Освободил вторую руку. Остатки повязки прилипли к ранам, к голому мясу. Он опять выплюнул крошево, выпрямился и завыл, как зверь. Огляделся. Воздух вдруг опрозрачнел, стал сухим и колким. Сквозь мрак, сверху вниз, падало обильное, легкое, ледяное. Стоять на одном месте не было никакой возможности, ступни онемели, икры сводило судорогой – пришлось опять бежать. Пропитавшиеся водой и грязью полы халата хлопали по коленям. Отвыкшие за месяц неподвижности, руки безвольно болтались.
Были когда-то два великих игрока, Крутов и Макаров. А пришей им пальцы к брюху, выгони их босиком в заснеженный лес, да в памперсе, да чтоб сзади преследовали с кувалдой наперевес – еще неизвестно, как повели бы себя прославленные спортсмены…
Глотая слезы боли и ужаса, облизывая кровоточащие пальцы, заворачиваясь в липкий халат, Никитин метался по лесу, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь ориентир.
Вдруг увидел огни. Побежал, скользя и обмирая. Приблизился. Башкой вперед продрался сквозь кусты.
Ему открылась излучина реки, лед и расчищенный от снега пятачок на льду. В бледном свете фонаря несколько мальчишек в валенках и драных зипунах старательно ругались и гоняли шайбу.
– Мальцев проводит силовой прием! – орал один.
– Харламов бросает от синей линии! – вторил другой.
– Эспозито отражает! – возражал третий, голкипер, облаченный, поверх пацанского пальтуганчика, в промасленный взрослый ватник, задом наперед, а-ля вратарский панцирь.
– Повторный бросок Харламова! Добивание!..
Стук клюшек и тонкие азартные вопли приглушал снегопад.
Никитин узнал мальчишку-вратаря и побежал, понимая, что обязательно надо сказать что-нибудь хорошее этому мальчишке. Приободрить. И напророчить, что мальчик станет прославленным игроком, звездой хоккея. Потом – депутатом областной Думы и президентом Фонда ветеранов спорта. Пусть мальчик ничего не боится, смелее выходит под удар. Боль, усталость, травмы – не бойся.
О себе забудь, думай о команде. Не сходи с места. Знай правила игры. И ничего не бойся.
Бойся только одного: чтоб пришлось тебе однажды голым и окровавленным бежать через черный лес, спасаясь от тех, кто придет наказать тебя за твою глупость и жадность.
– Что-то долго ехали, товарищ начальник.
Полковник Мудрук – руки в карманах – вошел и с отвращением огляделся.
– Снегопад, – сказал он. – Гололед. Два раза чуть с трассы не вылетел. Что тут у тебя?
– Похищение, вымогательство и убийство.
– Приведи себя в порядок.
Капитан посмотрел в зеркало и вздрогнул. Увиделось там мокрое, словно мышь, содрогающееся в ознобе животное, с ног до головы засыпанное серой штукатурной пылью; глаза дико блестят, ладони – в запекшейся крови. Не офицер милиции, а кошмарный монстр.
– Виноват.
– Бригаду вызвал?
– И бригаду, и скорую.
Полковник несколько раз ударил в пол подошвами, стряхивая с ботинок снег – как будто пришел в гости.
– Где тела?
– Оба в подвале.
– Показывай.
– Товарищ полковник, вы бы окурочек здесь не бросали. Не приведи бог – за вещдок проканает…
– Не учи дедушку кашлять, – проворчал Мудрук, однако недокуренную сигарету притушил о подошву и сунул после некоторых раздумий в карман собственной дубленки.
Когда-то вполне нарядная шкура темно-апельсинового цвета была теперь здорово обтрепана: локти потерты, пуговицы висят, края карманов засалены. Таков был и весь полковник. Седовласый дядька с бледным лицом, слегка обвисшим от хронического недосыпа.
Спустились вниз. Свинец перешагнул лежащего навзничь Кактуса, кивнул:
– Один из членов банды.
Полковник досадливо крякнул.
– Ты его?
– Так точно.
– А где ствол?
– Вон валяется.
– Откуда взял?
– Здесь нашел, – капитан сделал, как сумел, невинное лицо. Тут же подумав, что актер из него плохой. – Пистолет, я думаю, принадлежал одному из бандитов…
Начальство присело на корточки и задумчиво засопело. Капитан помалкивал.
– Слушай, Свинец. Это же твой ствол. Это я тебе его подарил. После того дела в Урус-Мартане. Это твой «стечкин»!..
– Был мой, – ответил капитан твердо. – А теперь, значит, ихний. Преступников.
Мудрук кашлянул. Снег на его плечах таял, капли падали на цементный пол, на криво изогнутое, неподвижное тело Кораблика: неестественно вывернутая голова, одна рука на отлете, другая – возле лица, ладонь прикрывает глаза и лоб, словно испугался человек собственной смерти и решил отгородиться от нее хоть как-то, хоть чем-то.
– Ладно, – сипло произнес полковник. – Разберемся. Где второй?
– Здесь, за дверью.
– Ага. Включи-ка свет.
Заглянув, начальство шепотом выругалось, сдавленно прошептало:
– Чего только не вытворяют.
– Я уже все осмотрел, – тихо доложил Свинец. – Тело привязано к кровати. Руки, ноги, колени, плечи стянуты ремнями. Очень туго. Я проверил. Он не мог пошевелить ни единым мускулом. Голова тоже укреплена, по лбу и подбородку – так, чтобы он мог смотреть только в экран.
– А телевизор неслабый. В магазине почти сто тысяч стоит. Когда пойду на пенсию, ты мне такой подаришь. Ему что, кино показывали?
– В общем, да. Только кино – особенное. Про него самого. Наверху есть еще один телевизор. Там полно дисков и кассет. Товарищ полковник, они его обрабатывали очень тонко. За ним вели наблюдение. Не один день. Снимали скрыто, профессионально, новейшей аппаратурой, иногда – с двух или трех точек. Есть даже его детские фотографии. Отреставрированы, обработаны компьютером. Это не кино. Ему крутили сериал с ним самим в главной роли…
– Зачем?
– Думаю, дело в деньгах. Погибший задолжал крупную сумму.
– Ага. Значит, ты его уже опознал.
– Так точно. Матвеев Матвей Матвеевич, шестьдесят восьмого года, уроженец Москвы, занимался импортом вина…
– Откуда информация?
– Работа такая.
Начальство помедлило, оглядывая внутренности камеры: голые стены недорогого силикатного кирпича, цементный пол.
– Ладно. Тогда скажи мне, как ты вообще здесь очутился.
– Получил оперативные данные, требующие безотлагательного вмешательства.
– Почему не доложил?
– Батарейка в телефоне разрядилась. А счет был – на минуты.
– Какие минуты?! – бешено залязгал Мудрук. – Ты сейчас должен в своей деревне сидеть, водку пить! Ты, бля, на коленях передо мной стоял, отпуск клянчил! Тебе, видать, мозги совсем отшибло! Ты во что влез, а?
– Так получилось.
– Будешь наказан.
– Так точно. Только это, Михалыч…
– Что еще?
– Я тут деньги нашел. До хрена. В туалете за зеркалом есть сейф. Полный.
– Ага. И что предлагаешь?
– Взять. Чуть-чуть.
– Чуть-чуть – это сколько?
– Половину.
– Сам все сделаешь. Отнесешь ко мне в машину.
– Есть.
Полковник Мудрук снова засопел – на этот раз властно, со значением.
– Считаешь, тут было вымогательство?
– Уверен.
– Пытки?
– Налицо. Кололи наркотиками. Безжалостно. Здесь целая лаборатория. Морфий в больших количествах. Веселящий газ для наркоза. Еще множество всякой непонятной дряни. Кислород в баллонах. Эфир во флягах. Ампулы, порошки. Эксперты разберутся. Наверху, в жилых помещениях, есть и кокаин, и гашиш – в общем, полный набор. Ребята свое дело знали туго…
– А капельница?
– Глюкоза и физраствор. Его держали тут семь суток. С прошлого воскресенья. В одном и том же положении. Без воды и пищи. У него в член катетер вставлен. Глюкозу вводили, чтобы мозг не отключился. Это в правую руку. А в левую – ширяли еще что-то. Там все в следах от уколов… Дыра на дыре… Они о его здоровье не очень беспокоились. Им нужна была только его голова. Видите – провода? Это наушники. С ним общались. Кололи героин и еще что-то. Может быть, галлюциногены. Одновременно – крутили видеозаписи. Думаю, он вообще не видел тех, с кем говорит… Через наушники ему задавали вопросы – и слушали ответы. Его разводили очень серьезно. Используя достижения науки. Бог знает, что ему пришлось пережить…
Наверху тяжело затопали.
– Наши приехали, – произнес капитан.
Мудрук вздрогнул и негромко заметил:
– Ты вроде хотел насчет сейфа подсуетиться…
– Я уже все сделал, Михалыч. В пакетик завернул и в лесу заныкал. Не волнуйся.
Мудрук шагнул внутрь, наклонился и изучил развороченную выстрелом голову виноторговца Матвеева.
– Стало быть, у них ничего не вышло, и они его замочили.
– Его замочили, – торопливо признался капитан, пробормотал прямо в заросшее серым твердым волосом начальственное ухо, – потому что я пришел. Их было двое. Я появился – они испугались. Решили бежать через второй выход. Первый ушел, второй не успел. Оказался в ловушке. Запаниковал, застрелил пленника, потом хотел – меня. В общем, я его положил… А пленник уже был готов…
