Из этих взглядов и берет свое начало воспринятый позднее и остальным человечеством постулат о вторичности интимной близости по отношению к духовной. И, как следствие, получение высшего наслаждения лишь при слиянии с человеком, без которого ты просто не мыслишь себе свою жизнь.
(Любопытно, что неразрывность сексуального и духовного влечений была настолько укоренена в сознании каждого еврея, что отразилась даже в знаменитом «Кодексе половой морали пролетариата», составленного Залкиндом.)
Мысль о том, что брак, рождение детей являются одним из главных, если не самым главным предназначением человека и что сексуальная жизнь возможна только в браке и никак не вне него, внушалась еврейским мальчикам и девочкам с самого раннего детства.
«И познал Адам Хаву, жену свою», — читал нараспев меламед («учитель») в хедере мальчикам первую главу Торы. И тут же останавливался и пояснял: «Почему сказано „Хаву, жену свою“, а не просто „и познал Адам Хаву“? Потому что мужчина должен познавать только жену свою и, наоборот, мужчина имеет право познать женщину только после того, как она стала его женой. Так Святой, да будет благословен Он, говорит нам, что мужчина и женщина могут жить друг с другом только в освященном Им браке».
Нужно ли после этого говорить о том, что все связанное с браком и интимной близостью между супругами связано у евреев с массой обычаев и традиций, многие из которых тщательно соблюдаются до сих пор?
Еврейское сватовство: как это делалось в древности и как происходит в наши дни
Как уже было сказано выше, фундаментальный еврейский принцип гласит, что не брак является следствием любви, но подлинная любовь рождается в браке. А это, в свою очередь, означает, что будущим супругам вовсе не обязательно быть сколько-нибудь долго знакомыми до свадьбы — главное, так подобрать пару, чтобы юноша и девушка как можно лучше подходили друг другу. Такой подход диктовался и самим образом жизни евреев на протяжении столетий: еврейские юноши с детства большую часть своего времени проводили в ешивах* за изучением Торы, а девушки росли под пристальным присмотром родителей, с первых лет своей жизни впитывая мысль о том, что главное достоинство еврейской женщины — это скромность, как в одежде, так и в поведении. И, разумеется, девушку всячески ограждали от встречи с мужчинами, так как и религиозные законы, и общественные понятия требовали, чтобы ее первым (и в идеале — последним) мужчиной был ее муж.
При этом полагалось, по меньшей мере, желательным, чтобы и у мужчины его первой и последней женщиной была именно его жена.
Вот почему профессия свата или свахи является у евреев такой же древней, как и занятие хлебопашеством, ремеслом или торговлей, и остается необычайно распространенной и прибыльной и в наши дни. При этом сам сват или сваха, наравне с врачом, считаются «посланниками Всевышнего», и в их задачу входит не просто познакомить двух молодых людей, а понять и исполнить Его волю — сосватать юношу и девушку, или мужчину и женщину, которые с наибольшей долей вероятности являлись бы истинной парой. Этот взгляд на суть сватовства также берет свое начало из Торы, из ее рассказа о том, как праотец Авраам направил своего раба Элиэзера искать жену для своего Ицхака. Придя в Арам-Нахарим, — город, где жил брат Авраама Нахор, — Элиэзер обращается к Небесам с молитвой:
О Господь, Бог господина моего Авраама, сделай, чтобы так случилось сегодня, и сотвори милость господину моему, Аврааму: вот я стою у источника воды, и дочери жителей города идут за водой. Пусть девица, которой я скажу: «Наклони кувшин твой, и я напьюсь», а она ответит: «пей, я и верблюдов твоих напою», окажется суженой служителю Твоему Ицхаку — и так я узнаю, что Ты содеял милость господину моему.
Как известно, молитва Элиэзера была услышана: Ривка, отвечавшая этим приметам, действительно оказалась «суженой» Ицхака.
Вместе с тем раввины не раз указывали на то, что сват (на иврите — «шадхан»*) все же не должен действовать как Элиэзер, то есть полагаться на случай или на некие заранее установленные им приметы — нет, в своей угодной Богу деятельности он обязан использовать, прежде всего, свой профессиональный опыт и природную интуицию.
Сват, таким образом, становился своего рода проводником Небесной мудрости, ибо лишь она способна содействовать возникновению достойного брачного союза.
О том, что обычным путем такой союз не создать, говорится во многих древнееврейских трактатах.
Римская матрона спросила рабби Йоси Бен Халафту:
«За сколько дней Господь создал мир?» Он ответил: «За шесть, ибо так написано в Шмот 31:17: За шесть дней создал Господь небо и землю…».
«А чем Он занимается с тех пор?» «Он заключает браки. Такой-то будет мужем такой-то и так далее».
«Но это и я могу делать, — сказала матрона. — У меня много рабов и рабынь. Я могу легко составить из них пары».
Рабби Йоси сказал: «Тебе кажется, что устраивать браки — очень просто? Но для Бога это так же трудно, как и заставить расступиться Красное море».
После того как рабби Йоси ушел, матрона выстроила 1000 рабов в один ряд и поставила напротив тысячу рабынь. Потом она приказала: «Такой-то станет мужем такой-то… и так далее». Браки были заключены в тот же вечер. Наутро новобрачные пришли к матроне, один с раненой головой, другой — без глаза, третья — со сломанной ногой. Они стали кричать: «Я не хочу эту женщину!», «Я не могу жить с этим мужчиной!».
Римская матрона послала за рабби Йоси и сказала ему: «Твоя Тора права, и то, что ты мне сказал — истина».
Рабби Йоси ответил: «Вот видишь! Ты думала, что устраивать браки — легкая работа. А оказалось, что легче заставить расступиться Красное море…»
За помощью к свату обращались как родители юноши, так и родители девушки; во время встречи с ним непременно присутствовали и потенциальные жених или невеста. Сват подробно расспрашивал новых клиентов о привычках, пристрастиях, склонностях и характере юноши или девушки, а затем интересовался и тем, каким они хотели бы видеть будущего жениха (невесту).
Любопытно, что именно у евреев, пристрастие которых к деньгам и прочим материальным благам вошло у народов всего мира в поговорку, богатство жениха или невесты занимало чаще всего второстепенное место в числе предъявляемых к ним требований.
На первом же месте для жениха стояла добропорядочность невесты и ее семьи, а для невесты и ее родителей — глубина познаний жениха в Торе. Нередко еврейские богачи посылали сватов за тридевять земель, чтобы те нашли в дальних ешивах пусть и совершенно нищего, но преуспевающего в учебе ешиботника. Ну а потом играли роскошную свадьбу, не скрывая гордости за то, что достали дочери «престижного» жениха.
О таком принципе выбора будущего мужа для своей дочери рассказывает классик еврейской литературы XX века Шмуэль-Йосеф Агнон* в своем рассказе «Разлученные». В основу его сюжета положена история о том, как проживающий в Палестине богатый еврей рабби Ахиэзер «выписывает» жениха для своей дочери из Польши. Но брак этот оборачивается трагедией, так как и у юноши, и у девушки уже были свои избранники.
А вот другой, уже упоминавшийся нами еврейский классик — Ицхак Башевис-Зингер — в романе «В суде моего отца» вспоминает, что его родители обязаны своим знакомством именно «шадхану»: явившийся к его будущей матери сват предложил ей на выбор две кандидатуры. Когда же она спросила, кто из них ученее, то есть, кто более сведущ в Торе, сват назвал ей имя будущего отца писателя. И тогда девушка отправилась под венец с совершенно незнакомым ей парнем, с которым и прожила до конца дней в жуткой бедности. Но при этом всю жизнь пылко его любила и не скрывала того, что по-настоящему счастлива с ним. И таких примеров, когда брак по сватовству оказывался подлинно счастливым и озаренным светом любви, в истории еврейского народа, как ни странно, гораздо больше, чем несчастливых браков.
Да, наверное, подобные критерии выбора родителями жениха для своей будущей дочери могут показаться нееврейскому читателю, мягко говоря, странными. Для того чтобы понять их, следует вспомнить о том, что глубинное отличие между еврейской и западной цивилизацией как раз и заключается в том, что для еврея духовная сторона жизни играет во много раз более значимую роль, чем материальная; свою миссию служения Богу евреи всегда ставили намного выше, чем собственные материальные потребности. Чрезвычайно показательна в этом смысле не переведенная до сих пор на русский язык баллада великого еврейского поэта Хаима-Нахмана Бялика «Субботние свечи». Поэт рассказывает в ней о том, как накануне одной из суббот его мать заработала так мало денег, что их могло хватить либо на халы (специальный хлеб, который евреи едят по субботам и праздникам), либо на свечи, которые еврейская традиция предписывает зажигать женщине в пятницу вечером — накануне наступления Субботы*. Героиня баллады оказывается в растерянности: с одной стороны, существует заповедь вдоволь поесть, насытить в субботу свое тело, но, с другой стороны, есть и заповедь зажигания свечей, посвященных Богу… И, в конце концов, она покупает свечи, оставляя свою семью без хлеба. И этот урок — урок того, что осветить дом светом Божественной духовности куда важнее, чем насытить желудки, — поэт запомнил на всю жизнь.
