— Так вот зачем вы три часа изгалялись над моей внешностью!
— Что делать, Аркадий Петрович? Послать в Таиланд штатного агента я не могу — может дойти до Рябова. Но у вас нет ни малейших навыков в конспирации. И даже таланта к этому, простите, нет. Помните семьдесят седьмой год? Гоголевский бульвар. Мы говорили с Максимом Максимычем. На скамейке рядом тихо восседал бомж с газетой в руках. Такой натуральный бомж… для театра юного зрителя.
Востриков окончательно надулся.
— Что ж вы разговаривали при мне? Значит, сразу не раскусили?
Недошивин засмеялся.
— Как было не раскусить, когда от вас за несколько метров несло не мочой, а одеколоном «Шипр»! Не говоря уж о том, что к юбилею революции всех московских бомжей вывезли за сто первый километр.
— Тогда я ничего не понимаю. — Востриков сердито пожал плечами.
— Просто мне нужен был лишний свидетель того разговора, на случай если кто-то решит устранить и Соколова, и меня. К тому же я навел справки и узнал, что помощник Дмитрия Палисадова, находящийся с ним в серьезных контрах, взял отпуск и отбыл в Москву. С тех пор я изредка следил за вашим так называемым частным расследованием. Впрочем, почему так называемым? Вы, Аркадий Петрович, мне очень помогли!
— Так это вы выкрали у меня старую папку с уголовным делом, которая не дошла до генерала?
— Простите, был вынужден. Не мог же я оставить у вас документ, который бы стоил вам жизни.
Востриков нахохлился.
— Следовательно, вы знали, что Лизу убил не Воробьев?
— Так же хорошо, как и то, что это сделал не я.
— Но тогда зачем убедили Максима Максимыча в том, что убийца вы?
— И поступил правильно. А потом уже не имело смысла разубеждать его. Зачем? Чтобы бедный капитан опять встал на тропу войны? И — с кем? С Вирским?
— Следовательно, вы знали, что убийцей Лизы является…
— Рыжий. Собутыльник Геннадия Воробьева, который ночевал в шалаше рядом с местом преступления.
— Ну что ж! — Востриков уже воспрял духом. — Давайте сверим наши общие размышления.
— Нечего тут размышлять… — отмахнулся Недошивин. — Просто вы не знали тогда, кто такой Вирский. У него исключительный дар гипноза. Он ввел Рыжего в транс, когда тот еще спал, а когда появилась Лиза, разбудил особым сигналом.
— Но Рыжий был законченным алкоголиком, тщедушным, с трясущимися руками. Как он мог так быстро задушить девушку?
— В гипнотическом состоянии люди способны показывать чудеса физической силы. А для увеличения роста Рыжий воспользовался пнем. Когда Лиза была мертва, Вирский вывел Рыжего из гипноза. Бедняга в состоянии шока сорвал со своей жертвы кулон, оборвав шнурок и порезав жертве шею, и, ничего не помня, бросился бежать. Однако успел увидеть в кустах Вирского и принял его за черта. Это показание Палисадов из дела убрал.
— Как и тот факт, — добавил Востриков, — что в кошельке девушки оставались сто пятьдесят рублей. Было бы сложно объяснить судье — а прежде всего самому Рыжему — почему он взял не деньги, а кулон. Как вы думаете, Палисадов всё понял?
— Несомненно, — отвечал Недошивин. — Жаль, что Гнеушев не успел угостить его отравленным «бордо».
— Гнеушева послали вы? А сами ждали Лизу в Москве?
— У меня были готовы документы для отправки ее с Иваном за границу. И если бы не проклятый Вирский, все сложилось бы иначе.
— Почему же он до сих пор цел?
— Хороший вопрос… Я часто его себе задаю. И, как ни странно, не нахожу исчерпывающего ответа. Знаете, как говорится, береженого Бог бережет. Вирского тоже кто-то бережет.
— Но каким образом он сумел практически обескровить мертвое тело? Без надрезов и даже без помощи шприца?
— Тоже хороший вопрос. Но на выяснение его у нас нет времени. И не прикидывайтесь простачком, Востриков! Я знаю, вы все это время почитывали специальную литературу. И даже ухитрились разыскать в московской библиотеке книги, в формулярах которых расписывался господин Вирский. Конспиратор вы никудышный, но сыщик превосходный!
Востриков весь просиял.
— Однако вы можете опоздать на самолет, — сказал Недошивин.
— Не опоздает!
В кабинет Недошивина быстро вошел генерал Рябов.
— Кого гримируем? — спросил он. — О, как на Троцкого похож! Какое задание? Ладно, потом расскажешь. А где мальчик?
— Какой мальчик? — побледнел Недошивин.
— «Какой мальчик?» — передразнил его Рябов. — «А был ли мальчик?» Конспираторы, мать вашу! Короче! Отправишь своего Троцкого в южные края и — мигом ко мне!
— Слушаюсь, товарищ генерал! — сказал Недошивин.
— Товарищ — это хорошо, — задумчиво произнес Рябов. — А то скоро заставят говорить «господин генерал». Тьфу!
Глава двадцать вторая
Воскресение Троцкого
— Именем революции! Стоять на месте! — с воинственным криком Джон и Востриков-Троцкий вломились в бунгало Вирского. В стилизованной тайской хижине, обставленной европейской мебелью, оборудованной кондиционером и роскошной сантехникой, не было ни души. Постель на одной из кроватей была мятой и влажной, вторая была аккуратно заправлена и накрыта покрывалом из прозрачного китайского шелка с рисунком летающей девы и гоняющегося за ней дива с кривым мечом.
— Вирский с Асей на пляже, — решил Востриков. — Или на рынке. Это лучше для нас. Застанем его врасплох. Главное — первые несколько секунд. Нельзя позволить Вирскому применить свой гипноз. Я встану здесь, на самом видном месте, и отвлеку внимание. Вы владеете какими-нибудь боевыми приемами?
— У меня поставлен хук справа, — не без гордости сказал Джон.
— Отлично! — обрадовался Аркадий Петрович. — Вы встанете слева от двери и когда Вирский войдет, собьете его с ног. Мне нужно только две секунды его беспомощности.
— Это очень ловкий и сильный мужчина, — возразил Половинкин, с сомнением глядя на маленького Вострикова. — Не смотрите на его седины. Это не старик, а молодой павиан, как сказал один человек. Но две секунды я вам гарантирую. А вы сами умеете драться?
— Молодой человек! — вспыхнул Востриков, делаясь похожим на обиженного подростка. — У меня черный пояс по дзюдо! Я владею приемами самбо! У меня железные пальцы!
Джон занял пост у двери. Покончив с дислокацией, Востриков направился к смятой кровати.
— Тэк! Вирский спал не один. Ручаюсь, здесь лежали как минимум два человека.
— Вы хотите сказать… — Половинкин схватился за голову.
— Я ничего не хотел сказать, — жестко оборвал его Востриков, — кроме того, что на смятой кровати кто-то, возможно, занимался сексом, а вторая в это время оставалась нетронутой. Но и это лишь мои предположения. Зная Вирского, который ждет вас здесь, я не исключаю, что вся мизансцена устроена специально, чтоб пощекотать вам нервы.
— Я убью его! — воскликнул Джон.
— Это как раз не нужно, — не согласился Востриков. — На место этой твари пришлют другого. Наша задача — разрушить всю инфраструктуру секты. А сделать это без Вирского невозможно.
— Тсс! — зашипел Джон. — Они приближаются!
Дверь открылась, и в бунгало вошел Родион Вирский в темных очках со связанными за спиной руками. Через миг он лежал на полу, оглушенный Джоном. Еще через секунду рядом с ним лежал сам Половинкин, сбитый прикладом автомата тайца в камуфляжной форме. Таец был необычный — высокий, светлокожий, широкий в плечах. За ним в бунгало вбежало с десяток тайцев маленького роста, смешно напоминавших стайку вооруженных детей. Они швырнули Вострикова на заправленную кровать и наставили на него автоматы.
Рослый таец небрежно отбросил Джона ногой и вразвалочку подошел к Вострикову.
— Who are you?[12] — спросил он хриплым голосом, и в бунгало поселился стойкий спиртовой перегар.
— We are Russian tourists, — хладнокровно отвечал Востриков, отводя от себя раскаленные солнцем стволы автоматов и садясь на край кровати. — Who the hell are you?[13]
— Меня зовут фон Бюллофф, сударь, — на чистейшем русском языке отвечал таец, с интересом разглядывая искусственную бородку Вострикова и его очки.
— Вы говорите по-русски? — удивился Аркадий Петрович.
Вместо ответа таец со стуком рухнул перед ним на колени.
— Свершилось чудо! — по-тайски вскричал фон Бюллофф, простирая к Вострикову раскрытые кверху ладони. — Лео Троцкий явился к нам!
— Чудо! О… — заголосили бойцы и тоже упали на колени.
— Что здесь происходит? — тихо спросил Половинкин. Он сидел на полу и растирал ушибленную грудь. — За кого они вас принимают?
— За Троцкого, черт возьми! — проворчал Востриков, схватившись пятерней за свою фальшивую бороду.
— Лео! Лео! О-о… О-о… — в трансе шептали тайцы, глядя на Вострикова со священным ужасом.
