– А что, плохая нить была?- не ответил прямо Сашка.
– Отличная нить. До сего дня в работе и как новые.
– Вот так, Юрий Иванович, живём. Борисович точно знает, что я слямзил, но спрашивает. У него память имеет особый взгляд. То, что сеть я упёр – помнит, что нить отменную ему взамен доставил, а он вяжет сам превосходно,- тоже помнит, а что я к нему приходил по-людски и просил сеть в аренду, того помнить не хочет. Я, Борисович, тогда на тебя сильно обиделся и сказал тебе в глаза, что коль не дашь сам – украду. И ясное дело украл. Мог тебе дом спалить дотла вместе с пристройками, но не стал, сдержался. Через год моя душа оттаяла, ты же к чужому ни прикасался и в том замечен не был, а за своё держаться так что не оторвать – так это не грех, ну и решил тебе вернуть ниткой, которая была, помнишь ли, жуткий дефицит. Помнишь ли ты своих бесноватых собак? Ох у него были злющие безмозглые собаки. Пять штук,- Сашка повернул голову к Серову.- Когда я ему поклялся украсть, он их стал спускать на ночь во двор. Я пустил в ход все мне известные методы, чтобы их как-то отвлечь или загнать в загородку, но всё напрасно. Ну не убивать же тварей неразумных. Однако, сеть умыкнул.
– И как ты их купил?- поинтересовался Борисович, а Серову, кивая, пояснил:- Я этих псов сам боялся. Не собаки – дьяволы. Они никого не признавали. Могли, кого хошь порвать в один момент. Давай, давай – колись, коль сознался при свидетеле. Как?
– Так всё просто. Стояла жуткая жара. Помнишь?
– Да, сушь и впрямь была невыносимая. Такая, что по Глухарю вся перекатная скала из воды вылезла, а Юдому можно было вброд перейти. Не было больше такой жары.
– Ты весь день пил, праздник русской березки всем поселком мочили.
– Неделю не просыхали. Было,- сознался Борисович.
– Так ты сеть свою и проглядел с пьяных глаз. Спал крепко. Жена и сын от твоего буйства ушли к соседям, а я с реки притащил шланг от насоса, который качал воду на ШОУ, ты же тогда рядом жил, и загнал твоих бесноватых псов струей воды в загородку за летней кухней. Шипко струя была мощная. Два раза шланг рвало, пока я с ними окоянными совладал. Спина и руки потом месяц болели. Его же надо было удержать под таким давлением,- Сашка захохотал.
– Вишь, Иванович, с кем дело имеешь?- Борисович довольно хрюкнул.- А я тогда всё чесал затылок и думал: "Дождя не было, двор мокрый, щепу смыло под обрыв, собаки по двору бегают". Так и не сообразил ничего с похмелья. Так-то бы я усёк, что к чему.
– А что с того толку? Всё равно я той же ночью в тайгу смылся.
– Шланг-то ты, где брал?- полюбопытствовал с хитрецой Борисович, больше из-за сомнений.- Вещь не бросовая.
– У заведующего техскладом была заначка. Чтобы её никто не зрел он шланг с бухты разрезал на куски по двадцать метров и в длинном складе, он до сего дня стоит, кинул под стену, прикрыв всяким барахлом. Склад на сваях. Смекаешь?
– Шланг вернул?
– А как же!! От насоса до твоего двора двести семьдесят метров, а с территории ШОУ- сто пятьдесят. Я у него вытащил десять кусков, соединил их патрубками дюймовыми, обрезал у здания ШОУ их железную трубу и насадил конец шланга. Насос включался с рубильника на реке. Сложность была одна – как поймать крутящийся конец шланга.
– Сильно его крутило?
– На токарке я заказал насадку, чтобы была струя мощней, и меня ею чуть не причпокнуло. Метнулся я к реке, выключил и стал кумекать, как мне быть. А выручили меня тиски. Они у тебя прямо у забора, да ко всему в нужном мне месте. Я в них зажал насадку. Прибегаю с реки, струя бьёт во двор и щепу сметает, собаки вокруг стоят и рычат. Я встал на перекладине забора, открутил насадку из тисков, предварительно привязав к шлангу лом и сразу спрыгнул во двор. Они на меня кинулись, а я им в раскрытые глотки струей саданул, да так, что они мигом просрались и забежали в загородку. Пока я по твоим задворкам шарил, они сидели тихо и даже не гавкали.
– Так ты вернул шланг или нет?- настойчиво спросил Борисович.
– Нет. На склад нет. Но именно их цепляли на инжекторы, когда на приборе случился по пьянке пожар и сгорели все шланги. Не мог я их обратно впихнуть, потому что вытаскивал через просверленную дырку. И далеко я их не прятал и не тащил. Уложил вдоль забора ШОУ, закидал кусками старых досок. А ты, почему спрашиваешь?
– Так я же на том приборе тогда работал и должен был заступать в дневную смену. Приезжаем – мама родная!! – всё дотла. Электродвигатели сразу нашли, остальное железо, что ему будет: выгнули, отрехтовали, а шланги где брать? Директор карьера послал на склад, а тот упёрся как баран, нету, мол, ни метра. Но шланг где-то объявился как раз к пуску. Завскладом, вроде мимоходом, к нам наведался и шипко интересовался откуда шланг. Мне это бросилось в глаза.
– Со склада я увёл не весь. Половину. Они его с покойным директором карьера и начальником шестого прибора, где был пожар годом раньше, списали. Хотели его бросить на заимке от ключа, он далековато, до бани. Так вышло, что вор украл у воров, но вернул по прямому назначению. Они же остаток в двести метров продали в Бриндакит и протянули на заимке железную трубу в дюйм.
– И чем они там воду качали?- не поверил Борисович.
– Насосом,- ответил Сашка.
– А электричество откуда?
– Там была списанная дизель-электростанция Ереванского завода.
– Сорокасильный?!
– Да. Его по документам утопила на зимнике одна артельная бригада старателей, ясно дело, по предварительной договорённости,- Сашка скинул рубашку, оставшись в чёрной майке с коротким рукавом.- Я потом и дизель стащил, но в 1975 году зимой. Нужная, слушай в тайге вещь. Баб на заимке можно и при свете керосиновой лампы трахать.
Борисович почесал затылок и изрёк:
– Нельзя плохо о покойниках, ну да хрен с ними. Порядочные были скоты. И все как один кончили плохо. Один утоп, один по пьянке замерз в собственном дровянике, третьего сердечный удар добил. И поделом. Вот мне что интересно. Всех в один год в разных посёлках Господь призвал к ответу.
– Зря ты, Борисович, о бывшем директоре карьера так зло. Ведь знаешь, что его сердечный удар саданул после смерти непутевого сына.
– Это так. Только он, как сын умер, бросился в запой, чего делать нельзя было категорически,- Борисович отхлебнул из кружки чай.- Сейчас можно уже идти ловить. У тебя, Александр, телескопическая сыщется?
– Найдётся,- Сашка кивнул.
За время диалога меж Сашкой и Борисовичем, Серов не проронил ни слова, но внимательно наблюдал за Александром, слушал его речь и ловил себя на мысли, что этот человек не похож на того, которого он себе нарисовал по имевшимся данным. Перед ним сидел простой мужик, абсолютно свой в доску. И Серов не верил, что именно этот Александр Карпинский создал вне пределов страны огромную империю. Его неверие шло оттого, что он до пунктика знал систему вхождения во власть, во власть любую, и что нахождение в ней обязательно маркирует человека через поведение, речь, а этого как раз и не прослеживалось. "Или он не тот за кого себя выдаёт, тогда мне подсовывают куклу, или он тот, но великий актёр. Да нет, пожалуй, такое не сыграть. Сунуться ему в башку или не надо? Вот в чём вопрос",- Серов посмотрел на горизонт. Его размышления прервал Сашка.
– Юрий Иванович! Вы про адаптацию слышали?
– Смена климата, часовых поясов. Упреждая ваш следующий вопрос, скажу, что на меня это не подействовало, а вот вода ваша вдарила по слабому месту. Гастрит меня донимал давно, и рано или поздно вылез бы язвой.
– Гастрит – болезнь горожан, пьющих хлорированную воду из крана,- Сашка поднялся.- Пойду, приготовлю удочки. Отдыхайте пока, я вас кликну. Борисович, тебе с поплавком или без?
– Без. Люблю покидать.
– И мне тоже,- попросил Серов.
– Адаптацию я имел ввиду по иной причине. По той, о чём вы себе подумали,- произнёс Сашка и ушёл к реке.
"А вот это уже теплее,- внутренне усмехнулся Серов.- Он ко мне не лез. Или сделал это так, что я ничего не почувствовал, а сие мало вероятно. Красиво. Упор-то какой, а?! Не игра это. Для него, по крайней мере. Если бы он играл в эти бирюльки – сожрали бы его, сходу определив, где он фальшивит. Это примитив: верю не верю по системе Станиславского. А мы имеем дело с другой системой. Вот смогу ли я её понять?! Вот сколько надо иметь знаний, чтобы мгновенно адаптироваться в инородную среду? Много, ой много. И главное – знание языка. Языков. Хоп гоп ца-ца!!! А он владеет многими и всё у него хорошо ложится. Чётко так. Прибывает в страну, с языком всё в норме, быстро обкручивается в бытовой среде и информационной. Тут он попал прямо в точку. Где это проще прокрутить? Великобритания и Франция начала 80-х самый благоприятный климат. Германия не подходит. Ещё можно добавить Италию. А до Европейского континента он, видимо, по миру пошастал. Азию излазил вдоль и поперёк, в ней сверил и отшлифовал модель присутствия, внёс коррективы и на Европейский пришёл уверенной поступью, точно зная их слабые места. Но в США не полез. Почему? Там условия приличные для его сути, более могучие, чем в старушке Европе".
