Костные шипы, соединяющие между собой части черепной коробки, не выдержали нагрузки и надломились; лобная и обе теменные кости сместились относительно друг друга.
Атакованный мозг, сейчас разрушаемый и лишенный питания, тем не менее продолжал свою работу – прием сигналов из внешнего мира и выработку команд для тела. Последней такой командой явился сигнал тревоги – он привел в действие самый надежный, безотказный, ни при каких обстоятельствах не выходящий из строя механизм самосохранения. О нем могут многое рассказать неудавшиеся самоубийцы, так и не собравшиеся с духом, чтоб выпрыгнуть из окна, вскрыть себе вены или оттолкнуть ногами табурет, когда петля на шее уже затянута. В краткий миг были изысканы и вызваны к жизни все резервы, все запасы силы, дремлющие в каждом живом организме до той минуты, когда возникает угроза его гибели. В долю секунды оказались востребованы вся наличная воля и энергия, без малейшего остатка. В таком состоянии – перед лицом опасности – человек способен одним рывком перепрыгнуть трехметровую стену или часами висеть на карнизе, вцепившись ногтями в крошечный выступ. Лишь бы выжить. Лишь бы не смерть.
Разум отправил команду о спасении. Импульс помчался по нервам – но пуля шла в три раза быстрее.
Нижняя челюсть выскочила из мышечной сумки. Лицевые мускулы в нижних областях щек надорвались. Язык застрял между зубов.
Из-за мощного скачка давления лопнули барабанные перепонки, и фрагменты слуховых улиток, смешанные с кровью, вылетели через ушные отверстия; два алых фонтана брызнули вправо и влево.
При выстреле ствол пистолета увело вверх, и большая часть пороховых газов прокатилась вдоль крышки черепа, опалив волосы; вторая, меньшая часть, двинулась вниз, сожгла брови и ресницы, а кроме того, повредила роговицы глазных яблок – веки не смогли их защитить, поскольку мышцы, приводящие их в движение, пережили момент судорожного сокращения. Зато слезные железы подействовали, как обычно: выделили нужное количество влаги.
Пробив лобный бугор, пуля потеряла три четверти своей энергии, но продолжала в окружении роя костных осколков двигаться вперед. Разрушила верхнюю и среднюю лобные извилины, затем зону Брока, отвечающую за речевые функции. Именно в этот момент погибающий человек прекратил делать то, что называется «думать», поскольку мыслительный процесс состоит главным образом из проговаривания фраз.
Конечно, он уже ни о чем не думал, погибающий. Его разум полностью утратил сознание еще в тот момент, когда снаряд коснулся головы. Огнестрельная атака примерно равнялась по силе полноценному удару десятикилограммового молота. Свет погас раньше, чем горячий кусок стали начал крушить извилины. Но поскольку весь процесс разрывов и размозжений занял не более одной тысячной доли секунды, какие-то идеи успели родиться и даже, может быть, оформиться в виде слов или фраз; и это были, безусловно, идеи спасения.
Человек упрям, он будет пытаться спастись, даже когда пистолет приставлен к его голове, курок нажат и взорван порох в патроне, даже когда крошится кость и распадается плоть.
Поставь человека к стенке, зачитай приговор и дай команду солдатам – а несчастный будет мечтать, что вот-вот вбежит мальчик, восторженно крича: «Помилован!»
Огонь разорвет бедняге грудь – а он, падая, будет думать: где же этот чертов мальчик? Почему опаздывает?
За донцем пули образовался канал диаметром с крупную монету. В этой особенной зоне сначала возникло разрежение, затем, наоборот, давление резко повысилось, и вокруг, под воздействием энергии бокового удара, произошли многочисленные внутритканевые взрывы. Сначала разрушились связи между клетками, затем – между молекулами серого вещества. Нервные импульсы, чье рождение и движение всегда подчинялось строгой системе, теперь мчались от одного отдела коры к другому без пользы и цели.
Мозг, почти полностью некротизированный, остался один на один с последним парадоксом: сам по себе он абсолютно не чувствовал боли.
Однако перестать думать – еще не значит перестать помнить. Большая часть воспоминаний хранится в виде зрительных образов, а за их производство и сохранение отвечает затылочная часть коры; память человека находится в его затылке. Сейчас, когда человек был уже мертв, но мертв не совсем, в ту краткую долю краткого мгновения, когда шесть граммов металла, вращаясь со скоростью в несколько сотен оборотов в секунду, превращая все вокруг себя в горячую кашу, достигли задней части головы, накопленная за годы жизни информация выплеснулась, словно жидкость из опрокинутой бутылки, сигналы заспешили по еще уцелевшим фрагментам извилин, чтобы хоть как-то попытаться преодолеть хаос гибели, чтобы убедить самое себя в том, что жизнь еще возможно продолжать, и это были, разумеется, картинки всевозможных вариантов спасения от смерти, бегства от смерти, обмана смерти; выскочило все, что увидено, подсмотрено, пережито: автокатастрофы, которых чудом удалось избежать, и морские волны, откуда чудом удалось выбраться, и нож уличного грабителя, который чудом удалось выбить, и брошенная в ялтинском ресторане пьяной рукой бутылка, от которой чудом удалось увернуться, и даже глубокая яма с навозом, которую хотел перепрыгнуть, гуляя по деревне, в восьмилетнем возрасте – не рассчитал сил, угодил прямо в середину, стало засасывать, но взрослый малый, сосед, проходивший мимо, успел протянуть руку и выдернуть городского балбеса из вонючего болота, – немногие свидетельства немногих чудес сверкнули ярчайшим светом, чтоб навсегда погаснуть.
Чуда не случилось.
Ударившись во внутреннюю пластину затылочной кости, чуть выше внутреннего затылочного выступа, пуля сообщила ей всю оставшуюся кинетическую энергию. Задняя часть черепа лопнула и распалась на несколько кусков. Костные фрагменты вместе с мозговым веществом и сгустками крови вылетели наружу, более крупные отломки повисли на лоскутах кожи.
Только теперь, когда мозг уже погиб, посланные им сигналы паники дошли до адресатов. Надпочечники вбросили в кровь рекордный заряд адреналина. Бешеное электричество пронеслось по тканям. Сердце толкнуло невиданную порцию крови, сама же кровь мгновенно обогатилась сахаром. Волокна сократились с колоссальной мощью. Всякий мельчайший мускул совершил десятикратное усилие. Сосуды печени и селезенки сжались. Незачем тратить силы на очистку крови, если вся она, до последнего миллилитра, нужна мышцам.
Легкие попытались раскрыться во весь свой запас и всосать тройное количество воздуха.
Но команда опоздала, противодействие получилось слишком хаотичным и кратковременным, и погибающий человек не сумел оказать достойного сопротивления – только лишь прошла по телу чудовищная судорога, сродни кратковременной сильнейшей вибрации; бессистемно дернулись конечности, скрюченные пальцы рук попытались ухватиться за белый свет, а на ногах – широко раздвинулись, ища какой-нибудь, любой, пусть малой, опоры – оттолкнуться, отпрыгнуть, сбежать. Потом наступил паралич: несмотря на то что голова была плотно прибинтована к кровати, позвоночный столб в районе первого, верхнего шейного позвонка переломился.
Когда продолговатый мозг, расположенный глубоко в основании головы и накрытый сверху мозолистым телом – и поэтому пострадавший не так сильно, как головной, – попытался выполнить свои прямые обязанности, то есть руководить дыханием, пузыри легких лишь едва сжались, небольшая порция воздуха прошла через одеревеневшую гортань, и горло исторгло слабое протяжное хрипение.
Температура воздуха в помещении была на десять градусов ниже температуры тела, и над разрушенным черепом, из которого через разрывы в затылочной, височной и ушной артериях продолжала обильно выходить ярко-алая кровь, появился слабый пар.
Слезы в широко раскрытых глазах быстро высохли.
Услышав выстрел, капитан бросился искать вход в подвал. Предполагал найти узкий люк – оказалось, вниз ведет полноценная каменная лестница. Снизу тянуло прохладой, перемещалась чья-то тень.
Спускаться он не стал – укрылся за углом, присел на корточки. Стал слушать. Потом надоело.
– Слышь, Кораблик! – позвал он. – В прятки, что ли, решил поиграть?
– Не ходи сюда! – фальцетом крикнул Кактус. – Сразу стреляем!
– Матвеев у вас?
– Матвеева нет.
– Грубишь, – возразил капитан, прижимаясь к стене. – Выбрасывайте стволы и ложитесь рылом в пол. Гарантирую, что в этом случае я никого не убью. Будете дергаться – погибнете страшной смертью.
– Тебя на всех не хватит.
– Ага. Тогда пусть кто-нибудь, кроме тебя, тоже голос подаст. Чтоб я испугался.
– Твоя взяла, – после паузы мрачно сказал Кактус. – Я тут один. А откуда ты меня знаешь?
