Выдержав значительную паузу, дед наконец-то подкурил от спички трубку, глубоко затянулся, выпустил изо рта клубы густого дыма, внимательно посмотрел Ивану в глаза и заговорил:
– Случай, надо тебе, паря, сказать, совсем занимательный вышел. Ни в жисть я с такой оказией не встречался. Есть у нас там, выше Бугуртака, версты две от деревни, заимка, – махнул рукой на стену дома. – Там до смуты Мельниковы проживали. Хороший мужик Никифор Иванович, был с ним лично знаком, не раз вино пили вместе. Крепко Никифор хозяйство держал: мельница, лошади, коровы, поля под пшеницу, пасека и прочее. По старым временам вроде как зажиточный крестьянин. После смуты – кулак. А с кулаками знаешь, што бывает?! – дед опять глубоко затянулся дымом табака. – Я и сам-то, из ентих… хто новой власти поперек горла… потому как от зари до зари хребет гнул, да каждый колосок руками ласкал. Много у меня чего было, мил человек! И как все досталось… им это невдомек… – с глубокой тенью обиды покачал головой хозяин дома, – хорошо чужими руками жар загребать.
– Ладно, старый, – в испуге замахала руками бабушка Фекла. – Будет те вспоминать. Не буди лихо, пока оно тихо. Захмелел… осмелел.
– Што ты меня перебиваешь? Думашь, будет што на старости лет? Ну и пусть будет! Мне уж немного осталось. Кака разница, где помирать? А только напослед свое слово скажу. Пусть Иван знает, как мы тут раньше жили, да за труды свои горе вкусили. Может, придет время, расскажет кому, как и што было.
Иван молча смотрел на деда Шишку, понимая настроение хозяина дома.
– Так вот у меня с хозяйством поруха пошла. Остался я на свободе век коротать, потому што все добровольно в колхозы отдал. Думал, во благо пойдет. Но оказалось, не в те руки передал. А вот Мельниковы… с ними другой случай произошел. Через труд и добро нажитое вышел у них конфликт с Бродниковыми, были у нас такие босолодырюги, ни пахать ни сеять. Когда советская власть пришла, они под шумок шапки с ленточками надели, да рейтузы с лампасами. Вроде как обиженные жизнью. Случилось так, што выследили братья Бродниковы, где Мельниковы зерно прячут. За это и выселили всю семью как есть туда, где Макар телят не пас… После этого от них ни слуху ни духу. Пропали без вести. Люди говорили, што сослали всех раскулаченных в низовья Енисея, а што там с ними сталось, никто не знает.
Хозяин дома докурил трубку, выбил пепел, попросил у супруги табак:
– Дай еще пороху, а то в рассказе я разволновался.
Бабушка Фекла сурово посмотрела на мужа, однако не отказала, подала кисет. Дед Шишка насыпал самосад, подкурил и, наслаждаясь дымом, задумался, глядя в угол. Как долго бы длилось его молчание – неизвестно. Его настроение перебил Иван:
– Что же там случилось дальше?!
– Где? – будто возвратившись из прошлого, вздрогнул всем телом рассказчик.
– У Мельниковых… на пруду.
– Да, случай там произошел знатный! – опять покачал головой дед Шишка. – Опосля того как Мельниковых сослали, в ихнем доме организовали контору, «Коммуна» называется. А што не организовывать на всем готовом? Поля – вот они, рядом. Склады да постройки для скота тут же, при дворе. Но главное, мельница: сыпь зерно, вода через жернова все сточит. Да только не пошло все впрок. Когда Никифор мельницу крутил, у него все в порядке было, он вовремя редуктора смазывал. А как «Коммуна» делом заправлять стала, у них на другой год редуктор хрястнул: встала мельница. Сделать новый редуктор нихто не смог. Ну а без мельницы, сам понимаешь, какой прок от работы? Вроде зерно есть, но возить далеко, в район надо. Потому и поля стали бросать. Тогда на заимке ферму образовали, стадо дойных коров голов двести было, овец держали. До тех пор пока мор не случился. Стала вдруг скотина ни с того ни с сего замирать. В ночь – три-четыре коровы падали, овечки гурьбой хиреть стали. Что за дела? Нихто ничего понять не мог. Корма хорошие. Рядом с фермой луга огроменные. Из колхоза комбикорм возили. Вода, пруд рядом. Зимой в пригонах тепло. Все опять же благодаря стараниям Мельниковых: на славу свое хозяйство делали, в углах, в щели нож не подоткнешь. Поди ж ты, все пересмотрели, ветенара из уезда вызвали. Тот кровь у скотины брал, думали болезнь какая. Но нет, все в порядке, никакой заразы. А только коровы так и продолжали дохнуть кажну ночь. Когда полстада замерло, Машка решила коров сюда, на цантральную усадьбу перегнать. Как только перегнали – падеж прекратился. Эко диво! Тогда сей факт на старуху списали, што-де, мол, она тамока в усадьбе хозяйка, не дает никому жизни…
– На какую старуху? – удивился Иван.
– Да у Мельниковых бабка была, Глафирой звали. Перед самой ссылкой померла она, а перед смертью вроде как проклятие прошептала, што не будет добра тем, кто будет пользоваться добром ихней семьи…
– Разве такое бывает? – недоверчиво усмехнулся Иван.
– Хучь верь, хучь не верь, а заимка с тех пор в запустении, рушится. Нет никакого там хозяина. А старуху ту многие видели… Пригонят пастухи на пруд коров поить, а она с другой стороны стоит в кустах. И подойти к ней нельзя, исчезает, вроде как видение. А как пойдет ночью по пригонам – коровы от страха на стены лезут. Мне о том сам дед Прохор Горюнов рассказывал, он там коров пас и сторожил: «Как наступит ночь, по загонам шаги чудятся шаркающие, вроде как старуха ходит. Кашляет, да едва слышно што-то шепчет. Я, говорит, с керосинкой пойду: хто здесь?! Нет никого. А только коров на ночь в пригоны силком загоняли». Окромя пастухов многие старуху видели, да от страха бежали прочь.
С тех пор пошла слава про мельниковскую заимку, што живет там нечистая сила. Люди ее стороной обходить стали. Так она до сего дня заброшенная стоит. Крыша протекает, а починить некому. Сгниет скоро все добро, а пользоваться им люди боятся.
Дед Шишка прервал рассказ, подтолкнул бабке Фекле кружки:
– Налей, хозяюшка! А то язык рассохся.
Та безропотно плеснула из бутылки самогона. Деду чуть на донышке, Ивану побольше. Старый и малый взяли посуду, выпили, закусили. Дед Шишка пыхнул трубкой, нахмурил брови и продолжил:
– Так вот… на чем это я?
– Видение на заимке, – напомнил Иван.
– Да, точно. Пошла молва по всей округе, што на мельниковской заимке ведьма живет. Нихто туда ходить не стал, до тех пор, пока плотину на пруду не прорвало. Во время войны то, кажись, было, – рассказчик наморщил лоб. – В сорок третьем. Тогда зима снежная была, а весна дружная. В мае тепло нахлынуло разом, снег с косогоров попер. Речка вздыбилась, прибыла. Там, на пруду, творило вырвало. Опять же, был бы путный хозяин, вовремя починил запор или приоткрыл творило, спустил воду. Так нет же. Прорвало дамбу.
Потоп до нашей деревни дошел: у кого грядки смыло, у других лодки унесло. У бабки Лушниковой, что у самой речки живет, баня уплыла. Да не в том суть. Ребятишкам кто не в возрасте, антиресно знать, што там случилось, как пруд прорвало. Побежали они, значит, гурьбой на заимку: вместе не так страшно. Прибежали на пруд – мать честная! Вода сошла, а по приямкам рыба кишит, руками брать можно. Мальчишки так и делали, щук метровых, што по силе, под жабры – да на берег. А другие рыбины были – тех вовсе поднять не могли. Кидали на сушу до тех пор, пока не устали. Видят, што с большими щуками им не справиться, побежали в деревню, рассказали взрослым. Бабы сразу смикитрили, в чем дело. Коней запрягли в телеги, да на заимку. Машка вместе с ними. Приехали и ну вытаскивать эту рыбу!.. Шутка ли, еда дармовая, когда кругом голод. Возили бабы рыбу до вечера, пока на бочки не наткнулись.
– На какие бочки?! – затаив дыхание, переспросил Иван.
– Там, што в пруду были, – равнодушно пояснил дед Шишка. – Видать, от Никифора остались. Была у нас такая особенность – мясо в меду хоронить. И я так делал когда-то: быка или телка колешь, в бочонки закладываешь, медом переливаешь, а потом в холодную, проточную воду. При такой консервации мясо потом как свежее, и хранится долго. Так вот, наткнулись бабы на бочки, ишо пуще обрадовались, думали мясо нашли. Кое-как выкатили одну бочку на отмель, поставили на попа, вскрыли, а там… совсем не мясо.
– А что же тогда там было? – уже без деда зная секрет, холодно спросил Ваня.
– Золото в бочках было, вот што!.. – округлив глаза, выдохнул старик. – Много золота! Все в слитках. Бабы как увидели, дара речи лишились. Откуда столько? Как оно сюда попало? Вместе с ним – бумаги войсковые, печатями гербовыми заверенные. А ишо там хлаг был армейский. Все в целости и сохранности. Ни капельки воды не попало. Машка, понятное дело, тут как тут, находку сразу под охрану поставила, штобы никто ничего не упер. А бабам што? Им какая затея? Што они, золото есть будут? Бумагами тоже сыт не будешь. Посмотрели, да опять за рыбу взялись. Надо щуку солить, вялить, прибирать, штобы не пропала. Одна Машка, как ответственное лицо, Прохора Горюнова на берегу с ружьем посадила, штобы бочки караулил, а сама на коня да в район поскакала. Хлаг с собой прихватила и бумаги, штобы начальству показать. А тут как раз ночь подкралась. Хоть и весна, поздно темняет да рано светает, но хватило, штобы там, на пруду, диво непонятное случилось…
