Вступать в бой с превосходящими силами противника не имело никакого смысла. Шульгина ждала бы неминуемая смерть. Может быть, красивая, но глупая. Совершенно бесполезная. А вот вырваться из города к своим, чтобы сообщить о том, что здесь происходит, следовало попробовать немедленно, не дожидаясь ночи, хотя темнота стала бы
Шульгину надежной помощницей. Сейчас время работало на захватчиков, позволяя им укрепить оборону.
Шульгин сразу догадался, куда и зачем ведут ребят с лопатами.
Спрятав в углу свою милицейскую форму, участковый сунул пистолет за пазуху и начал спускаться с чердака.
Во дворе произошла легкая заминка. Там Шульгин неожиданно нос к носу столкнулся с крутобедрой теткой, в растерянности стоявшей возле веревки, на которой сушилось выстиранное белье. Шульгин сделал шаг назад, но было уже поздно. Тетка увидела его.
– Ой! – радостно воскликнула она. – Вот ты-то мне и нужен! Ты же из милиции, да? Я хочу заяву сделать. Брюки мужнины у меня украли. И рубашку. Вот тут висели…
Внезапно тетка осеклась, узнав на Шульгине пропавшие вещи.
– Тихо, тихо! – сказал участковый, прикладывая палец к губам. -
Временная конфискация. Верну в полной сохранности, не сомневайтесь.
С этими словами он быстрым шагом пересек двор и исчез за углом.
Тетка с изумленно открытым ртом проводила его взглядом.
Жирный чернозем легко поддавался лопатам. И все-таки вырыть окопы полного профиля было не так-то просто. Особенно без сноровки. У девчонок через полчаса работы на ладонях вздулись пузыри. У пацанов тоже руки горели огнем. Но боевики торопились и ни разу не дали передышки. Наоборот, подгоняли грозными окриками.
Особенно лютовал один из них, по имени Мовлади. В этом молодом парне с круглым рябым лицом без труда угадывался русский.
Бывший контрактник Сергей Варгузов был родом из подмосковного
Ступина. В первом же бою с моджахедами его взяли в плен и наверняка поставили бы к стенке, если бы он по трусости не выразил горячего желания принять мусульманство. Вслед за Ильясом Варгузов громко повторил главное исламское свидетельство-шахаду: “Я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что Мухаммед – последний Посланник
Аллаха”, – обрил голову и стал мусульманином. После этого Ильяс привел его к командиру.
Али-хан презирал изменников, справедливо считая, что предавший единожды может предать и во второй раз. Однако в Коране было сказано: “…если враг твой прекратит борьбу – Всемилостив наш Бог и
Всепрощающ”. Спорить с этим было все равно что равнять себя с Богом, а это – великий грех.
Так Сергей Варгузов, получивший новое имя – Мовлади, стал членом отряда боевиков. Стараясь выслужиться, он изо всех сил пытался быть правоверней любого мусульманина. Но это выражалось лишь в особой жесткости, которой он превзошел даже свирепого Ильяса. Одно только огорчало Сергея-Мовлади. Как он ни старался, у него решительно не росла борода, от чего среди моджахедов он выглядел белой вороной…
Подгоняя грязной матерщиной тех, кто ковырял землю лопатами,
Сергей-Мовлади заметил, что Людка Швецова откровенно сачкует, захватывая всякий раз не больше чайной ложки земли.
– Ты, шалава! – закричал он. – А ну, кончай халтуру! Копай как положено!
Людка распрямилась и обожгла надсмотрщика ненавидящим взглядом.
– Ты мне тут глазками не сверкай! – взбеленился Сергей-Мовлади. -
Выколю!
– Да пошел ты! – отмахнулась Людка.
И тут Сергей-Мовлади заметил крохотный золотой крестик, висевший у нее на шее.
– А ну-ка, сними! – потребовал он, указывая на крестик.
– Может, тебе еще трусы снять? – дерзко ответила Людка.
– Сними, курва!
Швецову окрестили еще в младенческом возрасте. Она давно позабыла об этом, ни разу не заглядывала в церковь и не знала ни одной молитвы.
Золотой крестик был всего-навсего данью моде. Но сейчас разъяренная
Людка решила, что скорее сдохнет, чем подчинится.
Все вокруг прекратили работу, со страхом ожидая, что будет дальше.
Только Андрюха Тюменев, до боли сжав в побелевших пальцах черенок лопаты, начал с кошачьей ловкостью подкрадываться к бывшему контрактнику.
Сергей-Мовлади взял наизготовку болтавшийся у него на груди автомат.
– Считаю до трех!
Швецова закрыла глаза, но страшно ей не было.
Боевик выждал секунду-другую и опустил автомат.
– Ладно, – прохрипел он. – Живи пока. Но я тебя запомнил!..
Тюменев, уже готовый к прыжку, тяжело осел на дно окопа.
Сергей-Мовлади, играя желваками и матерясь сквозь зубы, пошел дальше. Конечно, нахальную лярву следовало шлепнуть на месте. Но это наверняка дошло бы до Али-хана, а командир не одобрял подобных расправ с мирным населением.
– Ну, Людка! – восхищенно шепнул Алик Марьяне. – Дала шороха!
– Я бы тоже не сняла, – тихо ответила Хромова.
Алик положил ей руку на плечо и сказал с улыбкой:
– Вот, значит, ты какая?
Этот жест заметила Чебурашка, не спускавшая глаз с Куренного, и сердце ее опять ужалила ревность.
– Работайте, суки! Чего встали? – заорал Сергей-Мовлади.
Отчаянный поступок Швецовой прорвал плотину молчания. Ребята, боявшиеся открыть рот, стали негромко переговариваться.
– Вот так и нам всем надо, – сказал Андрей Тюменев. – А мы тут на них ишачим, как негры. И главное – против своих!
– Забить их на хрен лопатами и ноги сделать, – подхватил цыганистого вида пацан, работавший рядом.
– Нет, – покачал головой Алик. – Перестреляют.
– Всех не перестреляют, – возразил цыганистый пацан.
– Это Витек, – объяснил Алику Тюменев. – У него братана убили. Кольку.
Милиционер Колька Чванов погиб первым на крыльце райотдела.
– Нет, – опять покачал головой Алик. – Надо по-умному.
– Как? – спросила Марьяна.
– Потом, – ответил Куренной. – Как отпустят, соберемся втихаря и что-нибудь придумаем.
Он опять почувствовал себя лидером и по глазам ребят понял, что так оно и есть.
К обеду были вырыты шесть окопов, и ребят отпустили на все четыре стороны. Для вида они вроде бы разошлись по домам, но уже через полчаса восемнадцать человек тайком пробрались на условленное место встречи в недостроенном доме, поднявшемся всего на один этаж. Пришли не все, только самые отчаянные.
– Значит, так, – первым заговорил Куренной, – дела хреновые.
Родителей с огородов они обратно в город не пустят.
– Да они вообще только завтра к вечеру собирались вернуться, – напомнил кто-то.
– Короче, мы в глубокой жопе! – подытожил Тюменев.
Никто не возразил.
– И главная фишка в том, что пока никто не знает, какие у нас тут проблемы, – продолжил Алик. – Поэтому первым делом надо как-то сообщить нашим.
– Как? – пискнула Чебурашка. – Они же все телефоны на фиг отрубили.
– Значит, кто-то должен пойти.
– Я пойду! – вскочил Тюменев.
– Они, гниды, все выходы из города перекрыли, – сказал Витек. -
Везде автоматчики стоят.
– Клал я на автоматчиков! – буркнул Тюменев.
– Я с тобой пойду! – сказала Людка.
Андрюха послал ей благодарный взгляд, но покачал головой:
– Нет. Не бабское это дело.
Все горячо заспорили, перебивая друг друга.
– Андрюха пойдет! – сказал Алик.
И все притихли.
– Давай, Андрюха. Прямо сейчас.
Тюменев молча кивнул и, перемахнув кирпичную кладку, скрылся из глаз.
– Осторожней там, Андрюха! – крикнула ему вслед Швецова.
– А мы что? – спросила Марьяна. – Так и будем сидеть сложа руки?
Все снова с надеждой посмотрели на Куренного. Диск-жокей наморщил лоб. Он не знал, что предложить.
– А давайте пока напишем листовку, – вдруг сказала Хромова. – Или даже несколько. И расклеим их по городу.
– Какую еще листовку? – удивилась помалкивавшая до сих пор Сашка.
– Обыкновенную, – спокойно ответила Марьяна. – Ведь все сейчас перепуганы до смерти, так? Надо людей поддержать. Чтобы не отчаивались, чтобы знали, что это ненадолго.
– Напишешь? – спросил Алик.
– Попробую. Ручка есть?
Нашлось не только несколько шариковых ручек, но и клочок бумаги.
– Листовки! Мура какая-то! – ревниво фыркнула Чебурашка. – Это как в войну, что ли?
– А сейчас что? Разве не война? – спросила Марьяна.
– Короче, начнем с листовок! – решительно объявил Куренной. – А там посмотрим…
Хромова еще билась над текстом, когда с окраины города вернулся злой как черт Андрюха Тюменев.
– Облом! – прохрипел он в ответ на немой вопрос. – Чуть на пулю не нарвался!..
– Ладно. – Куренной подавил тяжелый вздох. – Что-нибудь еще скумекаем.
– Жаль, эти сволочи у Марьянки мобильник забрали, – тихо сказала Сашка.
Хромова протянула Алику листок с готовым текстом. Он пробежал глазами по строчкам и кивнул:
– А что? Клево! Позырь, Андрюха!
Тюменев долго вчитывался в текст, шевеля губами. Потом сказал:
– Я чего-то не догоняю. Это зачем?
