На сцене появился Мустафа, подобно рыбе молча разевающий рот. Но вскоре я понял, что он говорит: «Боб — катастрофа», — только я этого не слышу. Мы дошли до начала лестницы, ведущей в подвал под сценой. Металл ступенек и поручней местами почернел, но больший урон достался ещё чадящим стенам. Дверь в гримёрку была закрыта и выглядела так, словно в неё барабанил огненный элементаль. Под самой лестницей, Мусти заметил раскуроченные ошмётки коробки и показал на них пальцем, на двери в гримёрку мы обнаружили приклеившуюся надпись «danger». Там же, под лестницей валялось расщеплённая древесина факела. Боб всё-таки нашёл фейерверк, по своей халявной привычке бросив непотушенный полностью факел в тёмный угол. Ему повезло, что гримёрка перекрывалась дверью, которая впрочем вместо того чтобы открыться при прикосновении к ещё горячей ручке — упала внутрь, больше неподдерживаемая петлями.
Шеф остался жив, но пребывал в неважнецком состоянии. Мутным взором он смотрел на нас, видно было, как ему хочется побраниться, выяснить, какой фасолевый идиот с провалами памяти засунул коробку с салютом под лестницу, но сил у него не оставалось. К ночи ему стало хуже, появилась симптоматика пищевого отравления. Сказалось выпитое масло. Пришлось вызывать скорую, Боба госпитализировали, а мы остались без шефа. И хотя событие по меркам гуманного христианина на радостное не тянуло, но тайное вече восприняло свершившееся как благосклонность судьбы.
Мустафа доложил о случившемся по телефону Уру, и тот сказал справляться пока самим. Меня назначили, ввиду отсутствия других достойных кандидатур, заместителем шефа, упомянув в разговоре, что приплюсуют эту ответственность к основной зарплате.
Знай Боб о том, что без него работа протекает слаженней, без лишней нервотрёпки, я думаю, он сбежал бы из госпиталя, чтобы отнять бразды правления. Все знали свои обязанности и понукать никем не приходилось. Маше чуть более комфортней работалось в мини-клубе, когда туда не врывался с «гениальными идеями» и постоянными проверками на прочность стрессоустойчивости нервной системы шеф.
Некому было мусорить в анимационной пластиковыми стаканчиками из под кофе, мятой бумагой, таблетками, хрустящими под ногами. Мы даже навели порядок, и комната стала похожей не на заброшенный чулан погорелого театра, а на настоящий кабинет для собраний. Перестал пропадать или ломаться по известным причинам явной криворукости реквизит для активити и вечерних шоу-программ. В общем, мы приблизились к идеальной слаженности работы в команде, когда никто не вносил сумятицу и разброд, а каждый трудился или создавал видимость работы в меру своих сил.
На личном фронте в отсутствие главного доносчика тоже дышалось посвободнее, и я решился на ряд опрометчивых поступков, способных довести меня до военного трибунала, прознай об этом ночной менеджер или его свита. Продолжая поддерживать электронные сообщения с некоторыми из барышень после отъезда, я не предполагал, что часть из них сможет осуществить свои обещания и нанести повторный визит в Розу с целью повидать меня.
Однажды, в один из тёплых августовских вечеров, а в Турции это самый разгар лета, просматривая почту в одной из шумных интернет-кафешек Кемера, заполненной иностранцами вперемешку с местной продвинутой молодёжью, я наткнулся на новость, что сразу две барышни, не догадываясь о существовании друг дружки, намереваются в скором времени приехать осчастливить одного аниматора из Rose отеля. Алекс растерялся, учитывая возможность их одновременного приезда, и принялся искать в инете мантру, дарующую защиту как раз от таких случаев.
Походящих мантр, за исключением замученной: «Спаси и сохрани», — не нашлось, и я решился на поступок, тянущий на номинацию «дичайшая глупость» в вымирающей популяции дальневосточных ловеласов. Если бы в обществе почётных обладателей ордена «Пурпурный Казанова 1 степени» о нём прознали, то приняли решение о немедленной лоботомии и пожизненное лишение права числиться донором семенной жидкости в генофонде Земли.
Но мне не хотелось разыгрывать двойного агента, метаться между двумя девушками, пребывающими на одной территории, где они неизбежно столкнутся нос к носу. Кроме того ввиду растянутой рабочей смены, я с трудом находил время на одну барышню, что же говорить о двух. Поэтому одной из девушек, Даше, я написал пламенную речь о самоотречении от звания святого, однолюба и даже о принадлежности к виду прямоходящих млекопитающих, являющихся по мнению не только британских учёных венцом эволюции. Эти титулы, на которых я особо и не настаивал, были присвоены мне незаслуженно. Я корил себя, что на робкие вопросы, веду ли я активную полную жизнь аниматора, как это описывается на разных девичьих форумах, отвечал уклончиво или отшучивался, давая повод для веры в то, что у меня есть белый конь, бархатный плащ, побитый горностаем, и отец, владеющий королевством. Таким образом, я советовал Даше не омрачать свои надежды визитом в прогнившее королевство с консортом-шутом, выдающего себя за настоящего принца. Она не ответила на это послание, что я правильно расценил как разрыв любовного пакта между нами и прекращение отношений. И стал дожидаться вторую девушку, обещавшую приехать после середины августа.
Какое то время я даже удерживался от проявления внимания и ответных реакций на заигрывания барышень уже пребывающих в отеле, чем вызвал кривотолки и ложные слухи о не характерной для аниматора ориентации или избыточном пребывании молодого тела в падмасане — позе лотоса, что могло отразиться на угнетении функций отдельных частей тела.
Но потом в отель заселилось весёлое семейство из Албании, состоящее из множества кузенов, кузин и их более взрослых родственников. Среди них были две красавицы албанки, проявляющие повышенный интерес к анимационным развлечениям, в частности закрытым afterparty, на которые они непременно были настроены попасть.
Одна из двух девушек — Эрта, с роскошными тёмно-каштановыми волосами, забранными спереди и ниспадающими гривой до ямочек Венеры на пояснице, особенно часто сводила многих официантов с ума своими нарядами, не скрывающими аппетитного тела. Её купальники были больше похожи на изысканное нижнее бельё от «Victoria Secret». Я думаю, что даже немногочисленные стойкие к телесным искушениям правоверные мысленно отказались от поста в священный месяц рамадан и открестились от мусульманской религии, не дающей им права любоваться таким совершенством женственности и соблазнительного порока в одном флаконе.
Что уж говорить обо мне, не скованному узами всевышнего распорядка. Я держался сколько мог, прикидываясь гранитным монументом или былинным Иванушкой, не понимающим откровенных намёков, которыми меня одаривала Эрта. Мустафавн, распустил хвост, вступил в брачные ритуальные игры со второй кузиной-албанкой, и добивался от меня, чтобы я перестал вести себя, как «какашка». Тогда бы план Муса осуществился, мы бы вчетвером посетили дикий пляж и устроили «пипетс» какое автопати. Без своей подруги девушка отказывалась идти, и Мусти неуклонно прессинговал, не понимая, что за шайтан в меня вселился. Я пытался объяснить, что со дня на день в отель должна приехать девушка, но Мус был неумолим и в настойчивости, когда ему приспичило, мог убедить жиртреста перейти на питание диетическими хлебцами вместо продукции Макдонадса. Совместными усилиями Эрты и напарника тонкая волевая перегородка из сухой соломы была сломлена, и мы наметили дату закрытой вечеринки для избранных на предстоящий вечер.
Мустафа ликовал и дольше обычного возился с укладкой волос. После шоу, мы решили немного разогреться на самой дискотеке. Эрта облачилась в обтягивающие кожаные легинсы, очерчивающие до полуобморочного состояния барменов всё то прекрасно оформленное, что открывалось ниже талии. Всё, что было выше, также было выставлено на аукцион для вуайеристов, и обморок барменов нарастал до такой степени, что им приходилось в несколько раз чаще сменять друг друга за барной стойкой на дискотеке, чтобы хоть как-то поддерживать работоспособность. Пользуясь отсутствием параноика Боба, я позволил себе танцевать на дискотеке так, как я привык это делать на дискотеках в роли обычного парня, и шаманскими движениями таза, сделавшими честь даже изрядно поднаторевшей в этом компоненте танца Шакире Исабелевне, албанка наглядно показала, чего она ждёт от сегодняшней ночи.
Я оттирался у столика вместе с Мустафой и выполнял одну из отвлекающих сознание пранаям, дабы самому не схватить обморок от перераспределения крови в организме. Албанки продолжали отплясывать, находясь в центре всеобщего внимания.
И тут я ощутил у себя на лице прохладные пальчики, закрывшие мне обзор.
— Физкульт-привет.
Упс. В пранаяме уже не было необходимости, хотя обморок был близок по другой причине. Видела ли Яна, нагрянувшая так внезапно, мои жаркие албанские танцы. Мусти моментально оценил обстановку и, с болью в глазах, словно ему вкручивали раскалённые шурупы в нервные сплетения, печально на меня посмотрел. Яна приехала не одна, а с подругой. Отметив и этот факт, преодолевая муки и страдания, Мустафа, телепатически передал мне послание, что раз с албанками уже не складывается, то может выгорит в русском тандеме.
