипение — Жук ов помолчал — я вас слушаю — сказала трубка новым, более умным голосом — вы послали за мной машину? — начальственным тоном спросил обнаглевший Жуков — посылаем — нахмурилась трубка — тогда я продолжу — сказал Жуков — ее воля к счастью оказалась сильнее любви к нему — он не мог этого пережить — сегодня он принял решение уничтожить все человечество — трубка терпеливо посопела — я предупредил его, что этого делать не надо — он настаивал на своем — только ты, Жуков, сказал он, можешь сегодня спасти людей — губя человечество, ты (сказал я) погубишь себя — нет, я непотопляем — сказал он, очевидно, намекая на что-то такое водное — он же с самого детства был связан со стихией воды — если бы не распустили колхоз коммунизма, он бы мирно охотился за женщинами — до самой старости, если бы только не помер от сами знаете чего — брось, Жуков! — ё — сказал он мне, когда увидел в моих руках незаконную — у меня нет права на хранение оружия — пушку — я возьму тебя с собой — тебе ничего не угрожает — но во мне — я вас не задерживаю? — началась просто оргия гуманизма— вы знаете, откуда эти слова? — не знаю — недовольно сказал служивый — кстати, у меня для вас есть любопытная информация — я знаю трех девушек-нудисток, которые охотно делают милиционерам минет — желаете телефон? — в другой раз — сказала трубка — они выехали? — едут — сказала трубка — пусть они отвезут меня на Средиземное море — как положено — сказала трубка — на Лазурном берегу я буду писать о нем книгу из серии «Жизнь замечательных людей» — или богов — буду писать и купаться, вставая с восходом солнца — мы все, капитан — ведь вы капитан? — ведем неправильный образ жизни — мало едим овощей, салатов — редко пьем морковный сок — а писательство, капитан, расстраивает нервы — он помог мне стать выдающимся писателем — ВП— вы меня понимаете? — ё! — так везите меня на курорт! — в конечном счете, я это заслужил — я спас человечество — Аполлон помолчал и добавил: — впрочем, по своей уральскойщедрости не исключаю самоубийства — с моей помощью — понимаешь? — он был мне всегда несколько — ё! — непонятен — шлю — шлю — хорошо — а если не шлюзы, то что? — если не шлюзы? — отсюда выходит, он сам спас юманитэ? — по его глумливым словам — понял? да? — и я всего лишь оружие — ё? — снис — ё! — сних — ё? — ё? — перейди на федота — с федота — ё! — ёёё! — ёёё! — ёёё! снисходительного поступка.
