– Ладно, ладно, Илья Сергеич, не горячись. Мы с ним поговорим еще. Мы еще разберемся.
11
И они ушли думать, как дальше разбираться с Дугановым.
И сразу скажем – ничего не придумали. Ясное ведь дело: если человек разрешает делать обыск, значит, записи он где-то в другом месте спрятал. Или, кто его знает, задумал какой-нибудь скандал. Санкции-то в самом деле нет, как бы потом не влетело. Они обсуждали ситуацию друг с другом и Львом Ильичом, не признаваясь сами себе в том, что уже побаиваются Дуганова, уже опасаются всерьез его записей, уже помнят о том, что с этой поры каждый их шаг может быть зафиксирован или, как выразился Терепаев, запротоколирован. Он сам, кстати, тут же и уехал от греха подальше.
Не только они были озабочены мемуарами.
Три друга, Мурзин, Куропатов и Суриков, собравшись в саду Александра Семеновича, горячо обсуждали, что им делать с Дугановым.
– Ноги выдернуть у дурака! – предложил Суриков.
– Руки поотрывать, – подхватил Куропатов.
– И голову отшибить, – поддержал Мурзин.
Но выразив таким образом свои эмоции и прекрасно понимая, что эти меры, хоть и самые лучшие, в принципе неосуществимы, они заговорили серьезно.
– А чего ты боишься, я не понял? – спросил вдруг Куропатов Сурикова. – Чего ты такого натворил? Кого убил, чего украл?
– Никого не убил, ничего не украл, – сказал Суриков с некоторой даже горечью, вернее, с ощущением неоцененной невинности. – Но он же, собака, найдет чего-то! Я иногда выпиваю. Обратно, ругаюсь, бывает, в смысле – матом. Тут, в нашей теперешней жизни, этим никого не удивишь. Но он же, зараза, обещает это для внуков и правнуков. Приятно мне будет, если правнук прочитает: мой прадед Василий Петрович Суриков лакал вино и водку как стервец и лаялся как последний животный!
– Животное, – поправил Мурзин, любящий грамотность. – Ну и пусть читает! Тебя уже черви будут жрать, тебе все равно будет.
– А душа? – вдруг тихо спросил Куропатов. И они все замолчали, боясь коснуться вопроса, о котором не только никогда не говорили всерьез, но если по правде, никогда всерьез и не думали. Впрочем, молчание было недолгим: нет для русского человека темы, которой он надолго испугается.
– Душа – дело серьезное! – сказал Мурзин. – Мы как к ней подойдем – с религиозной стороны или вообще?
– Давай с религиозной, – ограничил Суриков.
– С религиозной стороны твоя душа, Вася, будет в двух местах – или в аду, или в раю. Если она будет в аду, ей все равно гореть. Одной мукой больше, одной мукой меньше – какая разница? А если она в рай попадет, то опять же ей уже ничего не страшно.
– Так, – понял и кивнул Куропатов. – А если вообще?
– А если вообще, то дело-то не в нас. Дело – в них, в этих потомках. Это им будет стыдно и неприятно!
– Так о том и речь! – обрадованно воскликнул Куропатов. До него вдруг дошло в полном объеме, чем именно ему не нравится затея Дуганова. – О том и речь, что он наврет там, а мои внуки и правнуки будут читать и стыдиться! Это мне надо?
– Ну, вам легче, – спустился Мурзин с высот философии на землю. – А у меня конкретная проблема. Верка вернется моя, подсунет ей Дуганов свою тетрадку, а там сами понимаете, про что написано!
– Про Клавдию! – догадался Куропатов.
– Ну да. И она, я ее знаю, взбрыкнет и обратно уедет! А я ее все-таки... Скучаю я по ней, если честно...
– Постой, – сказал Суриков. – Ты думаешь, ей без Дуганова не скажут?
– Это ерунда! – отмахнулся Мурзин. – Сказать у нас могут что хочешь. А вот написанному женщины верят! Всегда! Природа у них такая!
– И что делать будем? – спросил Куропатов.
– Есть план! – поднял палец Мурзин.
12
План Мурзина друзья оценили высоко и решили реализовать его той же ночью.
Когда совсем стемнело, они пробрались к огороду Дуганова. Сидели там в кустах и тихо переговаривались. Все были хмельны. В руках у них были бутылки с какой-то жидкостью, заткнутые бумажными пробками, из пробок торчали бечевки.
– Повторяю! – напоминал Мурзин себе и другим, стараясь говорить ровно. – Бросать сразу нельзя.
– Почему? – спросил Суриков со свежим интересом, хотя ему уже несколько раз было объяснено.
– Потому, что Дуганов успеет выбежать. Вместе с тетрадкой. А нам дом жечь не нужно. То есть нужно, но чтобы и тетрадка сгорела. Поэтому ты, Вася, идешь и говоришь, что хочешь показать недостаток.
– Какой?
– Любой. Чтобы он его записал. Ты ведешь его подальше. Мы бросаем бутылки. Дом загорается. С тетрадкой. Он не успевает. Все.
Куропатову стало жалко дома:
– Может, не жечь? Может, пока он с Васей ходит, залезем и пошарим?
– Ага. Найдешь ты в темноте. А свет зажигать – он увидит и вернется. Да и при свете – проблема. Он ее куда подальше запрятал. Короче – жечь. Вася, иди.
– Иду.
Василий пошел к дому. С полпути вернулся и отдал свою бутылку.
– Мне не надо. И заподозрит.
– Резонно! – сказал Мурзин.
Вскоре Суриков постучал в окно, а потом в дверь. Дуганов не сразу отозвался сонным голосом:
– Кто там?
– Это я, Василий Суриков. Добрый вечер. Хочу показать недостаток.
– Какой еще недостаток? Чего ты шатаешься по ночам, Василий? Иди спи!
Василий подумал. До этого момента все шло замечательно – и вдруг странное препятствие: Дуганов не выходит. Он опять постучал.
– Ну, чего еще?
– Это я, Василий. Суриков. Недостаток показать. Большой. Ты запишешь, и тебе будет... – Суриков подумал и добавил: – И тебе будет слава.
Послышались вздохи, кряхтенье. Дуганов открыл дверь.
– Крепко ты! – сказал он, вглядываясь в лицо Сурикова. – Когда же вы подохнете или образумитесь, идиоты?
– Никогда! – приговорил Суриков. – Пошли.
– Куда?
– Недостаток покажу.
– Какой?
Суриков подумал.
– Большой.
– Это я уже слышал! Что именно-то?
Суриков подумал.
– Безобразие.
– Тьфу, бестолковщина! Оно что, прокиснет до утра, твое безобразие?
– Оно? – Суриков думал не меньше минуты. И тяжело вздохнув, сказал:
– Ну, как хочешь... – И ушел.
Дуганов пожал плечами и скрылся в доме. Суриков отчитался в своих действиях.
– Эх ты! – укорил Мурзин.
– А чего я сделаю, если он не идет?
– Тогда так, – придумал Мурзин. – Кидаем в сарай. Сарай загорается. Он выбегает. Без тетрадки. Зачем? Он же ничего не подумает. Выбежит тушить. А мы поджигаем дом. И все. Он не успевает.
Друзья согласились.
Пробравшись по-пластунски к сараю, они огляделись. Было тихо. Мурзин поджег фитили бутылок, скомандовал:
– Раз! Два! Три! – И они кинули.
Две бутылки разбились, не загоревшись. Вторая полыхнула пламенем, которое тут же переметнулось на стену сарая и стало быстро разгораться. Через несколько минут из дома выскочил Дуганов, бросился к сараю с чем-то в руках – похоже, с одеялом.
– Теперь к дому! – скомандовал Мурзин.
– А с чем? – спросил Куропатов.
Друзья осмотрели свои пустые руки и вспомнили, что бутылок у них было всего три. Палить дом теперь нечем.
Из своего укрытия они смотрели, как Дуганов довольно быстро затушил огонь одеялом, постоял, огляделся и ушел.
– Есть план! – сказал Мурзин.
– Какой? – спросил Суриков.
– Идем к нему и связываем. И ищем. Не найдем – пытаем.
– Это же зверство, Саша! – сказал Суриков.
– Знаю. Я специально предложил, чтобы посмотреть, откажешься ты или нет. Молодец, отказался. А Михаил где?
Михаил был тут же: упал в бурьян и заснул. Друзья стали расталкивать его, от этого утомились и сами заснули.
Спала и вся Анисовка.
13
Спала вся Анисовка, тишина была кромешная, и в этой тишине кто-то ходил вдоль берега там, где пещеры, и то ли вздыхал, то ли сопел, то ли бормотал, то ли фыркал... Человек, лошадь, коза заблудшая, собака? – мы не знаем. Мы не обязаны все знать. Да и боязно в такой темени приближаться и высматривать. Ну, выяснится, что коза или лошадь – будет легче? А если вдруг кто-то вроде Дикого Монаха, то есть не кто-то, а именно Дикий Монах? Тогда что? Испугаться и убежать? Следить за ним? Окликнуть? И то неправильно, и другое, и третье. Самое правильное – поступить так, как и предки наши поступили бы и пять, и десять веков назад: спокойно испугаться и не ходить.
Но пришел новый день и прошли все страхи, если у кого они были.
Мурзин, Куропатов и Суриков убрались с утра пораньше, чтобы их не застали на месте преступления. Видел поджигателей только сам пострадавший Дуганов, вставший еще раньше. Он смотрел на них в окно и улыбался. С недавних пор Валерий Сергеевич вообще чувствовал в себе необычайное великодушие и способность прощать. Да и сарай был старым, он давно собирался сломать его.
Тем не менее скоро вся Анисовка узнала, кто именно устроил ночью небольшой пожар. Отнеслись по-разному.
– Молодцы, так Дуганову и надо! – сказала Нюра.
