В годы войны Клара Ивановна ушла работать в подполье, лично организовав и осуществляя руководство диверсионным отрядом, основной задачей которого была борьба всеми возможными способами с возрождавшейся на оккупированной территории религиозностью.
С 1964 по 1975 год Клара Ивановна Шаумян была бессменным заместителем председателя Госкомитета по делам религий, являясь фактическим руководителем этого органа и продолжая вести свою борьбу в новых условиях.
До конца своих дней, до последнего дыхания Клара Ивановна беззаветно верила в то, что русский народ станет первым народом в мире, раз и навсегда отказавшимся от веры в бога.
Светлый образ Клары Ивановны навсегда сохранится в наших сердцах, останется в памяти потомков.
Соратники и сподвижники».
Вот так… А ведь я ее видел! Своими собственными глазами… Было это в том самом 1975 году, в котором Клара Ивановна покинула свой последний ответственный пост, вот только не помню, была ли она пенсионеркой. Но что касается внешнего вида – точно нет, скорее пионеркой. Узнав, что стоящей за кафедрой женщине семьдесят пять лет, я в изнеможении опустился на пол. Мой приятель Фимка Голодец, теперь министр финансов, а тогда страстный поклонник разнообразных эзотерических учений, глядя на нее, глубокомысленно произнес: «Она заключила договор с дьяволом». Коммунистическая аудитория журфака была до отказа забита неконвертируемой зеленью бойцов студенческих строительных отрядов, они напоминали отправляющихся на фронт новобранцев, но без тревоги в глазах.
Коммунистическая аудитория гудела, жадно разглядывая «безбожную Клару», как называл ее Маяковский. Там же был и заведующий кафедрой научного атеизма, как две капли воды похожий на Карла Маркса, остроумный и артистичный Израиль Исаакович Басс, ставший затем академиком. Представляя нам безбожную Клару, он всячески подогревал наш к ней интерес. Впрочем, и сами мы кое-что о ней знали… Говорили, что Троцкий ее домогался, но был решительно отвергнут, что потом ее и спасло. Фамилию Троцкого при этом произносили шепотом. Говорили даже, что она дала себе обет безбрачия до того времени, когда в стране не останется ни одного попа. Некоторые горячие головы спорили о том, девственница она или нет, не задумываясь, как можно это доказать. Сталин ее опасался. Так и говорили: «Сталин ее опасался». Имя Сталин произносилось тише, чем соседние слова, но громче, чем Троцкий. Ленин ее обожал и трепал за щечку. А Карл Радек, про которого мы тогда ничего не знали и поэтому произносили его имя спокойно, подарил ей черные коралловые бусы, и Ленин на заседании ВЦИКа прокомментировал это событие так, что все долго и весело смеялись. Со своей милой картавостью Владимир Ильич якобы сказал: «Карл у Клары не крал кораллы, он ей их подарил». Было ли это на самом деле – не знаю, но мы видели эти кораллы на шее стоящей на подиуме Коммунистической аудитории семидесятипятилетней пионерки, даже не пытаясь представить, сколько они могут стоить. Они были огромные, каждая бусина размером с каштан, таинственного и тревожного черного, как ночь перед расстрелом, цвета.
Знаете, какими были ее первые обращенные к нам слова?
– Бога нет! – воскликнула Клара Ивановна решительно и звонко, и мы подхватили радостным эхом.
– Не-ет!!!
Она говорила час и еще час отвечала на вопросы. Мы тоже были не лыком шиты – по программе прочли «Божественную комедию», а вне программы «Мастера и Маргариту», но всякий имевший надежду на существование Бога, выходя из Коммунистической аудитории, оставил ее навсегда.
Я, к сожалению, не конспектировал, но главное, суть, как мне кажется, отложилась в памяти навсегда. Она заключается в том, что атеизм не цель, а средство, краеугольный камень существования современного цивилизованного человека. Сначала «бога нет», а потом уже все остальное.
– Когда все мы, наконец, это поймем, в стране начнется бурное развитие сыроваренной промышленности, – под наш дружный смех и бурные аплодисменты закончила Клара Ивановна свою блестящую лекцию.
– А что, Христос… – попытался умничать Фимка, но безбожная Клара срезала его на взлете мысли:
– А что Христос?
И снова смех и аплодисменты.
И наконец, последний вопрос, его задала первая красавица факультета Катя Зайкина, которую сегодня все знают как телеведущую под фамилией Кэт Зайкин.
– Как вам удалось так хорошо сохраниться? – нервно прокричала Катя.
Бабушка удивленно посмотрела на девушку.
– А ты еще не поняла? – Она со всеми была на ты, но это не обижало, а почему-то радовало и возвышало.
– Что я говорил! – прохрипел красный от волнения Фимка. С того самого дня он завязал с эзотерикой и занялся финансами.
Выступление К. И. Шаумян на факультете журналистики МГУ в мае 1975 года – это была победа атеизма в отдельно взятой аудитории, еще более окончательная и бесповоротная, чем победа социализма в одной отдельно взятой стране. И вот – теперь ее с нами нет… Девяносто девять – каждому бы столько, а все равно грустно. Но дело даже не в смерти, с которой человек никогда не сможет примириться. С уходом этой мало кому известной ныне старушки уходит великая эпоха. Вольтер, Руссо, Дарвин, другие великие умы нашли в себе силы и мужество произнести вслух: «Бога нет» и этим так раскрутили маховик истории, что у человечества до сих пор захватывает дух. Фактически вся современная жизнь – экономика, наука, техника, искусство, медицина, образование – покоится на этом фундаментальном утверждении, а точнее, отрицании. И вот снова встало… Во всяком случае, в отдельно взятой стране. Теперь слово «Бог» надо писать только с прописной, иначе – анафема! Никто точно не знает, что это такое, а все равно страшно. Никто не решается сказать, что бога нет, потому что боятся. Но не бога, нет, – начальства, которое может косо на это посмотреть. Начальство нынче красуется в церкви со свечками в руках. А что же церковь? А что церковь… Мы обменивались любезностями с епископом Иоанном, дискутировали, пикировались, являясь почти друзьями, но как только речь зашла о собственности… Думаю, уместно будет вспомнить старую поговорку: «дружба дружбой, а табачок врозь». Нас выгнали из давно обжитого дома в Кривоколенном переулке, как тех самых котов, которых епископ Иоанн по какому-то недоразумению назвал православными животными. Судя по сегодняшнему поведению РПЦ, самыми яростными и безжалостными материалистами сегодня у нас являются лица духовные.
Заработав на торговле безакцизными сигаретами и спиртным баснословные барыши, церковные иерархи озаботились вдруг детским воспитанием. Сегодня они требуют ввести в школах в качестве обязательного Закон Божий, который, судя по всему, не является законом даже для служителей культа, а также Священную историю, в которой всё, что угодно, но только не история. Требуют! Не приходится сомневаться, что их требования будут поддержаны. Грядет, грядет новая православная пионерия…
По какому-то недоразумению или злому умыслу атеизм у нас связывают с идеологией коммунизма, а ведь это совершенно не так! Доказывается это просто, методом от противного: наши современные коммунисты во всем поддерживают церковь, а церковь практически во всем соглашается с коммунистами, даже против лежащего на Красной площади «антихриста» не очень-то возражает.
Церковники говорят, что атеизм – это тоже религия. Пусть так, но в сегодняшней России это религия свободных людей. Неорганизованных, растерянных, испуганных даже, но – свободных! И вот на зыбком «западном» фронте современного российского мироздания произошли печальные перемены – тот, кто был когда-то «впереди на лихом коне», ушел в небытие. Точнее – ушла. И некому теперь выйти на подиум и на весь белый свет крикнуть звонко и радостно: «Бога нет!» Некому… Вспоминал имена, перебирал в памяти знакомых и незнакомых людей – нет сегодня такого человека. Разве что московский Чикатило мог бы, ему уже терять нечего. К тому же он каким-то таинственным образом связь с Кларой Ивановной, если верить, конечно, опубликованному в «Еженедельном бизнесмене» расследованию. Маньяк убил старушку? Вполне может быть. Но зачем же насиловать труп? Тут уже вопросы не к маньяку, а к журналисту Ивану Жукову…
Я не атеист, но грустно, господа, грустно…
Юлий Кульман, наблюдатель
№ 111
Фрагмент допроса подследственного Е. А. Золоторотова следователем по особо важным делам В. И. Дудкиной
Дудкина: Где же вы все-таки были эти три дня, Золоторотов? Вы понимаете, что этим своим молчанием увеличиваете срок своего будущего наказания? Вы понимаете, что мы можем повесить на вас все совершенные в эти дни в Москве преступления? Вы этого не боитесь?
Золоторотов: Нет.
Дудкина: Какой-то вы другой из побега вернулись, загадочный, интересный… Вы таким не были… Прямо самой хочется сбежать куда-нибудь… Ну все-таки, Золоторотов… Где был, чего видел, что ел, пил, где спал? А?
