Чисто сознательные, так же как и исключительно бессознательные продукты не являются per se символически убедительными — признание за ними характера символа остается делом символической установки созерцающего сознания. Однако они настолько же могут восприниматься и как чисто каузально обусловленные факты, напр., в том смысле, как красная сыпь скарлатины может считаться „символом этой болезни“. Впрочем, в таких случаях правильнее говорить о „симптоме“, а не о символе. Поэтому я думаю, что Фрейд, со своей точки зрения, совершенно верно говорит о симптоматических, а не о символических действиях (Symptomhandlungen), ибо для него эти явления не символичны в установленном мною смысле, а являются симптоматическими знаками определенного и общеизвестного, основного процесса. Правда, бывают невротики, считающие свои бессознательные продукты, которые суть прежде всего и, главным образом, болезненные симптомы, за в высшей степени значительные символы. Но в общем, это обстоит не так. Напротив, современный невротик слишком склонен и значительное воспринимать как простой „симптом“» (там же, пар. 798).
Теоретический разрыв Юнга с Фрейдом был частично связан с вопросом, что понимать под «символом»: само понятие, интенциональное выражение или же цель и содержание. Согласно Юнгу:
«Содержания сознания, заставляющие подозревать присутствие бессознательного фона, Фрейд неоправданно называет „символами“, тогда как в его учении они играют роль простых знаков или симптомов подспудных процессов, а никоим образом не роль подлинных символов; последние надо понимать как выражение для идеи, которую пока еще невозможно обрисовать иным или более совершенным образом» (СС, т. 15, пар. 105).
Очевидно, полагает Юнг, что символ является чем-то большим, нежели «простым» выражением подавленной сексуальности или любого другого безусловного содержания.
«Их [символов] творчески насыщенный язык всегласно заявляет, что в них скрыто больше, чем объявлено. Мы можем тотчас же, что называется, указать пальцем на символ, даже и тогда, когда не можем, к вящему удовольствию, с полной убедительностью разгадать его смысл. Символ остается вечным вызовом нашим мыслям и чувствам. Возможно, этим объясняется столь стимулирующий характер символической работы, почему она захватывает нас столь интенсивно, а также и то, почему она так редко доставляет нам чисто эстетическое наслаждение» (СС, т. 15, пар. 119).
СИМПТОМ — под симптомом в глубинной психологии понимается то или иное проявление болезни, состоящее из разнообразных психоневротических компонентов и форм, душевных травм и задержек в психическом развитии. Предполагается, что симптом представляет собой предварительное, компромиссное решение между сознанием и бессознательным, между инстинктивными потребностями индивида и духовно-душевными интересами личности. В этом случае особенно важно понять символическое послание, выраженное в том или ином симптоме. Если в суггестивной (директивной) психотерапии лечение начинается с подавления симптомов (как это происходит и сейчас в самых широких областях медицины), то в психотерапии аналитической, наряду с клиническим разбором симптомов, речь идет о личностном развитии человека в целом.
Психотерапевтические симптомы вызываются эмоционально заряженными группами идей или образами (комплексами — см.), источник которых находится в бессознательном. Так как определенные комплексы способны обособиться от целостной личности и вести автономную жизнь, они могут вызывать психически обусловленные телесные функциональные расстройства, которые иначе можно обозначить как психосоматические расстройства, или неврозы. Симптомы снимаются сами собой тогда, когда выражающиеся ими конфликты переварены и стали достоянием сознания. Этому соответствует и перераспределение психической энергии (см.), которая ранее была связана и заключена в комплексах, проявленных в симптомах. Для установления психического равновесия и внутреннего энергетического баланса основополагающее значение играют символы (см.). В общих чертах мы можем обозначить символы как «энергетические трансформаторы», с помощью которых связанная ранее в симптомах психическая энергия может теперь интегрироваться в жизнь. Этот тяжелый и тернистый путь от симптома к символу представляет собой существенный шаг в процесс аналитической терапии.
СИНТЕТИЧЕСКОЕ (Synthetic; Synthetische) см. конструктивное-
СИНХРОНИЯ (Synchronicity; Synchronizitat) — явление, в котором событие во внешнем мире совпадает значащим образом с психологическим состоянием того или иного человека. Повторяющиеся переживания, отражающие события, не подчиняющиеся законам времени, пространствам причинности.
В общих положениях юнговское представление о синхронии сводится к следующему. Она есть:
1 ) акаузальный связующий принцип;
2) класс событий, связанных по смыслу, а не по причине (т. е. не совпадающих во времени и пространстве);
3) событие, совпадающее во времени и пространстве, но которое можно рассматривать и как имеющее значимые психологические связи;
4) явление, связующее психический и материальный миры.
«Синхрония соответственно состоит из двух факторов: а) бессознательный образ входит в сознание либо непосредственно (т. е. буквально), либо неявным образом (символическим или суггестивным) в форме сновидения, идеи или предчувствия; б) объективная ситуация совпадает с этим содержанием. Субъект озадачен ситуацией. Как мог возникнуть бессознательный образ и каким образом произошло совпадение?» (CW 8, par. 858.)
«Акаузальный связующий принцип» — непроясненная загадочная связь между индивидуальной психикой и материальным миром — зиждется, как полагал Юнг, на том факте, что и психическое, и материальное представляют всего лишь разные виды энергии.
«Не только возможно, на даже весьма возможно, что психика и материя есть два разных аспекта одного и того же. Явления синхронии, как мне кажется, указывают именно в этом направлении, так как они показывают, что не-психическое ведет себя как психическое, и наоборот, без какой-либо причинной связи между ними» (CW 8, par. 440).
СМЫСЛ (Meaning; Sinn) — качество, приписываемое чему-либо и придающее ему определенную ценность.
«Вопрос смысла был центральным для Юнга как личности, врача, психотерапевта, ученого и человека глубоко религиозного темперамента. Он отыскивал смысл во всем, чем занимался, особенно в связи с проблемами добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. Юнг пришел к заключению, что локус (место) смысла — в психическом, и что только психика способна выделять смысл из опыта. Это подтверждает решающую функцию рефлексии в психической жизни и подчеркивает то обстоятельство, что сознание не ограничивается интеллектом» (КСАП, с. 140).
Смысл составляет основу юнговского подхода к этиологии невроза, поскольку обретение смысла несет в себе исцеляющую силу.
«Психоневроз должен быть, в конце концов, понят как страдание души, не нашедшей своего смысла. Но всякое творчество в области духа, равно как и любое психическое продвижение человека, возникает из страдания души, а причиной страдания является духовная стагнация или психическое бесплодие» (CW 11, par. 497).
Согласно Юнгу, смысл парадоксален по своей природе и воспринимается как архетип. Отсюда в вопросе о смысле каждый ответ выступает в форме личного истолкования, предположения, исповеди или веры. Но смысл обнаруживается сознанием, и поэтому сознание имеет как духовную, так и познавательную функцию.
«Без рефлектирующего сознания человека мир оказывается гигантской бессмысленной машиной, так как, насколько нам известно, человек — единственное создание, способное улавливать смысл» (К. Г. Юнг. Из письма 1959 г. Цит. по: КСАП, с. 141).
СНОВИДЕНИЯ (Dreams; Traume) — независимые, спонтанные проявления бессознательного; фрагменты непроизвольной психической активности, достаточно осознаваемые, чтобы быть воспроизведенными в бодрствующем состоянии. Юнг определял сон как «спонтанное рисование своего портрета в символической форме, изображение действительной ситуации, совершающейся в бессознательном» (CW &, par. 505).
«Сновидения не являются преднамеренными или случайными выдумками — они представляют собой естественные явления, не претендующие на большее, чем они сами. Они не обманывают и не лгут, не маскируются под нечто другое и не искажают существующее, но наивно заявляют, что они есть и нечто значат. Они раздражают и сбивают с толку только потому, что мы не понимаем их. Они не прибегают ни к каким махинациям и проделкам, чтобы что-то скрыть, а информируют нас о своем содержимом со всей возможной в пределах их своеобразия ясностью. Мы также можем понять и то, что делает их столь странными и трудноуловимыми: поскольку мы постигаем из опыта, что они неизменно ищут возможность выразить нечто, чего эго не знает и не понимает. Их неспособность к более ясному самовыражению соответствует неспособности или нерасположенности сознательного разума понять суть вопроса» (CW 17, par. 189; КДД, с. 115—116).
