— Радуга, — отрывисто бросила она, махнув сигаретой в сторону раскинувшейся над блестевшими холмами арки. — Но это, естественно, ничего не предвещает.
Они свернули с главной дороги, промчались сквозь прилепившуюся к ней деревушку, мимо мокрых полей взобрались на холм, с которого удалось разглядеть полоску моря, и опять спустились в долину. У большого белого дома Фиак нажала резиновой подошвой кеда на тормоз и развернулась на гравийной площадке.
— «Итака», — сказала она, выключая двигатель и с видимым изнеможением откидываясь на спинку сиденья.
Клем выбрался из фургона. Воздух был холодным, как в начале марта; вернее, каким бывает начало марта в Лондоне. Перед ним была синяя входная дверь, по обе стороны которой находились окна-фонари с занавешенными тюлем нижними стеклами. С одной стороны к зданию было пристроено новое двухэтажное крыло. Все — ухоженное, свежепокрашенное. Ряд старых деревьев с изогнутыми от постоянного ветра верхушками отгораживал здание от дороги.
— Четыреста в неделю, — сказала Фиак, также выбравшись на гравий, — и это без дополнительных процедур.
Он заметил, что она накрасила губы ярко-красной помадой, отчего остальные черты лица стали бледными, как французская ветчина.
— Какие дополнительные процедуры?
— Гидротерапия, физиотерапия, йога. У них здесь, конечно, все есть.
Она позвонила. Через полминуты дверь открылась. Дорогу преграждал лысоватый мешковатый мужчина в зеленом халате с «огуречными» узорами и с выпученными, налитыми кровью, как у опереточного злодея, глазами.
— Если вы, черт вас дери, журналисты, — прошипел он, — я на вас, к такой-то матери, собак спущу. — Он оскалился на Фиак, — Я тебя знаю.
— Я тоже тебя знаю, — отталкивая его в сторону, сказала она.
— Еще двое новеньких! — заорал мужчина, захлопывая дверь. — Динь-дон! Динь-дон!
Они очутились в подобии фойе — гостиной с креслами, свежеокрашенными стенами, большими пепельницами, цветами в горшках, огнетушителем. В дальних дверях появилась белокурая молодая женщина; к поясу ее джинсов было прикреплено служебное удостоверение.
— Ох, Раймонд, — сказала она, — Раймонд, милый, мы опять начинаем шуметь?
— Скука, бля, я просто умираю, — сказал мужчина, но уже тише. И сел.
Молодая женщина обернулась к Фиак:
— Вы пришли навестить Клэр?
— Это ее брат, — сказала Фиак, — Клемент Гласс.
— Паулин Даймонд, — пожимая Клему руку, представилась женщина. — Я работаю по уходу. После того как вы повидаете Клэр, если хотите, зайдите поговорить с доктором Босуэллом. Вот его кабинет. Он будет на месте до конца дня. Мы здесь очень ценим семейную поддержку.
Клем расписался в книге посетителей и, проследовав за Фиак в конец нового крыла, поднялся по застланной ковром лестнице на второй этаж. Комната Клэр выходила во двор. В закрепленную на двери пластиковую рамку был вставлен кусочек картона с ее именем — только именем, без фамилии. Фиак постучала, но, не получив ответа и, похоже, не ожидая его получить, приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
— Это только я, — проворковала она голосом, совершенно не похожим на тот, каким она разговаривала с Клемом. — И брат твой пришел, если ты хочешь с ним встретиться.
Клэр сидела на стуле с прямой спинкой, между столом и окном. Обхватив ее за плечи, Фиак на миг приобняла ее одной рукой.
— Здравствуй, — сказал Клем.
Он наклонился, чтобы поцеловать сестру в щеку. На мгновение их глаза встретились, затем она отвела взгляд к окну. Сняв плащ, Фиак вытерла уголком салфетки какие-то пятнышки с зеркала над умывальником, затем присела на край кровати. Минут десять она, не умолкая, говорила о разных происшествиях в университете. Клем прислонился к стене у подоконника. Ему не удавалось понять, слушает ли Клэр; она никак не реагировала. Клем старался не смотреть на нее слишком пристально. Безусловно, он был готов встретить следы болезни, худобу, бледность, но вид этой апатичной женщины с распущенными по худым плечам тускло-бурыми волосами, глубокими синяками под глазами и шелушащейся на лбу кожей превзошел все его худшие ожидания. Ее одежда напоминала траур — черные шерстяные колготы, черное платье, черная кофта. Безжизненно лежащие на коленях руки с пальцами без колец неустанно продолжали какой-то бесконечный перебор.
— Я видел отца, — сказал он, когда Фиак ненадолго умолкла. — Он просил передать, что любит тебя.
Она кивнула и допила остававшуюся в стакане на столе воду.
— Налить еще? — спросил он.
Подойдя к раковине, он снова наполнил стакан. Когда он ставил его на стол, она что-то пробормотала; он нагнулся ближе.
— Ключ от двери? — Он оглянулся на Фиак.
— Но мы же об этом уже говорили, верно? — обращаясь к профилю Клэр, сказала Фиак притворно-удивленным тоном. — У нас нет ключа, милая. В этой двери нет никакого замка, — Клему она пояснила: — Правила пожарной безопасности.
Клем вернулся к окну.
— Ты была сегодня на улице? — спросил он; он пытался придумать, что бы ей сказать, — По дороге сюда мы видели радугу.
— Жильцы за стенкой, — сказала Клэр, — все время этим занимаются.
— Чем занимаются?
— А по ночам кто-то бегает взад-вперед по коридору. Взад-вперед. Взад-вперед. Всю ночь.
— Мы встретили внизу женщину, — сказал Клем, — Паулин, кажется? Она очень приятная.
— От этого лекарства мне все время хочется пить, — сказала Клэр.
— Но оно тебе помогает, — сказала Фиак громким голосом. — Тебе же уже не так часто бывает страшно?
Клэр опять взглянула на Клема и слегка нахмурилась, словно не могла понять, зачем он тут, не могла решить, как к этому отнестись.
— Я не могла ничего сделать, — опять опустив глаза к полу, сказала она, — Сначала одно, потом другое. Начинаешь обманывать себя. А потом становится поздно.
— Бедная моя, — сказал Клем.
Он увидел, как ее лицо исказила гримаса, но слез не последовало. В следующее мгновение она успокоилась.
— Хочешь, я сделаю тебе прическу? — спросила Фиак, вставая и направляясь к маленькому столику, где были разложены туалетные принадлежности Клэр, — Если не будешь следить за собой, у тебя на голове скоро воронье гнездо будет, как в детском стишке.
Клем посмотрел в сад. Там шел урок тай-цзи; человек шесть мужчин и женщин в замедленном темпе атаковали воздух.
— Вам совсем не обязательно здесь ждать, — сказала Фиак, начиная распутывать волосы Клэр щеткой, — У нас тут есть всякие женские дела. Почему бы вам не прогуляться пока по дому?
Он кивнул, потом, шагнув вперед, опустился на корточки у колен Клэр.
— Ты уже поправилась однажды, — сказал он, — Поправишься и на этот раз.
— Ты придешь завтра? — не выражая ни желания, ни надежды, спросила она.
Взяв ее руки, он на мгновение сжал их в своих.
— Если смогу, — сказал он. — Ладно?
Спустившись по лестнице, он вышел через дверь в конце нового крыла. Там проходила дорожка, соединяющая наружный дворик с задним; он присел на корточки и закурил. На улице появился мужчина в халате и попросил сигарету. Клем угостил его, и тот присел рядом, постанывая от удовольствия при каждой затяжке.
— Послушайте мудрого совета, — сказал он, — О нарушениях питания и депрессивных можно не беспокоиться. Больше всего проблем с биполярными расстройствами и алкоголиками.
— И кто же вы? — поинтересовался Клем.
— Алкоголик, — ответил мужчина, — А вы?
— Просто приехал навестить.
Они докурили. Вернувшись в приемную, Клем постучал в дверь кабинета врача.
— Входите, входите, — пропел врач, — Располагайтесь поудобнее.
Папка Клэр уже лежала у него на столе. Он хотел записать место жительства близкого родственника. У него был отмечен адрес Фиак.
— Но она больше из близких, чем родных, верно?
Клем продиктовал адрес отца.
— Прекрасные места, — заметил врач, выводя буквы старомодной чернильной ручкой, — А вас, я полагаю, не поймать?
— Не сейчас.
— Работы по горло, а?
— Работа, — сказал Клем.
— Идет успешно?
— Неплохо.
— Ну и отлично! — Врач что-то пометил, потом откинулся и снял очки. — Думаю, что мы вывели Клэр из так называемого обострения. Галлюцинации у нее, например, прекратились. Гораздо меньше смятения, чем когда она только поступила, меньше явно выраженного расстройства. Однако, как правило, негативные симптомы устранять гораздо сложнее. Апатия, эмоциональная заторможенность и так далее. Но у нас еще многое есть в резерве. Постоянно появляются новые лекарства, гораздо лучшие, чем те, что мы могли предложить ей раньше. Вам, может быть, известно, что у прежних нейролептиков были довольно неприятные побочные эффекты.
— А у новых?
— Сухость во рту, нерезкое зрение. У некоторых бывают спазмы. И конечно, с новыми препаратами мы не всегда знаем об их долговременном воздействии. Но это говоря о негативной стороне… — он покосился на папку, — Клемент. С каждым днем мы узнаем все больше. Влияние социума, биохимия мозга, генетика. В науке о мозге происходит небывалый взлет. Я полон оптимизма.
