– Тишина, заседание начинается, – объявляет Рауль, ударив три раза пяткой в пол. – Суд идет.
– Подожди, я немножко приведу себя в порядок.
Саманта поправляет одежду и волосы. Потом толкает воображаемую дверь и входит с таким же воинственным видом.
Рауль показывает ей ее место. Каждый делает вид, что раскладывает бумаги и ручки, воображаемые рукава мешают им.
– Слово обвинению.
Рауль занимает место прокурора:
– Спасибо, господин председатель. В качестве прокурора я обвиняю человечество в предумышленном убийстве, совершенном над... самим собой. В качестве наказания требую его уничтожения и удаления из космоса.
– Спасибо, мэтр, – говорит Рауль, занимая место судьи. – Кто выскажется в защиту?
– Я, э-э... что надо говорить? Рауль склоняется в ее сторону и шепчет:
– Невиновно.
– Вот-вот, невиновно.
Рауль возвращается на место прокурора:
– Я, как прокурор, утверждаю, что конец Земли пла-че-вен. Нашу планету погубил небольшой конфликт, который человечество не смогло уладить.
– Не стоит обвинять все народы в том, что между двумя из них возник конфликт.
– Это могли быть какие угодно народы. Люди воюют между собой столетия. Они все время испытывают потребность в захватах, покорениях, грабеже, убийствах, насилии.
– Не все одинаковы. Всегда находились разумные люди, противостоявшие завоевателям, – отвечает Саманта.
– Я вызываю свидетеля обвинения. Господин Рауль Мельес, историк, историк-любитель, по крайней мере.
Рауль делает вид, что входит, становится лицом к стеклу и поднимает правую руку.
– Я клянусь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды.
Он снимает очки, покусывает дужку уголком рта, как заправский историк.
– История человечества знает много примеров насилия. Взять хотя бы индоевропейцев. Они умели обрабатывать железо и приручать лошадей, у них была сословная организация общества, и благодаря этому они в течение пяти тысячелетий держали в повиновении живущие рядом с ними народы, навязывая им свое преклонение перед военной силой и мужеством на поле брани.
– Возражаю! – перебила его Саманта. – Народы, отрицающие насилие, тоже были.
– Это правда. В это же время финикийцы, евреи, карфагеняне развернули торговлю, открыли первые банки, проложили шелковый путь, освоили другие пути, по которым везли чай и пряности. У них не было мощной армии, они предлагали альтернативу военным завоеваниям: сотрудничество и обмен товарами между народами. Чтобы совершать морские путешествия, они изобрели компас, карты, парус. Итог: карфагеняне были покорены римлянами, финикийцы были вырезаны, евреи постоянно преследовались.
– Их идеи не погибли.
– Гибель Земли подтверждает: стремление к конфронтации оказалось сильнее, чем стремление к сотрудничеству Звон оружия всегда заглушал призывы к любви, Мы все соревнуемся и соперничаем друг с другом. Потому что такова наша истинная природа... Мой вывод как свидетеля таков... человек человеку – волк.
– Спасибо за выступление, господин историк. (Рауль занимает место судьи.) Слово защите.
– Вы словно забыли о том, что мы способны ухаживать за больными и защищать слабых, немощных и старых.
– Мы прославляем молодость. Мы прославляем власть. Мы восхищаемся силой и воинами. А слабых, отличных от нас или чуждых нам, мы постоянно преследуем.
– У нас есть школы, больницы, дома престарелых. Мы способны на взаимопомощь. Мы добрые и благородные существа.
Рауль, с места прокурора:
– Вздор!
Возвращается на место судьи и стучит ногой:
– Тишина, или я удалю всех из зала заседания! А вас, мэтр, я попросил бы взвешивать ваши слова. Слово защите. Свидетель может покинуть зал, если у вас, мэтр, нет к нему вопросов.
– У меня нет вопросов к свидетелю. Но у меня есть заявление. Я обращаюсь к вам, господин прокурор, и к вам, господин судья.
Рауль возвращается на место прокурора. Саманта встает напротив него.
– Э-э, здравствуйте, господин председатель, здравствуйте, господин прокурор, и здравствуй я сама, защита, короче... И публика в зале суда, наверное... (Она поворачивается к стеклу.) Я клянусь говорить истинную правду и все такое. Зуб даю.
Показывает на свой зуб.
– Так что я хочу сказать, – продолжает она с горячностью, – мы, люди, – это самый чудесный опыт жизни во Вселенной!
– Вы в этом уверены?
– Ну, конечно, человек не похож на других зверей. Это великое творение Господа. Это священное животное.
– Священное? Священно-глупое! Чем же это человек лучше кита, хомяка, пчелы или даже лягушки?
– У нас большой мозг. Мы умнее всех остальных зверей.
– Это правда, кора головного мозга у нас «кудрявее», объем мозга больше, чем у большинства остальных животных. Но как мы этим воспользовались? Мы глупее самых распоследних динозавров. Они хотя бы не виноваты в том, что вымерли!
– Возражаю! Это несчастный случай. Э-э... Из того, что мы только что услышали, понятно, что ответственен всего один человек, диктатор, к тому же больной. Ошибочка вышла по его вине. Надо ли резать все стадо из-за одной бешеной коровы?
Рауль говорит тоном прокурора:
– В таком случае я ставлю под сомнение систему, которая позволила опереточному диктатору оказаться во главе государства, обладающего ядерной бомбой.
– Хорошо, о'кей, это недосмотр. Но в тот момент, когда эта сволочь нажимала на смертоносную кнопку, миллионы приличных людей делали добрые дела.
– Тогда я вас спрашиваю: почему же на высшие посты назначаются сволочи, как вы выражаетесь, а не приличные люди?
– Я-то откуда знаю? Потому что приличные люди слишком заняты добрыми делами и им некогда думать о политике.
– Аргумент несостоятелен! – возмущается Рауль.
– Прекратите употреблять ваши мудреные словечки, я их не совсем понимаю.
– Человек может быть добрым иногда, но суть его дурна. Такова страшная правда. Вспомните случай, который произошел в Англии: два восьмилетних мальчика забили до смерти другого, младше их и совершенно им незнакомого!
– Да-а, что-то такое было по телевизору.
– Ну, так вот, на допросе они сказали: «Нам было скучно, мы хотели развлечься!» Им было по восемь лет. Восемь лет, слышите? Где уж тут рассуждать об индоевропейской или финикийской культуре! Откуда в таком возрасте такая дикость? Когда я услышал об этом, я подумал: если бы человек мог свободно проявлять свойства своей натуры, то он, может быть, открыто признал, что он не любит своего ближнего, не любит себя самого и испытывает потребность уничтожать все вокруг себя. Полиция, правосудие, тюрьмы – это все способы заставить людей сдерживать свои разрушительные инстинкты. А если бы не было страха перед жандармом, они показали бы свои истинные лица – лица убийц.
– Человечество похоже на растущего ребенка.
– И что?
– Оно было в подростковом возрасте.
– Вы хотите сказать, что господин Род людской делал те же глупости, что и подростки, которые гоняют на мотоциклах, бьют машины и напиваются?!
– Человечество готовилось стать взрослым. Взрослеют постепенно. Обязательно случаются проколы. Кто ни разу не воровал конфеты в супермаркете? Кто ни разу не поджигал почтовые ящики? Кто, подстрекаемый ордой приятелей, ни разу не угонял вечером мотороллер...
– Я.
– Да ладно, хватит. Единственное, в чем можно упрекнуть человечество, так это в том, что оно взрослело медленно. Но у него были на то уважительные причины. Трудное детство. Разведенные родители. Дурная компания. Но юноша Род людской очень старался. Постоянно совершенствовался. В один день все не делается.
– Да, делается в семь. А у нас сейчас восьмой. После дня отдыха – день траура.
Саманта делает вид, что ищет что-то в кипе бумаг.
– Я не могу позвать сюда нужных мне свидетелей, но, поверьте, господин председатель, их могли бы стоять здесь, рядом со мной, перед судом, тысячи – тысячи тех, кто рассказал бы вам, каким хорошим был этот юноша – Род людской.
Рауль, удивленный восторженностью своей подруги, меняет тон:
– Ваш чудесный юноша Род людской серьезно навредил планете, которая его кормила. Ему не была свойственна благодарность. А о его трудном детстве стоит поговорить. Род людской был по меньшей мере преступником. Сколько рек безвозвратно уничтожено его рукой? Сколько мест обитания диких животных осквернено? Сколько морских пляжей обезображено? Сколько лесов истреблено?
– Он уже начал исправляться. Деревья стал опять сажать.
– Род людской был единственным видом животных, применявшим пытки. Только он получал удовольствие от страданий своих собратьев. Другие звери убивают, чтобы защититься или насытиться.
– Неправда. Я видела, как мой кот почти час мучил ящерицу. Он оторвал ей хвост, потом не торопясь одну за другой лапки, он вонзал в нее когти, а ящерица корчилась от боли. Есть это несчастное, исстрадавшееся существо он не стал, гордо положил труп мученицы мне на кровать.
