Они начали спускаться вниз, и уже на третьей или четвертой ступеньке Ник заметил какое-то движение сбоку, в этой огромной белоснежной спальне. Инстинкт непризнанного хранителя дома заставил его резко обернуться — и увидеть, как из спальни с самым деловым видом, словно из какой-нибудь «недвижимости», которую показывал покупателю, выходит Джаспер. Он кивнул Нику и сказал:
— Я иду наверх, к Кэт, — и подмигнул.
— Так-так, — сказал Ник, пока они с Уани медленно и осторожно спускались по лестнице. — И что же вы там делали?
— Ловили кайф, старик, всего лишь ловили кайф.
— Ясно, — кисло сказал Ник и вгляделся в неестественно розовое лицо Уани, пытаясь уловить в его выражении чувство вины. Он представил себе, чем еще они могли заниматься под кайфом в чужой ванной, и от этого ему стало нехорошо. — Значит, теперь об этом знаем не только мы с тобой.
Уани ответил ему хмурым, но не злым взглядом. Нику кокаин прочистил мозги, но Уани явно ушел далеко вперед и находился в той фазе, когда человек с трудом узнает знакомых. Может быть, он и прав, думал Ник, отдаваясь действию наркотика, может быть, это и не важно. Все не так уж важно — особенно сейчас, когда во дворе уже грохочет музыка… Что толку сейчас об этом думать?
Кэтрин он нашел в углу кабинета: ее обихаживал престарелый и зубастый Джонти Стаффорд, посол в отставке — этакий дружелюбный Бармаглот.
— Нет-нет, я вас уверяю, Дубровник вам бы понравился! — ораторствовал он, вращая глазами. — Отель «Диоклетиан» — это такое очаровательное место!
— Правда? — отвечала Кэтрин.
— Нам, знаете ли, всегда давали номер для новобрачных… такая огромная кровать! Там можно было оргии устраивать!
— Но, наверное, не в брачную ночь.
— Здравствуйте, сэр Джонти.
— Ах, вот и ваш прекрасный кавалер! Я уничтожен, я раздавлен, я исчезаю! — проговорил сэр Джонти и хотел было бежать за следующей промелькнувшей в коридоре юбкой, но вовремя осознал, что это юбка премьер-министра. — Боже мой, боже мой… — проговорил он, остановившись в коридоре и тряся головой, — как она хороша, как хороша!
— Ну как, этот пьяный старикан не совсем тебя достал? — спросил Ник.
— Знаешь, приятно, когда хоть кто-то обращает на тебя внимание, — проговорила Кэтрин, вытягиваясь на диване. — Садись. Не знаешь, где Джас?
— Я его не видел, — ответил Ник.
По кабинету бродил фотограф в вечернем костюме и при галстуке, с осторожной улыбкой проскальзывал между гостей, стараясь быть как можно более незаметным. Это, разумеется, не удавалось: при его приближении одни замирали в картинных позах, другие, напротив, принимались как-то особенно беззаботно болтать и жестикулировать. Ник устроился на диване возле Кэтрин, подогнув под себя ногу и улыбаясь при мысли о собственной элегантности. Он чувствовал, что сможет веселиться до утра, что вечер сказочный, что все вокруг прекрасно и, даже если этот вечер не закончится сексом, его это ни капли не огорчит — в конце концов, не в сексе счастье!
— Как от тебя приятно пахнет, — сказала Кэтрин.
— Это мой старый «Je Promets», — объяснил Ник. — А ты уже отобщалась свои двенадцать секунд с премьер-министром?
— Пыталась, но Джеральд меня пресек.
— Я ее немного послушал за ужином. Держится, как и положено Великой Женщине — очень мило и совсем по-домашнему.
— Замечательно, — сказала Кэтрин.
— Все расслабились, вздохнули с облегчением, начали обсуждать театр и наряды, а она вдруг раз — и завела разговор о сельскохозяйственной программе.
— Надеюсь, ты ей не выложил все, что думаешь о нашем сельском хозяйстве?
— Случая не было, — ответил Ник. — А ты заметила, как за ней присматривают? Эти охранники глаз с нее не спускают, а она, хоть и первый человек в стране, идет, куда ей скажут.
— Ну, в нашем доме она не первый человек, — возразила Кэтрин и повернулась к Триштану. — Чего хочешь выпить?
— Чего я хочу? — задумчиво повторил Ник, кривой усмешкой отвечая на дежурную улыбку Триштана и скользя взглядом по фигуре официанта. — А в самом деле, чего же я хочу?
— Шампанского, сэр? Или чего-нибудь покрепче?
— Для начала — шампанского, — протянул Ник, — а чего-нибудь покрепче еще успеется…
Чувство риска, как ни странно, придавало ему уверенности, а выпивка и наркотик обостряли наслаждение, даря убежденность, что наконец-то, три года спустя, он сможет сделать с официантом по имени Триштан все, что захочет. Триштан едва улыбнулся краем губ в ответ на его заказ, однако, наклоняясь за пустым бокалом, быстро и сильно сжал колено Ника. Ник смотрел, как он пробирается через толпу гостей: на секунду ему показалось, что он снова в Хоксвуде. Когда Триштан вернулся с шампанским на двоих, Ник поднял бокал и провозгласил:
— За нас!
— За нас, — повторила Кэтрин. — И прекрати строить глазки официанту.
Минуту спустя она сказала:
— Федден сегодня что-то очень веселится. Я бы сказала, совсем на себя не похож.
Оба посмотрели в другой угол, где Тоби, устроившись на софе рядом с премьер-министром, рассказывал какой-то, судя по его лицу, невероятно смешной анекдот. Софа премьер-министра превратилась во что-то вроде зала для аудиенций: люди подходили, присаживались, разговаривали с леди минуту или две, а затем исчезали, уступая свое место новым посетителям — но Тоби, должно быть, ободренный успехом своей речи, задержался здесь явно дольше других.
— Я бы не удивился, — заметил Ник, — если бы узнал, что Уани угостил его порошком для успокоения нервов.
— Боже ты мой! — проговорила Кэтрин, а затем улыбнулась. — Он такой: мне кажется, он и госпожу премьера готов угостить понюшкой — или как это там называется?
— Она, кстати, довольно много выпила. Но это совершенно незаметно.
— Забавно смотреть, как ведут себя с ней мужчины. Особенно те, что пришли с женами. Посмотри на того, что сейчас пожимает ей руку: «Да, госпожа премьер-министр, да, да…» — интересно, свою жену он так и не представит? Подозреваю, больше всего ему хочется, чтобы жена вместе с прочими гостями куда-нибудь провалилась, а они с госпожой премьером остались бы наедине… ой, смотри, смотри, сейчас на колени встанет! По-моему, сейчас начнут целоваться…
— Да нет, дорогая, она же замужем!
— В самом деле. Посмотри, кстати, какое огромное кольцо!
— А правда, есть в ней что-то царственное?
— Царственное? По-моему, она похожа на певицу кантри!
Кэтрин даже взвизгнула от смеха, и кое-кто начал оборачиваться в их сторону: одни — с улыбками, другие — хмурясь.
— Какие огромные эти бокалы для шампанского! — проговорила она, нетвердой рукой ставя бокал на стол.
— В самом деле, не бокал, а целая туба, — ответил Ник.
За окном один за другим прогремели несколько особенно громких фейерверков — таких, что задрожали стекла и по дому разнеслось звучное эхо. Одни поморщились, другие закричали и захлопали в ладоши; госпожа премьер-министр словно ничего не заметила — только повысила голос и продолжала говорить.
— Больше всего меня поражают, — сказал Ник, — натуралы, которые ведут себя как голубые.
— Понимаю, — ответила Кэтрин. — Взять хотя бы Джеральда…
— Дорогая, Джеральд среди этих людей — шахтер в забое. Посмотри вон на того старика, министра… чего бишь он министр?
— Не помню, просто министр. Или монстр. Монстр чего-то там. Я эту рожу по телевизору видела.
Этот человек стоял позади госпожи премьер-министра, словно шоумен, оберегающий и одновременно выставляющий напоказ какое-нибудь чудо природы. Время от времени он бросал сальные взгляды на ее прическу. Его собственные седоватые кудри были уложены волнами и обильно политы гелем; время от времени он легко касался их рукой. Он, один из немногих, явился на прием в белом смокинге, и во всем его облике читалась абсолютная убежденность в правильности такого решения. Между кремовыми шелковыми лацканами виднелся ярко-пурпурный бархатный галстук с сияющей небесно-голубой булавкой. Высокий воротничок не давал ему опустить голову, а пояс-камер-банд, туго перетянувший талию, заставлял держаться прямо и придавал физиономии нездоровую красноту.
— По-моему, ни один уважающий себя гомосексуалист так одеваться не станет, — сказала Кэтрин.
— Ну, я бы не сказал, — возразил Ник, стараясь перещеголять ее в саркастичности, — в наших рядах подобные экземпляры тоже встречаются.
Ему захотелось еще нюхнуть, и, решив, что для этого вовсе не обязательно подниматься наверх, он спустился в туалет на первом этаже. Вдыхая кокаин с пальца поочередно правой и левой ноздрей, Ник улыбался, вспоминая, как Джеральд пожимал руку Рональду Рейгану. Судя по лицу Рейгана, он понятия не имел, кто такой Джеральд. Снаружи гремела музыка: классический биг-бэнд сменился ранним рок-н-роллом — таким, под который, должно быть, танцевали Джеральд и Рэйчел двадцать пять лет назад. Вдалеке ухали и взрывались ракеты. За запертой дверью слышался ровный гул голосов: там ждали Ника неиспользованные возможности, там остались двое мужчин, которых он желал. Кто-то подергал дверь: Ник вдохнул остатки кокса, спустил воду, включил и выключил кран, поправил галстук и вышел, не сразу заметив, что своей очереди снаружи дожидался не кто-нибудь, а полицейский из сада.
