— Правильно. А раньше по улицам ездили машины с надписью «Хлеб». И тоже облучали, но не так прицельно, поэтому люди еще задумывались о будущем.
— Почему «Хлеб»?
— Чтобы не заподозрили. Хлеб вызывает доверие на уровне подсознания. Помните, в кино, бандиты ездили в фургоне «Хлеб»?
— Да, конечно.
— Это гениальный Володя Высоцкий нам сигнал посылал. Не поняли!
«Сумасшедший!» — окончательно понял Скорятин и мягко уточнил:
— А почему нас не облучали с помощью обычных телефонов, кабельных?
— Потому что релейная связь не передает импульс покорности, — ответил безумец так, словно ждал именно этого вопроса. — Вы физику в школе учили?
— Учил. А кто нас облучает?
— Они, — ответил Николай Николаевич и уставил желтый ноготь вверх.
— Понятно. Чем я могу вам помочь?
— Опубликуйте немедленно! — «чайник» достал из папки листок бумаги с аккуратно написанным разноцветными фломастерами текстом:
Открытое письмо ЧеловечествуЛюди планеты Земля!
К вам обращаюсь я, дети мои!
Будьте бдительны и непримиримы!
Смертельная угроза нависла над вами!
Настоящее пожирает будущее!
Откажитесь от мобильных телефонов!
Главный редактор, как и положено, внимательно прочитал воззвание, покивал, похвалил лапидарность и точность выражений, затем осторожно спросил:
— Николай Николаевич, я часто получаю письма от Великого Ведуна. Тоже разноцветные. Не от вас?
— Нет, — отводя глаза, отказался пришелец. — Но, возможно, пишет кто-то из наших.
— Ваши это — кто?
— Мы — «заботники».
— Ах, вот оно в чем дело! — Скорятин вызвал Олю и громко приказал:
— Ольга Ивановна, отнесите текст Дочкину — и немедленно в номер!
— Лучше сразу в набор, — посоветовал псих.
— Да — прямо в набор.
— На шестую полосу, — подсказал осведомленный безумец. — Там дырка.
— Откуда вы знаете?
— «Заботники» все знают.
— Да, на шестую. Немедленно!
— Хорошо! — кивнула она, по суровому голосу шефа сообразив, что бумажку надо немедленно бросить в корзину.
— Спасибо! — Глаза старика благодарно повлажнели. — Человечество вас не забудет. Берегите себя!
— Постараюсь.
— После публикации обращения у вас будут неприятности. Могут угрожать, вредить, мстить, возможно, убьют. Спрячьтесь! Уезжайте! Вам есть куда скрыться?
— Да, пожалуй. Поеду в Тихославль.
— Отличное место! Один из филиалов Шамбалы. Есть мнение: именно там сакральный центр земли.
— Что вы говорите!
— Да. Хотя лично я сомневаюсь. Когда опасность минует, я вас извещу.
— Каким же образом?
— Геннадий Павлович, вы, вероятно, так и не поняли, с кем имеете дело.
— Кажется, понял. Вы «заботник».
— Правильно!
Николай Николаевич встал и поклонился, приложив скрещенные руки к груди. При этом он сцепил вместе большие пальцы, а остальные растопырил наподобие крыльев. Получилось что-то вроде птицы.
— Запомнили? — спросил псих, шевельнув пальцами.
— Что?
— Жест.
— О да!
— Это сакральный символ Космического Орла. Если умру, моего преемника узнаете по этому знаку. Но в контакт вступите после того, как он пошевелит левым крылом. Не раньше. Левым! Не представляете, сколько теперь развелось самозванцев! Прощайте…
На пороге «чайник» остановился, оглянулся, подмигнул Скорятину и вышел.
Через минуту заглянула виноватая Ольга.
— Охранника ко мне! — рявкнул главный редактор.
Женя стоял на ковре согласно наставлениям «Энциклопедии успеха»: живот подобран, глаза опущены, на котячьей морде тихая готовность незаслуженно пострадать. Когда его бранили за очередного «чайника», проникшего в редакцию, он отвечал: «Виноват — исправлюсь! Не повторится! Разрешите вернуться к исполнению?» Прежде парень служил в армии и заведовал чем-то съедобным, но его выгнали. Недаром ходил такой анекдот. Армянское радио спрашивают: почему у прапорщика на правом погоне звездочки блестят, а на левом нет? Ответ: на правом плече он мешки с краденым носит.
Прощенный после очередного прокола и отпущенный восвояси, Женя выходил из кабинета начальства с видом победителя, а в кругу ближних — уборщицы, курьера и водителей — объяснял, ухмыляясь: «Пресса не должна отрываться от масс! Ишь ты, забаррикадировались от народа!» Эти обидные слова донес боссу водитель Коля, жестоко обыгранный охранником в карты.
— Вы видели человека, который был у меня в кабинете? — строго спросил Скорятин.
— Видел. Не слепой.
— А как он попал в редакцию?
— Пришел за льготной подпиской. Инна Викторовна приказала всех, кто за подпиской, пропускать.
— Какая подписка?! Какая Инна Викторовна?! Он же сумасшедший. Псих!! — сорвался на крик главный редактор.
— Сейчас у всех с нервами плохо. — Женя глянул на босса с глумливым соболезнованием. — Луна в Овне.
— Какая, к черту, Луна? В каком еще Овне? Я требую, чтобы «чайников» в редакции не было. Никогда. Где вы болтались час назад? Я не мог войти в редакцию.
— Уж и в сортир отойти нельзя…
— Я вас уволю!
— Не вы меня брали — не вам увольнять, — ухмыльнулся наглец вместо самокритичного «виноват — исправлюсь».
— Что-о?! — взревел Гена.
— Я работаю не в редакции, а в дирекции, — примирительно разъяснил охранник. — Если у вас есть ко мне вопросы, обращайтесь к Заходырке.
— Да я вышибу тебя вместе с твоей Заходыркой!
— А это попробуй!
— Вон! — Скорятин жахнул кулаками по столу. — Во-он!
Женя победно хмыкнул и вышел подбородком вперед.
Главный редактор выдавил из упаковки валидолину, бросил под язык, откинулся в кресле «босс» и закрыл глаза…
…Шабельскому незадолго до изгнания тоже хамила уборщица. Откуда они, эти простейшие, все знают наперед?! Чувствуют, что ли? Он вспомнил, как перестала с ним здороваться консьержка в Сивцевом Вражке. При советской власти домов с дежурными было немного, а пенсионеров, мечтающих за пятьдесят рэ в месяц посидеть в теплой «сторожке», хоть отбавляй. Поэтому из хмурой массы трудящихся дежурные бабушки выделялись особой приветливостью и всячески старались понравиться жильцам. И вдруг интеллигентная Эмма Осиповна, в прошлом экономист-плановик, о чем она упоминала в самом пустячном разговоре, стала демонстративно отворачиваться при виде Гены. Почуяла, наверное, что он хочет бросить Марину — любимицу всего подъезда, никогда не забывавшую купить к празднику дежурной старушке тортик.
Завибрировал мобильник и заскользил по глянцевой обложке с Карабасом Барабасом, похожим на президента.
Звонил опальный прозаик Редников из «Палимпсеста»:
— Слушай, тут такое дело… Может, зря беспокою? Забегала твоя Алиса из «Мехового рая», спрашивала, заходил ли ты ко мне в районе трех.
— А ты — что?
— Сказал на всякий случай, что не заходил. Правильно?
— Теперь без разницы.
— Но она, по-моему, не поверила. Бабы ведь чуткие.
— Ее проблемы.
— Вот как? Значит, все порвато-разломато?
— Вроде того.
— Ну и правильно: не твой формат. Мне из лавки кое-что видно. Даже обидно за белую расу!
— Спасибо за бдительность!
— За это купишь у меня три книжки.
— Договорились.
…Ласская тоже не поверила ни в какие сюрпризы, ни с ожерельем, ни с кооперативом. Муж не то что квартиру, — носки без одобрения не покупал, а приготовив заранее подарки, никогда не мог дотерпеть до заветной даты, гордо раскалываясь задолго до торжества. Но Марина сделала вид, что верит. Исидор, наверное, подучил. А может быть, мудрый тесть посоветовал. Индийскую роскошь она так ни разу и не надела, передарила кому-то. А когда кооператив вдруг накрылся (квартиры отдали многодетным семьям, устроившим митинг возле Моссовета), жена даже не расстроилась, забрала деньги и расточила.
Однажды вечером в квартире раздались короткие междугородные трели. Обычно трубку снимала Марина — мать звонила ей с дачи десять раз на дню. Но Ласская замешкалась в ванной, и Гена, отложив «Новый мир», ответил сонным голосом:
— Алло.
— Можешь говорить? — сквозь треск спросил Колобков.
— Могу.
— Третий раз звоню. Ты сам-то к телефону когда-нибудь подходишь?
— Вот подошел.
— Передаю.
— Это я, — сказала Зоя прерывающимся голосом.
— Как хорошо! — задохнулся он. — Ты… ты… позвонила… Как ты?
— Плохо. Я очень скучаю. Я умру. Приезжай!
— Конечно! Обязательно! Я тебя люблю! — вскричал он, понизив голос, ставший сразу подловато таинственным.
— Приезжай, пожалуйста! — снова попросила она, задетая этой неуместной в разлуке секретностью.
