Женщины шли без чадры. Одна из них возглавляла шествие, высоко подняв на металлической рейке для занавесок огромное бело-зеленое знамя. Вот они поравнялись с ним. И тут Башир увидел, что кое-кто из них нес железные прутья, дубинки, камни, но у большинства не было ничего.
Башир обратился к человеку, который, судя по всему, был тут главным:
— Послушай, я иду из оврага. Там по крайней мере десятка два бронемашин. И вдоль всей дороги — солдаты.
— Знаю.
Башир показал на кишевший лохмотьями и женскими белыми покрывалами муравейник:
— На убой ведешь.
— Послушай, — ответил главный, — хочешь идти с нами — вставай в колонну. Не хочешь — ступай, брат, своей дорогой.
И Башир пошел с демонстрантами.
Первые солдаты, которых они увидели, тоже шли молча. Это были призывники-новобранцы. Они передвигались цепью по обочинам дороги, с автоматами наперевес. Собак с ними не было.
Приказ прозвучал коротко. Солдаты остановились, каждый кто где был. Первые ряды демонстрантов заколыхались в нерешительности, потом тоже застыли на месте. Стало тихо. Они молча смотрели друг на друга. Вяло подрагивало бело-зеленое знамя. Издали слышался лай овчарок. Но вот наступил конец выжиданию, к ним шел лейтенант в сопровождении четырех солдат. «Сейчас их прихлопнут!» — подумал Башир. Лейтенант остановился на некотором расстоянии.
— Правительство разрешает вашу демонстрацию, но запрещает проводить ее под бунтарской эмблемой. Приказываю немедленно отдать мне этот флаг.
Ответа не последовало, не прозвучало ни слова, но Башир увидел, как какой-то подросток выхватил стяг из рук молодой женщины и древко, по-прежнему устремленное в небо, стало передвигаться к арьергарду демонстрации. Его передавали из рук в руки, но Башир мог видеть лишь огромное полотнище над смуглыми лицами, подымавшимися вслед за ним. Оказавшись в самой середине толпы, знамя остановило свой полет. Теперь оно реяло над людьми, словно большая птица, чуть подрагивая на ветру своими зелеными и белыми крыльями. Солдатам, с какой стороны они ни зайди, пришлось бы, прежде чем добраться до флага, прорубаться сквозь десятиметровую толщу плоти, отрепьев, обезумевших глаз.
Два раза повторил лейтенант свой приказ, три. Никто не отвечал ему. Потом, повинуясь неизвестно кем отданному приказанию, а может быть, и без всякого приказания толпа медленно подалась вперед. Лейтенант заколебался, но тут же что-то сказал своим солдатам. Все пятеро повернулись и побежали вниз, где ждали их остальные. Один из солдат то и дело оборачивался на бегу. Потом до толпы алжирцев долетел голос лейтенанта, сухо отдававшего какие-то распоряжения, разобрать которые было невозможно. Колонна демонстрантов двигалась вниз по склону, и все так же над самым ее центром реяло знамя.
— Заряжай! — скомандовал лейтенант. И еще раз крикнул толпе, чтобы она остановилась. Демонстранты остановились.
— Еще шаг, и я прикажу открыть огонь.
В наступившей гробовой тишине отчетливо слышалось каждое его слово.
Пятеро парней вынырнули откуда-то из гущи толпы. Они сделали несколько шагов навстречу солдатам, остановились посреди дороги и, рывком распахнув свои потертые блузы, рваные куртки, поношенные рубахи, закричали солдатам:
— Эй, вы! Стреляйте! Чего ж вы ждете? Стреляйте, если вы мужчины!
И снова зашагали вперед, распахнув на груди куртки и рубахи. Когда они подошли совсем близко, солдат, стоявший рядом с лейтенантом, дал очередь вверх. Кто-то закричал:
— Братцы, убивают!
И дрогнула толпа. И пошла, побежала вперед, как бегут в атаку. Бежали густо, плечом к плечу. Дышали прерывисто, все вместе, дыхание их, казалось, приноравливалось к глухому топоту ног по земле. Пронзительно, исступленно заголосили женщины. Одно за другим падали на дорогу их белые покрывала, а мужчины сбрасывали на ходу свои сандалии, чтоб легче было бежать. Вдруг что-то произошло. Что — Башир так и не понял. Он только увидел, как солдаты повернулись спиной к толпе и, сбившись в кучу, побежали вниз, на дно оврага, где стояли бронемашины. Вслед им летел яростный рев толпы. «Все, конец, — подумал Башир. — Сейчас они скатятся на дно оврага, и двуствольные пулеметы начнут со всех сторон поливать свинцом это скопище безумных».
Он опередил колонну, схватил главного за отворот куртки.
— Прикажи им остановиться! Прикажи, не то сейчас всех перебьют. — Он орал, чтоб тот его услышал в толпе людей, которые натыкались на них и увлекали за собой дальше.
— Ты же видишь, я уже ничего не могу. Они сошли с ума.
Башир схватил главного за руку и заставил бежать рядом до тех пор, пока они не оказались далеко впереди всех. Только тогда он остановился, повернулся лицом к толпе и, раскинув руки, попытался преградить дорогу первой шеренге парней.
— Стойте! Я — представитель Фронта! Приказываю…
Настоящий представитель ФНО кричал ему в ухо:
— Ты тоже с ума сошел!
Их захлестнул и понес дальше, вперед, вниз, неукротимый поток людей. Многоголосые вопли опять неудержимо рвались в небо. Крылья знамени, словно обезумев, трепыхались на выгнувшемся дугой древке. А вот и пулемет. Там, между двумя кактусами. Он смотрел прямо в толпу. Пулеметчик притаился за ним, виднелась только его каска.
Передним рядам, уже после того, как они остановились, пришлось сделать еще шагов двадцать, чтобы спинами сдержать натиск остальных. Потом они повернули назад и, карабкаясь в гору, пытались на ходу объяснить, в чем дело, тем, кто все еще бежал вниз. Наконец все остановились.
Все тот же лейтенант направился к ним один и, остановившись на ничейной земле, отделявшей солдат от толпы, снова потребовал отдать ему знамя.
— Видно, этот у них герой, — раздались голоса. — Он посмелее других.
Лейтенант сказал:
— Если через минуту…
Это было все, что Башир услышал…
Толпа бросилась на лейтенанта. Тот припустился бежать. Сухая пулеметная очередь вспорола воздух, туго набитый воплями. Упал какой-то парень. Женщины оттащили его на обочину дороги, чтоб не затоптали.
Теперь это было сплошное безумие. Группа парней бросилась к знамени. «Они могут убить нас, но знамени им не видать». Передние, взявшись за руки, окружили живой цепью парнишку, который, пританцовывая, размахивал знаменем. Всем подходившим они кричали: «Кто готов положить жизнь во имя аллаха?» Все больше и больше людей входило в их круг. И вот уже целых четыре неразрывных кольца окружали огромное бело-зеленое пятно, озаренное солнцем нового дня. И ни у кого из них ничего не было в руках. С каждой минутой росло число парней в этой группе. И все они кричали: «Кто готов положить жизнь во имя аллаха?» Круги все ширились.
Солдаты двинулись вперед. Толпа отхлынула, унося убитого. Четыре кольца со знаменем в центре отступали, не размыкая крепко сжатых рук…
Башир добрался до деревни в числе последних. Солдаты здорово отстали от демонстрантов. Он остановился у довольно высокой стены одного из домов, разорвал свой платок на две половины и, обернув руки, чтобы не пораниться осколками стекла, которыми был утыкан гребень стены, подтянулся и перемахнул на другую сторону. Он свалился в маленький дворик с беседкой и колодцем посредине.
Он гадал, кому принадлежит этот дом — мусульманину или европейцу, пока не заметил старуху, спрятавшуюся за каменным колодцем; это была алжирка. Они бросились друг к другу. Башир, задыхаясь, говорил:
— Не бойся, мать, не бойся, я скоро уйду.
А старуха испуганным голосом повторяла:
— Не бойся, сын мой, не бойся, ты у себя дома.
Она открыла дверь.
— Входи, скоро вернется мой сын.
И в то же мгновение раздался сильный стук в калитку.
— Наверно, это он, — сказала старуха.
Капитана Марсийака постигла неудача, он был в бешенстве. Капитан прослушал все магнитофонные пленки, на которых были записаны показания крестьян. Четыре писаря расшифровали и напечатали основное. Он все перечитал, изучил, проанализировал вместе с сержантом Гамлетом, который, собственно, и должен был этим заниматься. И — ничего!.. Ерунда какая-то.
Тайеб беспрестанно повторял:
— Били мы их мало. Феллага прячутся в деревне, это уж как пить дать.
— Что же ты до сих пор не нашел их? — бросил Гамлет.
— Тут нужна дубинка. А у меня-то нет дубинки! — сказал Тайеб.
Марсийаку нестерпимо хотелось дать ему по морде. Каждый раз, когда он слышал разглагольствования Тайеба, его охватывало чувство не то злости, не то омерзения — он и сам толком не знал.
— Особенно подозрительна эта пришлая, — сказал Тайеб, — у нее все документы были в порядке, такого не бывает.
— Ладно, Тайеб, оставь нас, — сказал Марсийак.
Но тут же вызвал его опять:
— А где парень? Что ты сделал с парнем?
— Он в надежном месте, господин капитан.
