Может быть, на настроение персонала станции влияла, помимо прочих факторов, и отвратительная погода. После долгой январской оттепели на Среднюю Россию обрушились ледяные дожди, надо полагать, заменившие в природном механизме февральские метели. Сутки напролет хлестал косой дождь. Очень редко, на миг, проглядывало синее небо, а потом его снова затягивали низкие черные тучи, и от близкого соседства этой сгустившейся над головой влаги частило сердце, давило в висках от перепада давления, ломило суставы.
Лишь в двадцатых числах февраля вдруг за одну ночь повернулся ветер, застыли лужи, пошел тихий мягкий снежок, а утром очистилось небо. И этот открывшийся холодный простор, бодрящий несильный морозец, хрупкие стеклышки льда под ногами показались праздником, неожиданно наступившим в будни.
В это утро Мария вышла из проходной станции и долго стояла в небольшом сквере перед дирекцией, с наслаждением вдыхая колкий воздух. Потом, разворачиваясь у автостоянки, она представила свою маленькую унылую комнату, выгоревшего Брюса Ланкастера на стенке, продавленный диванчик и потертый плед, от которого всегда пахнет лежалой тряпкой, как ни проветривай… Представила, что шарит в холодильнике, раздумывая, не доесть ли котлету из начатой банки, что заваривает отвратный, из пакетика, кофе…
Она пропустила поворот к поселку и еще через два километра подъезжала к полосатому шлагбауму контрольного поста. Дежурный выглянул из бетонной будки. Пришлось выйти из машины.
— Нет у меня отпускного талона, — сказала Мария, улыбаясь самым обворожительным образом. — Забыла взять. А мне нужно в Вышний Волочек. Под честное слово, а?
Дежурный, расплывшийся парень в форменном черном комбинезоне «Космоатома», заговорщицки кивнул:
— До двенадцати успеешь, пока не сменился? Тогда лети! С тебя бутылка…
— Успею! — обрадовалась Мария. — А какая бутылка?
— Шучу, — отмахнулся парень. — Ну, давай. Не успеешь — у нас будут неприятности, сестричка. Больше не выпущу!
Шлагбаум пошел вверх. Мария вдавила педаль почти до пола, резко взяла с места, и машину тут же занесло на обледеневшей дороге. Пришлось сбросить давление в шина% и убавить скорость. Закружили вокруг привычные ровные поля с редкими купами берез и молчаливыми призраками деревень. Марии захотелось побыстрее добраться до Вышнего Волочка, побродить по старым кривым улицам, несуетно поглазеть на обычных людей, идущих по обычным житейским делам. Летом на вокзале она купила у старика с куцей мочальной бородкой липовую потешку — медведь с мужиком дрова пилят. Может, дед и теперь торгует?
Дорога была пуста, и только на подъезде к Починку Мария заметила впереди автоколонну. Она притормозила, чтобы пропустить чудовищной величины фургон, но грузовик сам остановился, оттуда выскочил человек в пятнистом комбинезоне и замахал красным жезлом дорожника. Потом он подбежал к «хонде» и рванул дверцу:
— Выйти из машины! Живо…
— В чем дело? — удивилась Мария. — Скорость я не превысила. Что вы себе позволяете?
Но дорожник уже тащил ее за рукав:
— Документы! Откуда едете? Ах, из Удомли…
Он остро и внимательно взглянул на Марию, долго вертел в руках зеленый, с белой диагональной полосой, пластиковый пропуск на станцию.
— Придется вернуться…
— Но почему? — рассердилась Мария.
— Де-вуш-ка! — раздельно сказал дорожник и похлопал жезлом по сапогу. — Марш в машину!
Мария развернулась, чуть не завалив «хонду» в кювет, и понеслась назад. Отвратительное было настроение, словно ей в это праздничное чистое утро нахамил пьяный.
— Ты, однако, метеор! — удивился дежурный на контрольном пункте. — Сроду не поверю, что смоталась до Волочка…
— Вернули, — подосадовала Мария. — Какие-то пятнистые.
И показала на экранчик обзора заднего вида.
— По-моему, вон они едут.
Дежурный наклонился к дверце и тоже увидел спускающиеся с дальнего взгорка крохотные машины, похожие отсюда на жуков.
— Подкрути-ка, — попросил он.
Мария дала максимальное приближение. Да, это была та самая колонна во главе со стотонным американским грузовозом-вездеходом.
— Неймется кому-то, — вздохнул дежурный. — Небось опять комиссия катит. Странно. Никто не предупреждал.
Он пошел в будку, а Мария поехала дальше, в поселок. Она вела «хонду» не оглядываясь. Иначе, может, увидела бы, как бежит по белому полю дежурный, отстреливаясь из автомата, а к нему тянутся от головной машины почти незаметные в дневном свете стрелы трассеров — ближе, ближе…
В общежитии было тихо, как в склепе. Тот, кто пришел со смены, уже спал. Остальные давно были на станции. Она сварила кофе, достала холодную котлету из морского гребешка. Спать не хотелось. Решила позвонить в Москву, но телефон почему-то не работал. Мария даже обрадовалась этому: значит, надо одеваться и идти на узел связи. Можно будет еще немного погулять по морозцу.
Она спустилась в холл на первом этаже и увидела затормозившую возле общежития мощную крытую машину в лягушачьих пятнах камуфляжа. Из-под брезента выпрыгнули два парня в таких же защитных комбинезонах, с короткоствольными автоматами на груди, и вошли в холл.
— Вы здесь живете? — резко спросил один из них.
Ее словно что-то кольнуло — она вспомнила колонну на дороге и пятнистого с красным жезлом. И ответила, сама не зная почему:
— Нет, я к подруге в гости приходила. А вы, ребята, к кому?
— Ко всем, — холодно сказал тот, что спрашивал. — Ладно, девушка, свободны.
Проходя мимо крытой машины, она невольно глянула в кузов, под брезентовый полог. Бесстрастные лица под длинными козырьками кепи показались ей неживыми, и она ускорила шаг. А за углом побежала. Она подумала о дозиметристке Гавриловой, одной из немногих хороших знакомых в поселке, с которой часто играла в спарринге на корте. Мария прошла дворами к общежитию Гавриловой и увидела у крыльца все ту же пятнистую машину.
Что происходит? Учения? Какие могут быть учения в стране, где нет армии! Откуда эти машины, эти неулыбчивые, парни? Что они вообще делают возле ядерной станции?
Мария попятилась. Поселок, в котором она прожила без малого пять лет, поселок, знакомый до каждого дерева и каждого поворота дороги, вдруг показался чужим — в начале дня он словно вымер. Не бегали на школьном дворе дети, не бродили по березняку владельцы собак, выгуливающие своих четвероногих, молчал спортзал, из которого обычно почти круглые сутки доносились сочные шлепки по волейбольному мячу и азартные выкрики.
А что, если была попытка военного переворота? Иначе зачем здесь, на энергетическом узле, парни с автоматами? Их, должно быть, прислали охранять станцию — на всякий случай.
После некоторых колебаний она пошла к общежитию Гавриловой. Пятнистая машина взревела и уехала. Мария с облегчением вытерла пуховой варежкой мокрый лоб.
— Стой! — раздалось совсем рядом.
Мария вздрогнула и оглянулась. К ней неторопливо шли двое пятнистых.
— Где живете?
Почему они постоянно об этом спрашивают?
— Зачем ходите по поселку? Разве вас до сих пор не предупредили?
— Нет, — осторожно ответила Мария. — А о чем должны были предупредить?
— Не шляться! Сидеть дома! — рявкнули ей почти в ухо.
Ни о чем больше не спрашивая, она побежала в общежитие. Может, хоть Гаврилова расскажет, что происходит… В холле, на диванчике, развалился пятнистый. Кепи он небрежно бросил на столик вахтерши, а ноги в ребристых ботинках — «траках» — сложил на батарею отопления.
— Вы здесь живете? — спросил страж, не меняя позы.
— Вообще-то я к подруге…
— Тогда — кругом марш! — пролаял пятнистый. — Живо домой.
У нее подгибались колени, когда она возвращалась к своему общежитию. Происходило что-то непонятное и плохое. В подсознании шевелилось забытое странное слово, объясняющее все, что творилось вокруг, и только у самого общежития, увидев на крыльце пятнистую фигуру с раскоряченными ногами и автоматом на груди, она вспомнила это странное слово — оккупация… Оккупация? Но они же соотечественники! Пятнистый на крыльце походил, как оловянный солдатик из-под штампа, на кучу таких же игрушек, на всех его собратьев, встреченных Марией за короткое время. Может быть, это роботы захватили поселок, пришла в голову нелепая мысль. И Мария у самого крыльца истерически рассмеялась.
— Нанюхалась с утра? — спросил пятнистый. — Или по вене задолбила?
Нет, он не был роботом — нахальный парень с тугими бицепсами и тугими щеками.
— Что происходит? — закричала Мария. — Может, мне кто-нибудь объяснит?
— Много будешь знать — скоро состаришься, — благодушно сказал парень и подмигнул. — А стариться тебе, подруга, еще рано. Еще сгодишься — на сто процентов.
— Где твое начальство? — яростно пошла на него Мария.
