Всесильная природная необходимость только подталкивает представителей одного вида пороков к покушению на жизнь и благополучие себе подобных. И глупец расправляется с глупцом, завистник гибнет от завистника, вор уничтожает вора, утверждая торжество дикой социальной справедливости.
* * *
Доктор исторических и кандидат философских наук Мельник Иван Федорович, еще будучи аспирантом, приучился брать взятки, ну а достигнув звания профессора государственного университета, уже их требовал, ибо не мог без подаяний пополнять свою интеллектуальную и физическую мощь да чувство уверенности в обеспеченности завтрашнего дня. Чаще брал особо ценными подарками за содействие робкому подрастающему поколению в оценке его невежества по таким глубоким и необъятным предметам, как история и обществоведение.
Ведь брать было у кого. Экзальтированные мамочки и папочки, ради своего престижа, как в былые, так и в нынешние времена, всегда готовы по самому тонкому намеку лечь костьми, вручить самый дорогостоящий и редкостный презент, лишь бы протолкнуть любимое чадо на путь должностей и званий. Иван Федорович всегда помогал таким устремлениям и внушал свою признательность щедрым родителям, восклицая:
— Хорошо! Очень хорошо! Отлично! Сразу чувствуется единство школы и семьи!..
В отношении абитуриентов без роду и племени проявлял незаурядную принципиальность, защищая науку от недорослей и невежд:
— Это вам, молодой человек, политология, а не русские народные сказки!… У тебя, доченька, не знания, а видимость знаний!… Э-э-э, батенька, да ты, я вижу, хочешь убедить меня в том, чего сам не понимаешь!…
И так далее и тому подобное. Его нравственные устои настолько поизносились, что представляли собой некое жадное, плотоядное существо. Собственный трехэтажный дом, фешенебельная дача, машина, куча золота и валюты не успокаивали, а еще более будили в нем страсть к новым приобретениям. Даже публикации в научных журналах, составленные способными ассистентами, не так будоражили душу и бодрили дряхлеющее профессорское тело, как антикварные статуэтки, серебряные и золотые монеты, импортные тряпки и обувь.
Несмотря на это, никаких конфликтов с представителями милиции и прокуратуры у него не было. Ибо их детей он тоже всячески поддерживал и подталкивал повыше к звездам. Причем абсолютно бескорыстно. Да и доказать его поборы не представлялось возможным. Мельник был крайне осторожным взяточником, тонким психологом, наделенным глубокой интуицией и артистизмом. Всегда безошибочно определял, у кого стоит взять, что и сколько.
Его друг и соратник по научно-педагогической практике, кандидат исторических наук, доцент Пивень Петр Петрович, представлял собой крайнюю противоположность тучному, педантичному и сдержанному Мельнику. Высокий, симпатичный с виду, безалаберный и темпераментный по существу. Единственное, что их сближало и влекло друг к другу, — неуемная жадность и зависть. Они часто засиживались в укромном местечке, распивали маленькими рюмочками коньяк, закусывая лимонными ломтиками, и вели неторопливую беседу о том, что есть жизнь и как ее следует реализовать в рамках единства и борьбы противоположностей.
Но если Иван Федорович только накапливал и любовался своими запасами, то Петр Петрович все тратил. Чаще — на женщин, коих любил страстно и безрассудно. Своей очередной зазнобушке Аллочке Гоцкой снял однокомнатную квартиру в соседней пятиэтажке, что позволяло вести довольно активный и разнообразный образ жизни. Обедал дома, а ужинал у любовницы, или наоборот.
В свои сорок шесть лет он оставался крепким и настойчивым мужчиной, хотя и неописуемо рассеянным. Бывало, молоко, которое просила купить жена, приносил любовнице, а бананы — страсть Аллочки — вручал удивленной супруге.
Однажды невообразимо поразил и тещу. Как-то вбежал в квартиру Гоцкой и выпалил скороговоркой:
— Собирайся, дорогая, едем на день рождения.
— К кому? — радостно взвизгнула Аллочка.
— Быстро собирайся! У подъезда — такси, мы опаздываем!
Подруга спешно нацепила свои лучшие украшения и как белка прыгнула на заднее сидение бежевой «Волги».
— Так к кому мы едем?
— Да к этой, как ее… Ай, скоро увидишь.
Алла капризно надула губки, вынула косметичку и занялась своим обычным делом.
— Поздравляю вас, Галина Павловна, с днем рождения, желаю много радости, терпения, мудрости и добра!
Петр Петрович поцеловал тещу в руку и вручил пышный букет роз.
— Галина Михайловна, — поправила та своего рассеянного зятя, расплылась в улыбке, но тут же и сконфузилась, увидав за его спиной расфуфыренную девицу.
— А это кто? — процедила на ухо Пивню.
— Это?… — доцент внимательно осмотрел Гоцкую, вроде впервые увидел, проваливаясь в секундное замешательство. Но через мгновение, нисколько не смущаясь, твердо заявил:
— А это моя аспирантка, кстати, очень талантливая и умелая.
— А где Катя?
— Супруга сейчас будет.
Нежно погладил по спине тещу, ущипнул любовницу, усадил за стол и срочным порядком вызвал жену.
— Понимаешь, Катя, — озабоченно хрипел в телефонную трубку, — я уже у твоей мамочки. Меня случайно ректор по дороге подбросил. Я ему не мог отказать, мы в машине продолжали дискуссию о нашей совместной диссертации. Короче, вызывай такси, мы ждем тебя.
Он все умел, у него все получалось, и все сходило с рук.
А профессор Мельник тем временем осмотрительно и цепко, как бы нехотя, на зависть Пивню, приобретал все новые капиталы в разгар «уборочной» вузовской страды. Шли приемные и выпускные экзамены. Иван Федорович командировался в город Луцк председателем государственной комиссии на пятый курс филологического факультета заочного обучения местного пединститута. Это считалось и было на самом деле наиболее прибыльным местом контрольно-стяжательного пьедестала. Заочники всегда охотно меняли по выгодному бартеру оценки на подарки.
И Иван Федорович прямо с вокзала с головой окунулся в активную, бурную деятельность по заранее составленному плану. Наспех переговорив с членами комиссии, пожелал встретиться с активом курса.
Пришла староста и несколько наиболее заводных организаторов по части обедов, ужинов и танцев, имеющих, естественно, больше средств, чем знаний.
— Так-с, мои дорогие, — тепло, по-дружески начал Иван Федорович, — вот и подошли вы к самому важному рубежу в своей жизни. У вас праздник. Вы имеете возможность продемонстрировать знания, которые приобрели за годы учебы. Но не советую превращать этот праздник в непробудную пьянку и гульбу. Люди вашего круга всегда оказываются большими охотниками поразвлечься на государственных экзаменах. Позволяют себе прямо-таки невообразимые вещи. Один из моих преподавателей по кафедре вчера прибыл из Донецка. Рассказывает, что студенты подсунули ему на прощание чемодан, полный бутылок армянского коньяка. Ну куда это годится? Я понимаю, торжества такого рода не обходятся без игривости нравов с обеих сторон, но нельзя же терять чувство меры…
Оставив свои точные гостиничные координаты и пообещав консультации в любое время дня и ночи, профессор любезно распрощался с активистами. А они уже знали, что делать и как. Спешным порядком собирали с носа по сто тысяч на сервисное обслуживание по самому высокому классу.
Мельника поили в лучших ресторанах города и его окрестностях, возили по живописным лесам и озерам, засыпали подарками и цветами, а жгучая вдовушка Зина укладывала в постель и рассказывала сказки Шехерезады из «Тысячи и одной ночи», только покороче, ибо Иван Федорович переходил сразу к телу и отключался.
Спустя месяц профессор уже делился со своим другом-доцентом богатыми впечатлениями, показывал содержимое, вывезенное из командировки. У Пивня от таких откровений появлялся завистливый озноб, пальцы судорожно сжимались в потные кулаки, и мучила изжога от густого немецкого пива.
— Зачем ты столько берешь? — возмущался он. — Поймают — выгонят из университета!
— Это тебя, дурака, засекут и уволят, а у меня все чисто, меня благодарят!
И как всегда бывает в таких случаях, неравномерное распределение благ и капитала, следуя известным классикам научного коммунизма, порождает только революционную ситуацию, то бишь агрессивное противостояние даже между верными соратниками и близкими людьми. К тому и шло. Петр Петрович уже не только в мечтах, но и на практике пытался изжить своего лучшего друга с белого света. Расчет был дальним и тонким. Увольнение Мельника давало ему все шансы занять место заведующего кафедрой и пожинать такие же плоды. Он долго целился и на этот раз не промахнулся. Помогла излишняя откровенность Мельника о своих успехах на Волыни.
Пивень действовал просто и наверняка. Сочинил длинную жалобу под именем одного из преподавателей, который неделю назад эмигрировал в Израиль. Указал о всех злоупотреблениях профессора, перечислив рестораны, подарки и суммы денег, собранные студентами. Описал с таким знанием дела, что администрация Президента, куда адресовалась петиция, немедленно среагировала, подключив соответствующие службы и начав дотошный разбор указанных фактов.
