— Я все-таки умею делать выводы, я знаю, что он имел в виду, — воскликнул уздинец.
— Может быть, он хотел одолжить у вас пару злотых? — стали шутить ешиботники.
— Он имел в виду узнать, почему я еще не женился. — Старый холостяк приложил палец к виску, сморщил лоб, подняв брови вверх, а потом, опустив их вниз, как он обычно делал, когда раздумывал, давать или не давать ссуду товарищу.
Третьим визитером, посетившим смолокурню, был реб Менахем-Мендл Сегал, который вернулся в Валкеники поздно, уже после начала нового семестра, после Лаг ба-омера. В Вильне он много слыхал о Махазе-Авроме и даже несколько раз видел его. Правда, они никогда не разговаривали. Теперь реб Менахем-Мендл пошел к нему не для того, чтобы разговаривать или изучать Тору. Он шел за советом.
Под высокими соснами низенький меламед из начальной ешивы выглядел еще ниже. Крохотный еврейчик. Глубже в лесу, на темной зелени у подножий хвойных деревьев, лежали мягкие голубоватые тени, как будто там пряталась ночь. Там, где шел реб Менахем-Мендл, раскаленные на солнце стволы выдыхали в духоте острый запах смолы. За лесом тянулся песчаный шлях, пахший сухой пылью. За дорогой светились белые, выкрашенные мелом крестьянские хаты, окруженные маленькими зелеными огородами. На голой площадке, где лежали пиломатериалы, стояла хата. На ее крыше крестьянин заколачивал гвозди. Сухие удары гулко отдавались в окрестностях и будили их от ленивой полуденной дремы. Свежеструганые доски новой хаты пахли и сияли в солнечных лучах. Однако реб Менахем-Мендл ничего не слышал и ничего не видел на этой лесной тропинке за дорогой. Если бы даже кто-нибудь и рассказал ему, что нашли шестую часть света, где живут удивительные животные и происходят чудеса, он бы вздохнул: «Зачем мне это знать? Это отнимает время от изучения Торы. Мне достаточно мира Гемары». К тому же реб Менахем-Мендл был так обеспокоен своим положением, что тем более не замечал ни леса, ни шляха, ни крестьянских хат.
Посреди двора смолокурни стоял большой стол с двумя длинными скамейками по обеим сторонам. Полуразвалившись на жесткой скамейке и упершись подбородком о край стола, реб Авром-Шая грел лицо на солнце. На столе не лежало никакой святой книги. Глаза реб Аврома-Шаи были прикрыты. Только его наморщенный бугристый лоб и улыбка на лице свидетельствовали, что он напряженно думает об учении. Он почувствовал, что на него упала тень, кто-то загородил ему солнце. Открыл глаза и увидел низенького визитера. Тот приблизился к нему бочком и так же робко, как воробышек, который подбирается к рассыпанным крошкам. На мгновение лицо Махазе-Аврома дрогнуло, он недовольно вздохнул и встал, чтобы поздороваться с гостем.
Они стояли друг напротив друга, и реб Менахем-Мендл рассказывал, кто он такой, где учился, будучи холостяком, как он страдал после свадьбы из-за того, что был вынужден стать лавочником и продавать сапожные принадлежности, пока его старый товарищ по Новогрудку, реб Цемах Атлас, не спас его и не привез в Валкеники, чтобы преподавать в местной начальной ешиве. Однако его жалованья за прошлую зиму не хватало, чтобы самому жить в местечке да еще и содержать жену с ребенком в Вильне. Не говоря уже о том, что он не мог привезти сюда своих домашних, как реб Цемах ему в свое время обещал. Так вот, когда он приехал домой на Пейсах, жена потребовала, чтобы он остался и снова стал лавочником. Однако свою прежнюю лавку он закрыл еще в начале зимы. Ему бы пришлось начинать все сначала с сапожными принадлежностями или заводить какую-то совсем новую торговлю. Он, во-первых, плохой торговец, во-вторых, у него нет денег, чтобы с нуля начать торговлю, а в-третьих, ему не хочется снова становиться лавочником и не иметь возможности вырвать хотя бы пару часов в день для учебы. Он долго уговаривал жену, что, может быть, летом ситуация в ешиве улучшится и он сможет привезти в Валкеники ее с ребенком, уговаривал до тех пор, пока она не согласилась, чтобы он поехал. Поэтому он и вернулся в ешиву так поздно, после начала семестра, только после Лаг ба-омера. Однако он нашел ешиву в еще худшем положении, чем она была зимой. С одной стороны, прибавились новые ученики, а с другой — обыватели платят меньше на содержание и учеников, и глав ешивы. Он не знает, что делать, оставаться в Валкениках или возвращаться в Вильну…
Все то время, что реб Менахем-Мендл, невзрачный и подавленный, бормотал, как во время понедельничной и четверговой молитвы[204], реб Авром-Шая тихо слушал, направив на реб Менахема-Мендла взгляд своих небесно-голубых глаз. Потом он снова вытянулся на скамейке, опершись подбородком о край стола, и указал гостю на скамейку напротив, предложив ему присесть.
— Если бы вы вернулись в Вильну, нашелся бы кто-то другой, кто вел бы ваш урок в местной начальной ешиве?
Реб Менахем-Мендл действительно пришел за советом, но в глубине души он ожидал, что этот еврей, славящийся как гений и праведник, прочтет ему нотацию за его сомнения и укрепит его с тем, чтобы он остался при изучении Торы. А тот спросил его вдруг, есть ли кто-то, кто заменит его в ешиве, если он вернется в Вильну и снова станет лавочником.
— В настоящее время я не вижу никого другого, кто бы вел вместо меня мой урок. Правда в том, что был бы нужен еще и третий глава ешивы, но Валкеники не хотят или не могут содержать даже двоих. Так что не до мечтаний о третьем.
— Я слышал, что местная начальная ешива — новогрудковская, а, как мне известно, из больших новогрудковских ешив посылают старших учеников проводить уроки в малых. Так почему же они не приезжают и сюда тоже, чтобы помочь?
— Наш директор ешивы, реб Цемах Атлас, не в таких отношениях с центральной ешивой в Нареве, где он раньше учился, чтобы нам оттуда посылали подмогу, — ответил реб Менахем-Мендл и подумал при этом: «Мудрец! Сразу спрашивает о деле».
— А почему у него не такие отношения с наревской центральной ешивой?
Реб Менахем-Мендл волей-неволей вынужден был рассказать, что реб Цемах Атлас женился на девушке из светской семьи и на какое-то время отошел от учения мусара. Поэтому на него обижены в новогрудковской ешиве, хотя он потом оставил свой богатый дом и превратил Валкеники в место изучения Торы. Реб Менахем-Мендл понимал, что он ничего не объяснил Махазе-Аврому, да ему и самому было непонятно, как это мусарники могут не простить вернувшегося с покаянием? Так почему же Нарев не хочет помириться с реб Цемахом Атласом?
— Я знаю, что в Валкениках долгое время шел спор относительно места главного раввина. Этот спор не отрывал сынов Торы от учебы? — спросил реб Авром-Шая.
Реб Менахем-Мендлу снова пришлось удивляться, как быстро этот Махазе-Авром уловил суть ситуации. Глава ешивы заговорил, изливая то, что тяжелым грузом лежало у него на сердце. Он говорил, что прошлым летом часть ешиботников действительно отвлекались от учебы. Они бегали слушать проповеди кандидатов на место раввина. Даже те, кто имел обыкновение не прерывать учебы, не могли найти в синагоге спокойного уголка, где обыватели не стояли бы и не спорили между собой по поводу должности раввина. Может быть, было ошибкой основывать ешиву в местечке, где идет такой спор. Реб Менахем-Мендл вздохнул и даже застонал. От злости на директора ешивы, который заставил его бросить торговлю и затащил в это местечко, у него в миг, когда он не владел собой, вырвался намек на то, что, еще основывая ешиву, ее директор не проявил надлежащей ответственности.
— Я буду завтра в местечке с визитом к новому раввину и зайду в ешиву, — сказал реб Авром-Шая, вставая со скамейки. Потом он попросил гостя не обижаться на него, что он все время лежал. Он уж так привык за много лет. Лежа ему легче дышать. Сложив руки на груди и закинув голову назад, он проводил гостя до ворот смолокуренного двора.
— Слышите, как мои соседи точат клювы и хлопают крыльями? У них нет забот, — сказал он, показывая на гнездо аистов на высокой белой трубе бывшей смолокурни. При этом он так весело рассмеялся, что реб Менахем-Мендл посмотрел на него с удивлением и тоской: никто ему не поверит, если он расскажет такое. Махазе-Авром думает об аистах? А вот на вопрос, возвращаться ли в Вильну или же оставаться в Валкениках, Махазе-Авром ему так и не ответил.
— Махазе-Aвpoм завтра будет в синагоге и, конечно, проведет урок с ешиботниками. Это поднимет престиж ешивы в глазах валкеникских евреев, они, может быть, из-за этого увеличат свою финансовую поддержку или хотя бы будут делать выплаты аккуратнее, — сообщил реб Менахем-Мендл добрую весть директору ешивы. Однако директор нахмурился и гневно ответил, что его совершенно не волнует, понравится ли уровень учености ешиботников Махазе-Аврому или нет. Он не верит и в то, что валкеникские лавочники дадут хотя бы на грош больше, чем прежде, из-за того, что большой знаток Торы посетит их ешиву. Он намного больше обеспокоен, что ученики, как младшие, так и старшие, бегают к дачнику на смолокурню изучать Тору и обсуждать сложные темы, как будто это и есть самое главное.
