– Пошли, Иванович,- позвал Борисович и прервал мысль.- Уже пора. Клёв обещает быть хорошим. Да он тут, собственно, никогда плохим не бывает.
Хариус реагировал на наживку мгновенно, не давая ей упасть в воду. Цель атаковало сразу несколько рыбин, при этом они мешали друг другу, промахивались. Борисович жутко матерился, сопел, ворчал. Первым нашёлся пацан. Он чуток повозился со снастью и стал дергать одного за другим.
Приблизившись к нему, Борисович предложил:
– Поделись секретом.
– Купите,- ответил пацан.
– Возьму тебя в ночь, ставить сеть,- пообещал Борисович.
– Большое грузило к самому крючку. Падает быстрее, чем они успевают атаковать,- был ответ юного, но уже опытного рыбака.
Борисович чертыхнулся, провёл реконструкцию своей снасти и у него всё пошло хорошо. Секрет пацана перекочевал к Серову и Сашке. Вскоре берег озолотился сиянием рыбьей чешуи. Клёв был таким, что времени на болтовню не оставалось. К концу второго часа наметился спад, и Сашка первым бросил ловить. Из лодки он достал раскладной столик, три ведра и стал собирать рыбу вдоль берега. К нему присоединился Борисович.
– Однако, на бочонок соберётся. У меня на Пологом был в запасе на сто пятьдесят литров. Что бум делать?- он смотрел на кучу.
– Испробуем новую технологию,- Сашка ему подмигнул.
– В целлофановый пакет? Стухнет,- не согласился Борисович, видя, что Сашка вытащил из лодки комок полиэтиленовой пленки.
– Проверим в действии,- Сашка дёрнул рычаг пуска маленького двигателя, и тот стал еле слышно гудеть. Взял тонкий шланг с иглой на конце и мастерски точно вогнал её в красное пятно на комке целлофана.
Подошли Серов и пацан, неся последние рыбины вечернего улова. И тут у всех на глазах комок превратился в бочку. Сашка выдернул иглу и заглушил моторчик.
– Оригинально!!- восхитился Борисович.
– Новейшее достижение в науке. Надувная бочка из полипропилена. Не деревянная, но так изготовлена, что имеет её характеристики. Воздух под давлением держит стенки мёртво,- пояснил Сашка.
– А как крышку?- Борисович осмотрел верх новоиспеченной бочки.
– Её потом надуем,- Сашка показал небольшой комок с синим пятном.- Кладём сверху и качаем воздух вот в эту часть,- он ткнул пальцем в зеленое пятно.- Это кайма при прокачке зажмет крышку.
– Ха!!- выдавил из себя Борисович.- А спустит?
– Не нарывайся на грубость,- предупредил Сашка.
– А что я такого сказал?- обиделся Борисович.
– Не хочу при парне,- Сашка поставил бочку к столику.
– Ну, сдуется, если?- исправился Борисович.
– Она многократного использования. Давление убираешь проколом,- Сашка достал из сапога нож.
– Давление большое?- не отставал Борисович.
– Одна атмосфера,- приступая к разделке, ответил Сашка.- Не сумневайся, Борисович. Она всё выдержит.
– Тебе верю. Новое что-то. Я в магазине не видел. Где мне таких приобрести?- Борисович достал нож и тоже встал к столику.
– Сговоримся,- сказал Сашка.- А кто будет старшим по ухе?
– Я!- вызвался Борисович.- Рановато ужинать.
– А мне можно разделывать?- спросил Серов, заметив, что пацан тоже достал неизвестно откуда специальный нож и занял место у стола.
– В лодке в оранжевом ящике ножи, там же пачки с солью, захватите,- Сашка махнул в сторону лодки.- Пачки три хватит.
Серов выполнил задание и приступил к разделке, глядя внимательно на то, как делают другие. Но выбрать для себя способа не смог, так как они все разделывали по-разному. Он замешкался, и Борисович его подбодрил.
– Иванович! Кромсай как тебе сподручней. Главное чисто внутри, голову в сторону. Остальное не суть важно.
– Ясненько,- ответствовал Серов и стал разделывать с чистки чешуи, потом голова, потом кишки.
Когда разделали две трети, Борисович ушёл готовить ужин, спросив Сашку:
– У тебя с собой надувные ещё имеются?
Сашка кивнул.
Втроём кромсали остатки целый час. Бочка заполнилась на три четверти.
– Семьдесят кило,- определил Сашка.
– А весь объём?- спросил Серов, споласкивая в реке руки.
– Двадцать аглицких галлонов. 90,92 литра.
– А делаете?
– Полсотни видов и объёмов. Это северный вариант. Материал морозоустойчивый. Айда хлебать ушицу. Вон, Борисович, машет.
Они пошли к костру. После ужина легли покемарить, пока не исчезнет с горизонта солнце, и не наступят сумерки. Ночи в этот период времени в данных широтах не наблюдается.
На постановку перемётов ушёл час, ещё полтора часа ставили сеть Борисовича.
– Нет ничего слаще такой житухи!- воскликнул Борисович, отхлебывая из кружки кипяток.- Сидел бы тут вечно и ловил. Ну почему география такая у бога перекошенная? Почему всегда тепло на экваторе? Почему им вечное лафа и счастье, а нам только маленькая часть? Александр, почему?
– Рая, положим, и там нет в помине. Тепло – да, но рыбки совсем не осталось. Всё жадные выхлестали своими загребущими неводами. Если тебя, Борисович, туда пустить, совсем океанская житница пропадёт, начисто иссякнет,- ответил Сашка.
– Почему?- Борисович поднял на него свои глаза.
– Сколько у тебя сетей?
– Десятка два, ноне.
– А на кой ты двухсотметровую путанку плетешь? Её же тут ставить негде. Ста метров и то много.
– Эт как смотреть,- не согласился Борисович.- В этом году я ходил вниз, на Маю. Там сыскал такое место, что весь их океан – ерунда на постном. И лажу я не двести, а триста сорок метров. На следующий год испытания проведу. В два заброса можно на год весь наш улус обеспечить рыбой. Я же не себе. Себя я и удочкой обеспечу. Наши мал-мал ловят, а военным некогда, им служить надо. Ко мне комдив приезжал, благодарил, просил ещё подкинуть. А у меня ничего не пропало. Ловить каждый может, но сохранить товар – вот проблема. Кстати,- Борисович долил себе в кружку чай,- твой брательник покойный, умел ловить и солить. Мастак он был. Только последние годы как слёг перестал заниматься, но чтоб ты знал, он с собой секреты не забрал. Всё мне оставил в подробных записях. И я, небось, ханыжить не стану, найду, кому передать. Вот хоть Серёже,- он кивнул в сторону пацана, который уже разместился в спальном мешке.- Он с трёх годов вдоль реки с палкой бродит. Единственный кто зимой ставит тычки. Есть в нём тяга к рыбалке. Серёга! Пойдёшь ко мне в ученики?
– Только летом,- ответил рассудительный пацан.- Зимой не могу. Мать за школу выпорет.
– А ты успеваешь в школе-то?- поинтересовался Борисович.
– Троек нет, четвёрки случаются, но по аттестации одни пятерки. Одну четвёрку ходил справлять целый месяц,- пацан недовольно хмыкнул и добавил:- Замучила меня учительница и сама порядком извелась. Расстались полюбовно. Ей надо в отпуск, а то бы она меня всё лето не спускала с поводка.
– Какой предмет?- спросил Сашка.
– Химия,- пацан тяжело вздохнул.
– Разве в четвёртом есть химия?- удивлённо спросил Борисович.
– Я в специализированном классе. Химия и физика с первого. Да я её знаю, но она мне четвёрку выставила, чтобы я продлил время учёбы, ведь летом ничего в башку не лезет. Её отпуск меня спас,- пацан улыбнулся.- Александр Григорьевич! А вы химию будете вести или как?
– Буду пока в старших классах. На вас у меня нет времени. Ты давай не расходись сильно, спи. Утром подниму,- Сашка глянул на Серова, тот полулежал у костра и был в задумчивости.
– Уже молчу и уже сплю,- ответил пацан. Ему чесалось на языке, но он не хотел терять доверия ему оказанного людьми, взявшими его на ночную рыбалку. Такого после смерти отца у него не случалось, и он страшно этим дорожил.
Тут среагировал Борисович.
– Если вам надо поговорить, то двигайте отсель. Не хочу затыкать ухи, а чужих секретов мне не надо,- и стал укладываться.
Сашка снова взглянул на Серова. Тот вяло и нехотя поднялся и встал в нерешительности, не зная, куда надо идти. Прихватив два спальных мешка, Сашка стал отходить в сторону, Серов пошёл следом, шурша речным песком. Расположились на траве у самого обрывчика.
– У меня ощущение, что вас всё время что-то тяготит? Или вы так к себе прислушиваетесь? Может, болит?- спросил Сашка.
– У вас в посёлке квалифицированные врачи. Ничего у меня, слава богу, не болит. Тягости тоже нет. А к себе прислушиваюсь по одной причине. В моей голове очень много важной информации. Не хочу, чтобы кто-то пострадал из-за моей беспечности,- Серов сел на спальный мешок.- А меньше всего мне хочется быть подставленным. Вы понимаете, о чём я?
– Вас так сильно смутили наши люди?
– Не только ваши. В фирме Скоблева я наблюдал такие кодации. В аппарате Рыбкина их не было, но и там есть наверняка, только мне не встретились. Ронд живёт среди вас и тоже не кодирован, и для меня это всё странно и интересно.
– А вы и тут встречали кодированных?
– Да. Двоих. По прилёту мне двое попались на глаза. Кажется, они куда-то улетали. Мы в этом месте одни?
– Не сомневайтесь. Одни. Важная информация, которой вы располагаете, важна только для вас лично и вашего руководства. Остальным она уже не нужна. Тайность всегда предполагает наличие суперважности. В нашем государстве тайностью никогда не умели пользоваться, применяя её к месту и нет, по поводу и без оного. И, как водится, растратились по пустякам. И охранять, увы, тоже не умели. По комсомольской путевке нельзя стать профессионалом. По путевке можно стать только исполнителем, но чужого решения. Роботом-рабом. Не рабом, раб иногда умён, а роботом-рабом. Роботорабизм – идеологические и оные догмы, вбитые в голову и неукоснительны к исполнению. Так за что вы переживаете?
