Противник «работает» в левосторонней стойке — левша. Как и Слава! Вот совпаденье! Бой протекает спокойно, оба бьют, защищаются. Слава действует тычками правой руки. Противник отвечает крюками, тоже правой. Гонг звенит буднично, бойцы расходятся.
— Что, Слава, левша попал? И такой же «тяжеловес», как и ты? — Не дожидаясь ответа, Олег говорит: — Сейчас у вас получилась ничья. Никто не выиграл! Начинай работать активней. И удары акцентируй, добивайся перевеса, а то уплывет победа. Правой бей без видимой подготовки. А левой — злей, жестче. Овладевай инициативой, овладевай!
Но бой протекает спокойно и ровно. На усиливающиеся Славины удары противник отвечает тоже усилившимися. Оба живо передвигаются и оба успешно защищаются. И бьют примерно одинаково. Так ничем и закончился.
Слава, похоже, не устал, сидит прямо, вопросительно смотрит на тренера, ждет, что тот скажет. Олег недовольно сопит, не выдерживает:
— Бой-то у вас, что, ненастоящий? Показательный, что ли? Прошло два раунда, а результата никакого. Остается всего две минуты! Что делать? Как выиграть? — пристально глядя на бойца, помолчал: пусть думает. — Взорваться надо! Атаковать непрерывно, вырвать победу!..
Бой начался жестко. Вслед за финтом Слава ударил прямым левой. Удар получился неожиданным — противник оказался у канатов. Сам готовил атаку, но Слава опередил. И усилил натиск, и покатил противника вдоль канатов, и то и дело наносит удары основной, левой рукой, тот отступает под ударами. Публика шумит, топает ногами, протестует против складывающейся ситуации на ринге. Слава, наконец, отпускает соперника — приводит свое дыханье в порядок. Сквозь гул и рокот зала соперник явственно слышит: «Бей! Бей!» — и он пошел на Славу, под неистовый рев зала стал бить. Слава уклоняется, ныряет, отступает. Но все же находит паузу — опять в атаку. Теснит противника к канатам, гонит его вдоль канатов, бьет в корпус и голову…
Бой заканчивается. Победа присуждается Славе! Ура! Олег жмет ему руку.
Ничья же в итоге: пять-пять! За хорошую технику боя судейская коллегия решила отметить отдельных бойцов грамотами. Удостоились наград и сахалинцы Эдуард Грибанов и Борис Коревский. Председатель горкома физкультуры по радио поздравил команду Сахалина и ее тренера Олега Сибирцева с несомненным успехом на владивостокском ринге. Пригласил и на следующий год приехать во Владивосток. «Вообще такие встречи надо сделать традиционными», — заявил он под конец.
* * *
После ужина — солнце было еще высоко, жара чуть спала, сопровождаемая владивостокскими боксерами команда сахалинцев шла к пляжу, к заливу Петра Великого. Сыпались взаимные вопросы и ответы, громкий гвалт стоял над толпой, которой местные жители находили нужным уступать дорогу. Среди уступивших Олег разглядел знакомое лицо: бывшего однокурсника Уфимского техникума, старосту седьмой группы холодной обработки металла, Андрея Макаренко. Особенной дружбы меж ними не водилось, но взаимное уважение было. Встречаясь, они останавливались, жали руки и «скалили зубы», без повода, просто так, ну, и интересовались делами друг друга. Пригляделись за четыре года учебы и сейчас без труда узнали друг друга в толпе.
— Где ты? Как ты? Каким образом? — засыпал вопросами Макаренко.
Пришлось объяснять: что, как. Спортивные дела, одним словом.
— А как Опанасенко, дядя Боря-то наш? Жив? Здоров? Он же здешний, — спросил Олег.
— А чего ему, великану, сделается?
Тот был, пожалуй, самым высокорослым человеком на земле, потому в группе все звали его дядей Борей.
— Не женился он?
— Не-ет. Холостяком так и болтается. Ну, а вы? Закончили вы свою драку? А когда обратно?
— На днях буквально.
— Ко мне не забежишь? Позвоним дяде Боре.
— Ну-у, нет. Я привязан к этим вот, — Олег кивнул в сторону проходящих мимо ребят. — Юноши, на материке впервые: за ними глаз да глаз…
На всякий случай взял у него телефон. И разминулись.
36. «Николай Гоголь». Возвращение
Владивосток — не очень большой город, на его улицах обязательно кого-нибудь да встретишь, близкого, родного. С Геной Седовым Олег столкнулся на виадуке лицом к лицу. Остолбенели, не знали, что и сказать.
— Ты как здесь оказался?
— А ты?
— Я с командой боксеров. А вот ты — как тут?
— Летал в Москву. Возвращаюсь.
— Как-то не вовремя.
— Похороны всегда не вовремя.
— У-у! Кто это у тебя? Кто умер-то?
— Матушка неродная. Так что печальная была поездка. А вы как тут? С победой вас, что ли?
— Ничья, пять-пять, Можно сказать, разошлись мирно. И вот обратно в Южный.
— «Крильон» пойдет только через пять дней. Сегодня только ушел.
— А «Анива»?
— «Анива» что-то вообще не ходит. Так что придется вам со мной. Идет «Гоголь» до самого Александровска. Вам, что, туда не надо? Ну, дак давайте, подсуетитесь — завтра с утра и пойдем.
— Ух, ты, это же прекрасно! Тогда срочно надо в гостиницу, там Азизов ждет, вместе с ребятами. Это представитель наш. И ты давай вместе: ребята увидят — обрадуются: живого александровца встретили!
— Ну, конечно! Если что, с вами я и заночую. А то мне кантоваться на вокзале.
— И в столовую пойдем вместе, в дороге ты издержался поди…
Володя Дорохин увидел своего мастера — кинулся обнимать, ребята окружили — обрадовались. В гостинице наделали шуму.
И вот он, «Гоголь». Не белоснежный, как «Крильон» и «Анива», скорей отдает цветом стали. Длиной чуть поболее, а поскольку ширина такая же, кажется высоким и узким; но уступает ходом.
Солнце во всю греет, небо синее, нет ни облачка. Стоя на палубе, ребята что-то показывают друг другу и громко смеются. Есть провожающие, но владивостокских парней, бывших соперников, не видать: отбытие оказалось внезапным.
Буксирный катер уводит корабль от причала, пристань медленно удаляется. Но вот «Гоголь» содрогнулся и стал разворачиваться собственными силами — строения на обоих берегах бухты стали вращаться. Наконец они потянулись назад, к центру города, который тоже медленно уходил весь, с горами и сопками, с прилепившимися к их склонам домиками. По выходе из тихой и теплой бухты ощутилось дыхание открытого океана. Впереди виделась точка земли, может быть, это и есть остров Русский? С Татарского пролива дует свежий ветер, на взволнованной поверхности выявляются барашки. Обходя маяк, корабль медленно поворачивается на север и подает низкий сигнал.
Ребята обступают Гену Седова, Олега, Гюмера Азизова. Его уговорили идти на «Гоголе» до Александровска. И смеются, и шумят, то и дело указывают на что-нибудь интересное. Тут как раз, как в прошлом году, когда впервые шли на Сахалин, появилась стального цвета подводная лодка. Шла по поверхности, видно, такая сложилась необходимость: в неспокойное время сопровождать свои корабли. Идет она борт в борт рядом, следует минут двадцать, потом стала отставать, незаметно и растворилась в морском пространстве. Слева, у едва заметного мыса, сливаясь с берегом, неподвижными тенями стоят военные корабли. Примета тревожного времени. Как и спозаранок летающие над Сахалином реактивные самолеты, оставляющие за собой гул и дорожку дыма.
Щекин подошел сбоку.
— Олег Иванович, а как мы будем добираться до Южного? Это же… не близко!
— Гюмер Азизов будет вас сопровождать. Мы проводим, посадим на автобус, а там уж довезет поезд.
— Дорога не вода: доберемся, — поддержал Азизов. Похоже, он уже был навеселе. Готовился ли к Татарскому проливу, где часто бывают штормы?
— Деньги у тебя еще остались?
— Взял на всяк случай больше. Еще жена подкинула.
— У-у, какая она у тебя! И во Владивостоке, похоже, гульнул?
— Дак было дело. И бабенка подвернулась. — Он загадочно поулыбался и хлопнул Олега, не продвинутого-то особо в делах женских, по плечу.
Гена Седов прислушивался к разговору, улыбался. Гюмер ему, как возможный собутыльник, похоже, нравился. Как и Гюмеру нравился Гена Седов. Так что скоро они поняли друг друга и нашли возможность скрыться с глаз.
Публика гуляла по палубе, переходила от борта к борту, останавливалась у предметов невиданных и интересных. Вербованным из глубины России девушкам все было занятно. Олег оглядел их по очереди, натолкнулся на пронзительный взгляд молодой женщины. Прошли мимо, он оглянулся — и опять натолкнулся на этот взгляд.
Олег занимался любимым делом — бродил по судну. Земли было не видно, только маяки указывали, что она где-то недалеко. И, между прочим, приблизились к берегу, увидели еле различимый населенный пункт. Встречный ветер между тем усиливался. На юте долго смотрел на опущенный в воду трос. Акустический прибор для определения глубины под килем — так кажется? Ну, натянут, ну, бороздит волны. Остановился надолго. Думал о зигзагах собственной жизни.
