А еще через одиннадцать дней Мария увидит, как ее армию вдребезги разбили у Лэнгсайда. И вновь ее настигает призрак горящего костра. Королева ударяется в бегство. В панике она проскачет шестьдесят миль, прежде чем остановится на берегу Солуэйского залива. На том берегу лежит Англия. Королева садится в маленькую рыбачью лодку, которая везет ее навстречу девятнадцатилетнему плену.
3
Никогда не забуду свой первый вечер в Сент-Эндрюсе. Едва войдя в холл гостиницы, я увидел маленького мальчика, который методично размахивал клюшкой, примериваясь к невидимому мячу. Трое мужчин, склонившихся над регистрационной книгой, горячо обсуждали достоинства различных клюшек. А в гостиной некая девица громогласно отстаивала свое поведение на площадке для гольфа. Во время обеда я обратил внимание на мужчину в брюках гольф, который в полном одиночестве сидел за соседним столом и при помощи ложки отрабатывал выводящий удар. Позже, когда ложка была безнадежно испачкана в супе из бычьих хвостов, он перешел к тренировке толкания мяча к лунке, используя при этом хлебные катышки и вилку.
В голову мне невольно пришла аналогия с Ньюмаркетом. Оба эти города безнадежно потеряны для мира, ибо стали жертвами фанатичной страсти — каждый к своему виду спорта. Все жители Ньюмаркета прилипают к окнам, когда по дороге проезжают чистопородные жеребцы — участники очередного забега. В каждом доме висят литографии великолепного Диомеда, выигравшего дерби в 1780 году. Весь город до сих пор обсуждает его блистательную победу и жалеет Шекспира и Данте, понапрасну проживших свою жизнь. Но пусть кто-нибудь попробует бросить вызов мистеру Раффу или дурно отозваться о Нате Гулде!
Обитатели Сент-Эндрюса тоже одержимы. Вид звездного неба порождает у них единственную ассоциацию: пора пропалывать маргаритки на игровых площадках! Уверен, что, увидев падающую звезду, они воскликнут: «Отличная подача!»
Здесь, в Ньюмаркете или Сент-Эндрюсе, вы начинаете понимать, что ощущает человек, впервые попавший в монастырь. Это дыхание истинной веры! Бремя традиционных знаний тяжким грузом давит на плечи, и остается лишь беспомощно наблюдать за теми, кто верит и без тени сомнения исполняет свои обязанности. В этой целеустремленности есть нечто от религиозного фанатизма. И человек, который всю жизнь провел на чайных плантациях Цейлона или командовал кавалерийским полком в Индии, приезжает сюда и начинает понимать, как это здорово — очутиться в «духовном» монастыре, где вера по-прежнему пылает средневековым огнем, а каждый день приносит новые темы для обсуждения.
Два эти города представляют собой уникальное явление, на Британских островах не возникало ничего подобного со времен разорения монастырей!
Сент-Эндрюс и сам по себе хорош: маленький серый городок со старинными зданиями и монастырскими развалинами. По его улицам разгуливают мужчины в брюках гольф и женщины в твидовых жакетах с сумками для гольфа; здесь же можно видеть выпускников знаменитых университетов в алых мантиях. А сколько упоительных сплетен рождается на встречах единомышленников в местных кондитерских! А какие шелковые пижамы мелькают в старинных высоких окнах! К прочим приметам города относятся пестрые вязаные джемперы, спортивные ботинки, естественно, сумки и клюшки для гольфа и, как ни странно, пара книжных лавок, очевидно, предназначенных для студентов шотландского Оксфорда.
И все это существует на фоне неумолчного шума Северного моря с его изогнутой кромкой чудесного залива и освященной веками прибрежной полосой. Здесь, в окружении песчаных дюн, располагаются знаменитые поля для гольфа, за которыми маячит строгая громада мекки гольфа, каковой является «Королевский и Старейший» гольф-клуб.
Ранним утром Сент-Эндрюс просыпается с мыслями о гольфе. Мужчины отправляются на работу в маленькие мастерские, расположенные на задворках магазинчиков. Там они делают клюшки для гольфа, предназначенные для того, чтобы преодолевать различные препятствия в разных уголках земного шара, особенно в Америке. Для американских игроков в гольф Сент-Эндрюс представляет собой не меньшую святыню, чем Стратфорд-на-Эйвоне для американских студенток филологических колледжей. Городок привлекает также множество неугомонных туристов, которые никогда в жизни не брали в руки клюшки для гольфа, но тем не менее считают себя фанатами этой игры. Нам всем хорошо известен такой тип людей: они спешат везде поспеть — так сказать, скачут «галопом по Европам» — с единственной целью набраться разнообразных, абсолютно бесполезных впечатлений. Зачем они это делают, одному Богу известно — наверное, чтобы иметь возможность при случае поддержать послеобеденную беседу. И вот подобный «энтузиаст» появляется в Сент-Эндрюсе — запыхавшийся, но чрезвычайно довольный собой — и с победной улыбкой на лице объявляет:
— Я не мог проехать мимо! Что я скажу дома: был в двух шагах от Сент-Эндрюса и не поиграл на его площадке? Эй, парни, послушайте, не даст мне кто-нибудь ненадолго свою клюшку? О, отлично! И еще, скажите, пожалуйста, а какая клюшка лучше?
Хотел бы я посмотреть, как этот профан будет пользоваться одолженной клюшкой. Очень любопытно наблюдать, как Сент-Эндрюс снисходительно, с безграничным терпением обслуживает таких, с позволения сказать, «игроков».
Я получил приглашение посетить «Королевский и Старейший» клуб и могу засвидетельствовать: это место, где царит исключительно серьезная, пропитанная мужским духом атмосфера. В этом отношении КСК вполне может поспорить с жокей-клубом или знаменитым зданием суда на Стрэнде.
Здесь имеется так называемая «комната безмолвия» (полагаю, КСК, как никакой другой клуб в мире, нуждается в подобном убежище). Это помещение необходимо посетить хотя бы для того, чтобы заглянуть в огромный несгораемый шкаф, где в специальном застекленном ящике хранятся святыни гольфа — нечто, по своему значению сопоставимое с королевскими регалиями в Тауэре.
Центральное место в этой экспозиции занимает серебряная клюшка, главный приз КСК. В 1754 году некие «аристократы и джентльмены, страстные поклонники древней и полезной игры в гольф» приобрели эту клюшку вскладчину (по пять шиллингов с каждого) и подарили Сент-Эндрюсскому клубу. Не менее ценной реликвией является золотая медаль, которую Вильгельм IV презентовал клубу в 1837 году вместе с титулом «Королевского и Старейшего». Любопытно, что слово «гольф» выгравировано на медали с ошибкой — через «ph» вместо обычного «f», — но, думается, курьез этот лежит на совести безграмотного лондонского мастера, изготавливавшего медаль!
Я наблюдал, как гости клуба почтительно, на цыпочках приближаются к шкафу и молча рассматривают королевские регалии гольфа. В музее хранится также интереснейшая коллекция древних клюшек и мячей, сшитых из кожи и набитых перьями. Из окон клуба открывается несравненный вид на Старую площадку КСК — идеально ровное зеленое поле, отделенное песчаными дюнами от прибоя Северного моря.
В клубе ежедневно собираются зрители, внимательно наблюдающие за тем, как игроки наносят первый удар по мячу. Начало игры — это вообще один из самых ответственных моментов, который обставляется с соответствующей серьезностью. Кому будет доверено право «первого удара», решается голосованием. И каждый день целая толпа кадди собирается вокруг стеклянного павильона, куда в назначенный час выйдет местный «олдермен» — такой, как доктор Инграм из Сент-Эндрюса — и объявит имя победителя (возможно, какого-нибудь лорда или другой важной шишки).
Кандидаты в ожидании решения сидят в клубе: они попыхивают трубками, пересказывают друг другу истории об «Елисейских полях» и ожидают, когда их призовут. Вот в толпе собравшихся кадди и праздных зевак, которые с утра бродят вокруг поля, возникает волнение: заветный миг настал. Счастливые избранники выходят из здания клуба и направляются на площадку — туда, где среди мягкой травы скрываются метки для мяча.
Мне рассказывали, что самую лучшую игру демонстрируют жители города — те самые, которые являются наследственными владельцами здешних полей. И немудрено, ведь технику удара они отрабатывают с шестнадцатого столетия. Каждый налогоплательщик Сент-Эндрюса имеет право бесплатно пользоваться площадками, и в этом отношении местный трубочист имеет преимущество перед самыми важными заезжими миллионерами. Столица гольфа бережно хранит древние демократические традиции — в память о первом чемпионате, когда эдинбургский сапожник в паре с королем обыграл своих аристократических противников.
Сидя в номере, я прислушивался к могучему храпу, доносившемуся из соседней комнаты. Я почти не сомневался, что в ней живет тот самый мужчина в брюках гольф, который за обедом практиковался со столовой ложкой. В его храпе мне слышался триумфальный окрик игроков на площадке: «Эй, впереди!»
