В последнюю пятницу перед роковым вторником вечером они пошли в «Уэстгарт» смотреть «Марию-Антуанетту»[139]. Ник скептически отнесся к походу в кино, предположил, что это слюнявый фильм, бабский.
— И потом, — нудил он, — у меня голова другим забита. Я все равно не смогу сосредоточиться на кино.
Интересно, думал Ричи, что будет делать его друг, если не поступит на медицинский? С катушек слетит. Себя угробит и всех вокруг за собой потащит.
— Там играет Кирстен Данст.
Это решило дело. В последний момент к ним присоединилась Конни, и Ник еще больше разволновался. Они заняли места в одном из первых рядов. Конни почти силком усадила Ричи между собой и Ником. Когда свет в кинотеатре погас и фильм начался, Ричи искоса глянул на Ника. Тот уже ерзал в кресле. Во время сеанса он дважды отлучался в туалет. Когда вернулся после второго ухода, от него несло табаком. По окончании фильма они по дороге зашли в кафе, чтобы выпить молочно-шоколадный коктейль со льдом. Ник вообще ничего не мог сказать про фильм. Ричи понравилась музыка к фильму, атмосфера чувственности, пронизывающая большинство сцен. Конни фильм показался скучным, хотя музыка ей тоже понравилась. Марию-Антуанетту она назвала кошелкой. Нику все не терпелось поскорее допить свой коктейль и убраться из кафе. Мальчики проводили Конни домой. Обычно она всегда обнимала и целовала Ричи на прощание, но только не при Нике. Они пришли домой к Ричи.
Его мама не спала, со своей подругой Адель сидела на крошечной кухне. Мальчики пристроились рядом с женщинами.
— Вы ели что-нибудь?
Ричи мотнул головой.
Трейси показала на плиту:
— Я приготовила рагу. Там еще много осталось. Подогрейте в микроволновке.
Ник внезапно вскочил со своего места:
— Мне пора! — Это прозвучало почти как вопль.
— Не спеши, детка. Поешь. Потом пойдешь.
Ник яростно замотал головой.
— Нет, — вскрикнул он, потом вскинул руку, то ли отсалютовав, то ли махнув Ричи на прощанье, и ринулся в коридор. Они услышали, как хлопнула входная дверь.
Адель грубо хохотнула:
— Что это с ним?
Ричи положил две большие ложки рагу на тарелку и сунул ее в микроволновку.
— Нервничает, — ответил он в защиту друга. Ему всегда было неприятно, если кто-то критиковал Ника. — Во вторник станут известны результаты.
Адель хмыкнула — издала резкий звук, исходивший, казалось, откуда-то из глубины ее горла. Это могло означать как сочувствие, так и пренебрежение — у нее всегда все непонятно. Она была вспыльчива и резка, внешне выглядела так, будто много курила и пила — а она и пила, и курила, — и страдала от избыточного веса. Адель и его мать начали дружить еще до его рождения. В каком-то смысле, часто говорил он себе, Адель была ему вместо тетки, а о тетках много не думаешь.
Микроволновка запищала. Этот писк всегда его бесил. Он сел и набросился на еду.
— Ты тоже волнуешься?
А ты как думала? На карту поставлено наше будущее. Рот у него был набит, поэтому в ответ он кивнул Адели.
— У вас обоих все будет хорошо.
Ричи продолжал уплетать рагу, надеясь, что мать и ее подруга не станут вести с ним разговоры о будущем. Его будущее наступит через пять дней. Оно уже на подходе: экзамены назначены, вступительные баллы начислены, и теперь остается только ждать. Все это он хотел объяснить Нику, хотел успокоить своего друга. Но не знал как. Просто заткнитесь, молча приказывал он матери и Адели, просто заткнитесь, я ничего больше не хочу слышать. Он сунул в рот последнюю ложку рагу, проглотил пищу, не пережевывая, и громко рыгнул.
— Очаровательно.
Он улыбнулся:
— Прости, мам. Вкусная жрачка.
— Что ты выбрал?
Ричи глянул на Адель. Он был уверен, что уже отвечал на этот вопрос. Она забыла. И опять забудет.
— Геоматику[140]. Географические информационные системы, если быть точным.
Ее озадаченный вид доставил ему удовольствие.
— Это еще что за чертовщина?
Не знаю, не знаю, не знаю. Компьютеры и карты, одна из самых коварных тропинок в той матрице, что является его будущим.
— Карты будет составлять, — ответила за него мать, сочувственно подмигнув сыну. — По-моему, занятие как раз для него.
Адель хотела что-то сказать, уже открыла рот.
— Мам, — взволнованно перебил он ее, — Крейг хочет подарить мне на день рождения плеер.
Стремясь поскорее сменить тему разговора, он не подумал о последствиях. Он заметил, как у матери дрогнули губы, на мгновение в глазах вспыхнул огонь, в лице отразилась растерянность, и пожалел о своих словах. Пусть бы уж Адель задала ему тысячу вопросов о будущем. Он вспомнил свой список «верняков». Первым пунктом, самым важным, самым главным, в нем значится, что его мама — самая лучшая мама на свете. И что он покончит с собой, если станет таким, как его отец.
— Я сказал ему, чтоб он ничего не покупал, не посоветовавшись с тобой, — солгал Ричи. Он робко глянул на мать. — Может, ты захочешь с ним сложиться. — Что за бред он несет? Бррр.
Его мать плотно сжала губы. Пальцем постучала по пачке сигарет, принадлежавшей Адели. Ее подруга кивнула, его мать взяла одну сигарету. Ричи хотел возразить, но осекся. Курение старило его мать. Кухня и так уже провоняла табаком Адели. Он опустил глаза в тарелку, чтобы мать не видела его хмурого взгляда.
— Я уже купила тебе подарок… — Трейси закурила, выпустила дым. — Давным-давно. — Она поцеловала свой палец и, перегнувшись через стол, коснулась его губ. — Я рада, что ты ладишь с отцом.
Он поцеловал свой палец и послал ей воздушный поцелуй. Потом встал из-за стола:
— Пойду спать.
— Какие у тебя планы на завтра?
— Сижу с Хьюго. Рози записалась к врачу, а Конни работает. Я согласился помочь.
Он заметил, как мать с подругой тайком переглянулись.
— А ты разве не работаешь?
Ты же знаешь, когда я работаю. Он устроился на неполный рабочий день в супермаркет «Коулз» в Норткотском торговом центре.
— Мне на работу к часу.
Адель хотела что-то сказать. Он задержал дыхание, собираясь считать до десяти. Повернулся к ней спиной.
— Эй, — окликнула она его. — Передай своему папаше, что я войду с ним в долю. Купим тебе хороший плеер.
Ричи резко повернулся, широко заулыбался. Адель — настоящая тетка.
— Правда?
— Правда.
Разумеется, она знала его отца. Они вместе учились в школе.
— Спасибо!
Он поцеловал обеих женщин и пошел спать.
Забравшись в постель, он тут же достал из-под матраса три тетради и стал их листать. В самой старой — ее некогда ярко-синяя обложка поблекла до зеленовато-голубого цвета — содержались карты Приама и записи о нем. Приам — небольшой остров-континент размером с пол-Австралии — лежал к востоку от Мадагаскара, посреди Индийского океана. Во второй тетради формата A3 — подарок матери на его пятнадцатилетие; на черном переплете — выцветающая наклейка с изображением группы «Грин дей» — находились все карты Ал'Анина — архипелага из четырехсот семнадцати островов, расположенного на некотором удалении от берегов Калифорнии и Мексики. Третья тетрадь до отказа была заполнена набросками и планами Новой Трои, столицы Приама, одного из самых красивых и впечатляющих городов на всем белом свете. Его глубокая естественная гавань вдавалась далеко в берег, покрытый пышной тропической растительностью. Порт с древними храмами, некогда воздвигнутыми в честь древнегреческих богов, кончался у величавых утесов Посейдонов — горной гряды, обрушившейся в океан и теперь представлявшей собой крутую отвесную стену, тянувшуюся на сотни километров вдоль побережья. На огромном плато, простиравшемся до самого горизонта, на сотни метров вверх вздымались над городом ослепительные небоскребы, мечети, церкви и храмы Новой Трои — искрящееся нагромождение кремния, мрамора, бетона и кирпича. Все сплошь золотые шпили, серебряные минареты и бронзовые купола, сияющие на фоне кобальтового неба тропиков.
Ричи снова открыл первую тетрадь и начал писать. Приам — место, где укрылась группа побежденных защитников Трои. Они обнаружили этот континент, смешались с гордым местным населением и назвали свою новую родину именем своего последнего царя и правителя. Они построили государство, подобное Риму, но, в отличие от основателей того города, троянцы Приама исчезли из азиатской и европейской истории более чем на тысячу лет. Ричи заполнил тетрадь рассказами о браках между троянцами и аборигенами, подробно описал уникальную фауну и продовольственные культуры этого богатого плодородного края.
Теперь нужно было придумать, какая судьба постигла Приам по прибытии туда христианских миссионеров и переселенцев. Он не хотел, чтобы Приам обнаружили испанцы, и решил, что, пожалуй, это будут англичане — ведь сам он знал только английский язык. Он подумывал о том, чтобы первых европейцев, ступивших на землю Приама, сделать русскими, но это шло вразрез со всеми известными ему фактами из истории колонизации. Изучая эпоху Ренессанса — его любимый предмет в одиннадцатом классе, который преподавала некомпетентная и нетерпеливая миссис Хаджмайкл, зимой всегда носившая свитер с надписью «Коллингвуд», а весной — футболку с надписью «Бразилия», — он загорелся идеей привнести идеалы и ценности современности в закрытый иерархический мир новотроянцев. Хотя он знал, что старая религия все равно выживет: даже в двадцать первом веке найдутся новотроянцы, поклоняющиеся Зевсу и Афине, Посейдону и Артемиде.
