— Глина, — сказал он.
— А! — сказала она. — Это отчистится.
Она дернула ленту, и волосы рассыпались у нее по плечам. Моргая от света, они прошли мимо кинотеатра, мимо дверей Клуба, где шумели шахтеры, и добрались до угла ее улицы, не встретив никого, кто ее знал бы.
Она быстро придвинулась к нему, чмокнула его в щеку и, ничего не сказав, пошла по улице. Он смотрел, как она проходит через круги света под газовыми фонарями, потом из черной тени донесся звук захлопнувшейся двери.
Они встречались раза два в неделю, уходили в поля и рощи за господским домом, лежали в темноте под живыми изгородями или среди кустов где-нибудь в лесу. Иногда она снимала юбку, расстегивала блузку, спускала ее с плеч и глядела на него снизу вверх — неясная белизна на фоне черной земли. Она протягивала руки, приподнималась, обнажая грудь, обнимала его за шею.
— Нет, не надо, — говорила она, когда он прижимался к ней, и отодвигалась, а иногда плакала, отворачивалась и говорила: — Я навидалась, чем это кончается. Что же, ты думаешь, я сама не хочу? — и гладила его ладонями, впивалась в него губами, стонала и вздыхала.
Как-то вечером они возвращались через поселок и встретили его отца, который ехал на работу. Медленно крутя педали, он проехал мимо, потом сзади из темноты донесся его голос:
— Колин, это ты?
Отец остановился, поставил ногу на край тротуара и ждал его ответа, посматривая на Шейлу.
— Твоя мать беспокоится, куда ты запропал. Ты что, не знаешь, что скоро уже десять? — Голос у него был глухой, придушенный, словно кто-то звал из-под каменной плиты.
— Я домой иду, — сказал он. — Вот только провожу Шейлу.
— Ну, побыстрее, — сказал отец и отвернулся, нащупывая ногой педаль. — Тебе еще рано разгуливать в такое время.
На следующий вечер, когда он вернулся из школы, отец ждал его на кухне. Стивен и Ричард уже были выдворены в соседнюю комнату и играли там. Из-за двери доносился голос матери.
— Ну, кто она такая? — сказал отец. — Как ее зовут и откуда она?
— Ее зовут Шейла. Она живет в поселке. — Он отошел в угол к буфету посмотреть, не найдется ли чего-нибудь поесть.
— Ну, а фамилия? — сказал отец.
— Ричмонд.
— Я никаких Ричмондов не знаю. На какой улице она живет? — Отец сидел у стола выпрямившись, упираясь кулаками в колени.
— Они недавно приехали, — сказал он и назвал улицу.
— Ах, вот что! — сказал отец. — Самый скверный квартал в поселке. Там такие живут!
— Да ведь не от нее зависит, где ей жить, — сказал он.
— Не от нее, так от кого-то другого, — сказал отец. — А чем ее папаша занимается? — добавил он.
— Не знаю, — сказал он и мотнул головой.
— И вот, значит, с кем ты все время шлялся. А говорил, что гуляешь с Йеном и Майклом Ригеном.
— Не все время. Иногда я и с ними ходил, — сказал он.
— Это когда же? После дождичка в четверг? — сказал отец. — А как ее мать смотрит на то, что она разгуливает допоздна? — добавил он.
— Откуда я знаю?
— Должны же они о чем-то думать. Не все же такие рохли, как мы тут.
— Ее родители развелись, и мать работает, так что на ней все хозяйство лежит.
— Господи! — Отец стукнул кулаком себя по лбу. — Она что, работает, девка эта, или еще в школе учится?
— Ее Йен знает, — сказал он. — Она с ним в одном классе.
— Да уж, об заклад побьюсь, Йен ее знает, — сказал отец. — Раз за ней нет никакого присмотра, так ее еще много кто знает.
— Больше я это обсуждать не хочу, — сказал он. — Ты ее не знаешь, не то ты, наверное, не нашел бы нужным говорить такие вещи.
— Куда же это вы ходите по вечерам? — спросил отец, словно не услышав его последних слов. — Куда вы ходите в такое время?
— Мы ходим в кино. Мы ходим гулять. Иногда мы ходим в Парк, — сказал он.
Дверь открылась, и вошла мать. Из комнаты донеслись голоса его братьев.
— А ты что скажешь? — спросил отец. — Ты знала, что он чуть ли не каждый вечер гуляет с девчонкой?
— Догадывалась, — сказала мать, моргая за стеклами очков.
— И в секрете держала, черт подери, — сказал отец.
Мать закрыла за собой дверь.
— А ругаться ни к чему, — сказала она, и глаза у нее словно стали еще больше.
— Я не ругаюсь. Хоть одно черное слово я сказал? — Он встал из-за стола, подошел к очагу, постоял возле него и вернулся назад к столу. — Черт подери, тут выругаешься. Куда они, по-твоему, ходят и чем занимаются в такое время? Ты что, и спросить его не хочешь? — Он стукнул кулаком по столу, стукнул еще раз, потом сел и беспомощно поглядел на мать.
— Почему ты не пригласишь ее к нам? Или она не захочет прийти? — сказала мать.
— Нет, почему же, — сказал он. — Мне кажется, ей будет приятно.
— Вот и хорошо, — сказала мать и добавила, повернувшись к отцу: — Ну что, ты доволен? Познакомишься с ней, посмотришь, какая она.
— А толку-то! — сказал отец и снова повернулся к огню, словно знал много такого, о чем не мог ей рассказать.
— По-моему, он просто забыл про то, как был молодым, — сказала мать.
— Нет, не забыл, — сказал отец, упрямо глядя на пламя.
— Ну, если человек сам озлобился, это еще не причина других озлоблять, — сказала мать и, подхватив на руки Ричарда, который вошел в кухню, прижала его в груди.
— Вовсе я не озлобился, — сказал отец, — а просто знаю жизнь получше других некоторых.
— Что-то ты знаешь, — сказала мать. — А о чем-то никакого представления не имеешь.
— Угу. Никогда я ничего не знал и теперь не знаю, — сказал отец, подошел к очагу, взял свои шерстяные носки, рубашку, выцветшие брюки и пошел с ними к лестнице, потому что ему уже пора было переодеваться на работу.
Приглашение ее почему-то смутило. Он встретил ее вечером у остановки школьного автобуса и прошел с ней через поселок до угла ее улицы.
— А зачем мне к вам идти?
— Ну, им хочется с тобой познакомиться, — сказал он, тщетно пытаясь взять ее за руку.
— А когда они этого захотели? Мы ведь с тобой давно гуляем, — сказала она. — После того как твой отец тебя увидел?
— Отчасти, — сказал он. Но он гордился ею и был бы рад показать ее родителям.
— Придется тебе передать им мои извинения, — сказала она. — По субботам и воскресеньям это неудобно. А будние дни, боюсь, у меня все заняты. Придется им отложить смотрины до другого раза.
— Просто их интересует, какая ты, и ничего больше, — сказал он.
— Почему? — сказала она. — Они что, опасаются, как бы мы не поженились? — От раздражения ее щеки покрылись румянцем, каким-то детским, беззащитным, глаза потемнели.
— Ну, потому что я столько времени провожу с тобой и так к тебе отношусь. Они думали, что тебе приятно будет с ними познакомиться, — сказал он и добавил. — Я ведь был бы рад познакомиться с твоей матерью, если бы ты меня пригласила.
Она засмеялась — зло, сощурив глаза.
— Только этого не хватает.
— Я был бы рад.
— Ты был бы, да я-то не была бы. И она тоже. Ведь она даже не знает, что есть такой ты.
— А почему не знает? — Он вызывающе поглядел на ее дом, словно собирался пройти по улице и постучать в дверь.
— Да потому, что она на мне живого места не оставит, если узнает, что я столько времени провожу с кем-то. То есть с мальчиком. Я ей говорю, что хожу к Джеральдине Паркер. Мне пока везет, — добавила она. — У нее нет привычки проверять.
— Ну, а если она тебя сейчас увидит? — сказал он, все еще глядя в сторону ее дома.
— Скажу, что иду домой с автобуса.
— А если она тебя еще где-нибудь увидит?
— Вот увидит, тогда и посмотрим.
Она уже шла по тротуару, снимая берет, словно хотела, чтобы здесь ее не считали школьницей, а признавали взрослой женщиной.
— Когда встретимся? — сказал он, нагнав ее у первой двери.
— Понятия не имею, — сказала она. — И дальше не ходи. Мне и без того нелегко с тобой встречаться.
— Так, может, тебе лучше вообще со мной не встречаться? — сказал он и остановился.
— Дело твое, — сказала она. — Как хочешь. — И испуганно отвернулась, узнав голос, донесшийся от двери в дальнем конце улицы. Она побежала, а он пошел назад — главным образом ради нее — и обернулся на углу, но она уже вошла в дом.
— Так, значит, она не придет? Ничего другого я и не ждал, — сказал отец.
— Наверное, она про тебя наслышалась, вот и не захотела прийти, — сказала мать, но по ее лицу было видно, что она расстроилась.
— Ну, а я кое-что помню про твой дом, — сказал отец. — Такое, что любого отпугнуло бы, а уж ухажеров и подавно.
— Ну, одного-то не отпугнуло, — сказала мать.
— Угу. Только потом он об этом пожалел, — сказал отец и отвернулся, увидев, что ее щеки начинают краснеть.
Она сняла очки и медленно вытерла глаза.
— А, к черту! Все мы говорим вещи, о которых потом жалеем, — сказал он. — Но об одном я никогда не жалел, — девочка, — добавил он. — О том, что я на тебе женился.
