— Оно никогда не надоест, — Верочка говорит тихо. — У моря я бываю, весной, летом, осенью уже лет… двенадцать-тринадцать, и не дай Бог, придется его покинуть.
— А что, возможно такое?
Она о чем-то подумала. Неожиданно показала рукой вниз, на уходящую к морю дорогу:
— Вы здесь бывали?
— Здесь мы тренируемся, бегаем.
— Спустимся? Слушаю я вас с удовольствием. Может быть, как человека свежего, приезжего. У вас какой-то жгучий интерес к Сахалину, к Александровску… А еще, мне кажется, что вы здесь — человек временный…
Не возражал, нет. Ведь приехал на два или три года. И вернется в Уфу или Тюмень, домой. Работать, заниматься боксом. Учиться по возможности…
— Да и здесь можно учиться, — она возразила. — Есть учительский институт, в Южно-Сахалинске, почти дома. — Неожиданно она переменила тему: — Вот столько мы с вами знакомы, а для меня вы какой-то загадочный.
— Вы молодая, вам все кажется загадочным.
— Так я молодая, а вы старый? Да?
— Двадцать первый год мне… Впрочем, ты мне кажешься девочкой, ничего в жизни не испытавшей.
— Поеду в Южный, буду учиться, узнаю жизнь. Много событий пройдет за эти два года. Вас здесь уж не будет, конечно…
— А вот и ошибаешься! — он загорелся полемикой. — Не уезжаю я, Верочка, с Сахалина. Перевожусь в Южный!
Она притихла, затаилась. Смотрела снизу вверх с долинкой каприза. Хотелось услышать продолжение к сказанному, а он, как бревно бесчувственное: ни слова больше!
Возвращались к подъему в гору, к Рыбному городку.
— Там и договорим. — Снова он взял ее руку.
— О том, что меня переводят в Южно-Сахалинск — никому ни-ни.
— А что, это секрет? — Улыбнулась, рассмеялась.
— Руководство училища знает, другим пока ни к чему.
— Как это интересно! — по-детски воскликнула.
Опять вернулись к городу. В избах зажигались огни. Заводились и песни. В разных концах города, к наступлению ли сумерек, в тон ли загулявшим сахалинцам, наростал собачий лай. Верочка улыбнулась:
— Хорошо у нас в Александровске: спирт есть — поют и пляшут.
Проходили освещенную одной лишь лампочкой контору училища. Там, с левой стороны, за кабинетом директора, окно молодых специалистов — Георгия Цаплина и Олега Сибирцева. В их комнатке горел свет. Значит, Гоша дома, читает какую-то книжку. Прошли рядом, миновали ворота, остановились у приоткрытых дверей клуба, откуда неслась бойкая музыка. Вышедшие покурить ребята заметили Олега — горящие папиросы спрятали в рукава. «Ах, черти, сожгут ведь!» — он покачал головой.
— В клуб мне не хочется, — Верочка взяла Олега под руку.
На улицу Чехова не спускались, шли по возвышенности Рыбного городка.
— Расскажите что-нибудь о себе. Где родились, учились, о чем мечтаете? Ничегошеньки-то я не знаю.
— Биографию?
— Не то, что… Ну, все-таки… Как стали такой вот?..
— Какой?
— Сильный и это… Представительный!
— Родился в Тюмени, по счету пятым. И не последним. Младший братишка — Толик. Сестра — чуть постарше меня. И три старших брата. Часто переезжали с места на место, в семье всегда чего-нибудь не хватало. Новую одежду мне почти не покупали: донашивал за старшими. Хотел учиться, а тут — война, Из восьмого ушел на завод, потом поступил в железнодорожное училище, на государственное содержание. Было и холодно, и голодно. Ходили на занятия в телогрейках, в ботинках, в мастерские, в столовую. На улице больше сорока градусов, да с ветром… Летом, вскоре после Победы, нас, пятерых, вызвали из мастерских. Направили учиться в Уфу, в железнодорожный техникум трудовых резервов. Тоже на государственное содержание… После техникума — сюда направили.
— А боксу где обучались?
— Сперва в секции техникума, потом — в спортивной школе. Выступал, был послан на большие соревнования, в Пятигорск. Там оставили на сборы тренеров. Вел сборы опытный педагог, заслуженный мастер спорта Борис Семенович Денисов. Ух, талантище! Тогда ему исполнилось семьдесят лет. Он только перенес инсульт. Знаешь что это такое?
— Слышала.
— Ну, вот. А с таким энтузиазмом занимался с нами! Я чем-то ему понравился, много уделял мне внимания… — Олег прервал себя, обернулся: — Имеются еще вопросы?
— Много вопросов. Была у вас в Уфе, ну, девушка любимая?
— Ух, ты! — Посмотрел он на ее настороженные восточные глаза, перевел взгляд вдаль, задумался. Помолчал.
— Она любила вас? Тебя любила? — нарушила молчание.
— Не знаю. Я любил. И сейчас люблю, — тихо прибавил.
Несмотря на долетающие из города песни и лай собак, кажется, установилась вдруг пронзительная тишина. Она не выдержала.
— Когда вас переведут в Южный?
— История долгая. — Он вздохнул. — Подведу итоги учебного года, съезжу в отпуск. Оттуда сразу — в Южный. Сюда приеду в командировку: заберу вещи, книги и — прощай, Александровск!
— А воспитанники, боксеры? Их бросите?
— Спросила бы что-нибудь полегче. Не с собой же брать. Жалко, конечно… Наберу новых пареньков, сам буду выступать. Мои годы еще не ушли, правда?
Кивнула.
— А я приду на ваши выступления, буду болеть, переживать. За тебя, Олег Иванович.
— Если не улетишь в Хабаровск. Там пединститут, туда собиралась.
— Ну, нет, скорее в Южный — куда вы, туда и я. А потом уж в Хабаровск. Сразу на третий курс. И мама согласна: через два года, говорит, повзрослею, — тогда можно и на материк. А сейчас… Поступить бы.
— Училась хорошо — поступишь.
Остановились возле строящегося двухэтажного дома, возле очередного спуска к Александровску. Глядя на возводимое сооружение, Олег рассудил:
— Вид-то выбрали не на море, а на город — тут веселей. И строятся! И собираются жить! О материке не помышляют.
— О материке и я как-то не очень…
— У тебя здесь папа, мама. И сестренка Алена, старшая. Учится в Хабаровске.
— А папа где работает?
Вера не пошевелила бровью. Он повторил вопрос.
— В командировке. В длительной, — сказала, как отрезала.
— Но кто-то же послал его в командировку?
— Не знаю, военный он. Приезжает — ни о чем не рассказывает, только шутит.
Олег задумался: что это значит?
— Маму-то я видел. Красивая. Ты, должно быть, в нее удалась?
— Скорей в папу. Он у нас симпатичный.
Вернулись к клубу, к крутому спуску на улицу Чехова.
Двери в клубе приоткрыты, играет баян. Парни выходят освежиться. Верочка завернула к спуску.
— Давайте лучше в город: погуляем в парке, там светло, весело, потом вы меня проводите. Проводишь ведь?
— Да, Верочка, да!
На Александровск опустилась звездная ночь, на востоке, над городскими окраинами светит зеркальная луна. Издали доносятся голоса и песни горожан с вплетающимся в них собачьим лаем. Прохожих на улицах, как всегда в это время, немного: заняты ли люди домашним делом, подступила ли пора ужина.
Доносится из парка музыка и осколки девичьего смеха. Держат направление туда, откуда долетают эти живые звуки. Держась за руку, Верочка звенит, смеется, ей весело. А Олег, вспомнив об Уфе, о Тюмени, об отце и матери, о сестре и братишке Толике, о Леночке, думает что-то свое, не очень легкое. В чем еще надо разбираться да разбираться…
В Хабаровск он летел самолетом, купил билет на поезд. Ехал и смотрел в окно, считал следующие в обратном порядке станции. Много их, так много, и медленно чередовались они до самой Уфы!
Леночке он дал телеграмму. Как она воспримет известие, что он едет? Придет ли встречать к поезду? Конечно, конечно же, как может быть иначе? Но какой она стала после Москвы? Какой станет, в отличие от него, живущего на далекой окраине огромной страны, в окружении не знакомых ей людей? Да, оба они стали другими, не похожими. Как встретятся? Возобновятся ли старая дружба, тяга друг к другу? Привычно смотрел он в окно. Смотреть в окно, кажется, стало образом его жизни — ведь вся нескончаемая Сибирь прошла перед окнами, теперь уж оставалось совсем немного. Справа, где должна появиться река Белая, проплывали резервуары с нефтью, мазутом, мелькали переезды с пестрыми шлагбаумами, тянулась рядом проселочная дорога с неторопливыми повозками, с редкими грузовыми машинами. Черниковку, где шили им кителя и брюки, уже миновали. И вот она, река Белая, излучиной приближающаяся к железной дороге. Слева вырастало обросшее лесом взгорье. Подступали нависавшие над дорогой скалы. Слева же мелькнул переезд — начинается видимая часть города. Дальше — растянувшийся на полкилометра паровозоремонтный завод, куда с группой паровозников ходили на практику. Но вот надвигается и станция Уфа. Проводница с флажком уже стоит в открытой двери. Олег рядом, причесывает пятерней волосы, берет чемодан. Поезд сбавляет скорость, еще сбавляет. И останавливается. Проводница поднимает фартук — выходи, кто приехал!
