Есть рубеж, когда суровый реализм этих творцов переходит в открытую сатиру. Таковы Свифт и Хогарт, Рабле и Домье, Салтыков-Щедрин и Кукрыниксы.
Иллюстрация к «Мертвым душам» Н. В. Гоголя.
Но это нисколько не снижает напряженности, силы и качества формы выражения их талантов. Как неподражаемы в мировой музыкальной культуре Мусоргский или Шостакович, композиторы, сумевшие создать поражающие по силе гротесковые образы!
Колдовская сила сатирической лиры была присуща многим великим поэтам.
Мы не можем себе представить Данте или Пушкина, Некрасова или Уитмена без яростных строк, обличающих мучающую их неправду, и это нисколько не снижало меру их любви к жизни, красоту их творчества.
Масштабность видения…
Вот что отличает Кукрыниксов.
И этим объемным зрением, позволяющим им отражать по-истине необъятные по контрасту явления, они обязаны во многом Горькому и Маяковскому, этим двум гигантам русской советской литературы. Чистота и ярость горьковского реализма, не знавшего компромиссов с совестью, всегда алчущего правды, звучность гулкой и звонкой лиры Маяковского, терзаемого болями и радостями нового века. Они, эти два, великих творца, простерли свои могучие крылья над еле оперившимися молодыми художниками.
Поддержка…
Как ее иногда не хватало многим, многим талантам! Твердая добрая рука старшего друга, учителя — не барственная опека, а умное слово, совет и, главное, требовательная, но реальная помощь мужавшему дарованию…
Еще один немаловажный вопрос.
Живопись и графика — не противоречат ли они друг другу?
Не ошибка ли некоторых замечательных графиков, что они столько сил отдали живописи?
Ведь известно, что, например, Доре извел уйму времени и энергии, создавая огромные живописные полотна, ныне вызывающие лишь чувство недоумения.
Нет! Тысячу раз нет.
Скорее всего Кукрыниксы последовали по пути Оноре Домье, которому с годами все больше недоставало языка лишь черного и белого цветов, а он все больше писал маслом.
И сегодня трудно сказать, кто более велик: Оноре Домье — живописец или Домье-график. Скорее всего велик весь Домье.
Художник-гражданин.
Иллюстрация к рассказу Н. В. Гоголя «Портрет»
Человек, отдавший всего себя людям, делу Свободы и Правды.
Не говоря уже об экспрессии и трагизме графики Гойи, когда великий живописец ставил перед современниками в своих офортах острейшие проблемы бытия…
Да, непросто, очень непросто сочетать вершины графики и живописи. Для этого надо иметь огромный запас прочности в мастерстве, а главное — наполненность образного строя души.
Но вернемся к выставке произведений Кукрыниксов, сумевших разговаривать со зрителем языком живописи, иллюстрации, плаката, сатиры…
Нет возможности описать всю эту экспозицию, занявшую выставочные залы Академии художеств, тем более что карикатуры, плакаты, иллюстрации художников знакомы миллионам людей, как, впрочем, и репродукции с картин, но зайдем в центральный зал, где экспонировались четыре картины.
«Таня»…
Деревня Петригцево… Кто знал до января 1942 года эту точку на земном шаре?..
Но весть о подвиге юной москвички Зои Космодемьянской, о ее трагической гибели облетела весь мир…
Кукрыниксы были потрясены… Всего несколько десятков километров отделяло место события от столицы.
Вот рассказ художников:
«Машина шла на запад. Под колесами была земля, побывавшая в плену.
Равнина. Снега, снега… Ощеренные крыши изб. Пустые, зияющие глазницы окон… и кресты, березовые кресты.
Около каждого — заметенная вьюгой каска…
Петрищево… Мы постучали в одну из изб… Скрипнула дверь. На пороге стояла пожилая женщина. Лицо серое, изможденное…
Она долго слушала наш рассказ о желании создать картину о гибели Зои и просьбу помочь увидеть людей, места, связанные с подвигом юной партизанки…
Узкая тропинка привела нас в маленький дом.
Кухонька. Русская печь… Здесь изверги измывались над Зоей. Вмиг перед глазами предстала глухая декабрьская ночь. Дрожащий свет фонарей.
Иллюстрация к «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Скрип снега под босыми ногами Зои… Жутко, страшно было повторять этот путь. Нескончаемыми казались извилистые завьюженные тропы.
Пустыри. Пожарища. Обугленные черные головешки…
Площадь. Здесь свершилась казнь. Из сугроба торчал остаток виселицы. Отступая, фашисты спилили е е… Месяц, нескончаемо долгий месяц висел оледеневший труп героини…
Как из тумана, выплывали из мглы времени страшные часы мучений, пыток, издевательств над беззащитной девушкой-пар-тизанкой.
… А когда утром, обессилевшую от пыток, босую повели Зою на казнь, все увидели ее, прямую, тонкую, как березка.
Гордую. Непобежденную…
Фашисты согнали на площадь народ. Окружили солдатами. Глумились. Но за всей этой жалкой и жуткой суетой, на голову выше всех, под виселицей все увидели сияющие, страшные своей опаляющей правдой глаза Зои…
И в миг, когда наступила немая тишина, все, все услыхали голос девушки, полный веры в победу света над злом:
— Мне не страшно умирать. Я умираю за свой народ, и это счастье.
Когда железная метла войны вымела нацистов, за пустой разрушенной школой у тонкой русской березки похоронили Зою».
Потрясенные художники стояли у маленького холмика из еловых веток…
… Нестеров в 1942 году сказал живописцам:
«Полюбите вашу Таню, и вы сделаете все…»
Любовь и ненависть — вот ключ этой картины.
Всмотритесь в холст.
С каким эпическим спокойствием раскинулась русская земля под снежным покровом. Торжественно, печально лежит белый саван зимы, окутав поля Подмосковья.
Низко повисло свинцово-серое небо. Застыли от стужи березы…
Сумеречное утро…
Враги согнали женщин, детей, стариков глядеть на казнь. Пусть вертятся у эшафота нацисты. Пусть клацают затворы фотокамер. Не ведают фашисты, что оставляют людям Земли неистребимый документ величия, непокоренности духа юной героини… Лишь это запишет история на своих скрижалях.
Иллюстрация к «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Три шага…
Три шага босых ног. Один по снегу. Второй на подставленный венский черный стул… Третий на скрипучий пустой ящик, неловко взгроможденный на другие два ящика из-под консервов…
Три шага в бессмертие…
На глазах палачей простая московская девушка как бы стала мраморной.
Еще миг… Скрипят под ногами пустые ящики. Звучат лающие чужие слова… Снега, снега, снега… Как кричит воронье! Мамочка, мама…
Нет, так нельзя уходить.
«Бейте фашистов, не бойтесь их!» — прорезает тишину голос Тани…
Сокровенное озарение духа, которое приходит к человеку как конечный итог убежденности устремлений, как свет, посещающий людей нашего сложного двадцатого века, проходящих нелегкий искус жизненных наблюдений, контрастных впечатлений, влияния среды и времени…
И все-таки, невзирая на все тяготы рождения нового в нашем столетии, Советская Россия — Страна Советов — дала исторически весомые образы массового героизма — этого чуда, как бы аккумулирующего громадные заряды веры в правоту своего дела, в конечную победу света над мраком…
Октябрь 1917 года, гражданская война, двадцатые годы, первые пятилетки, Великая Отечественная война и, наконец, наши дни являют пример духовной наполненности миллионов граждан нашей державы, их веры в победу правого дела…
Великая тайна, зовущаяся на Западе «русской загадкой», которую не могли постичь видные политики Европы и Америки, есть не что иное, как святое умение советского народа любить и ненавидеть, верить в общее дело.
«Бегство фашистов из Новгорода»…
Новгород… Гарь… Багровые сполохи. Горький дым пожарищ. Белогрудые истерзанные храмы.
Руины.
Рваное железо. Зияющие остовы куполов.
На снегу — черные от копоти гиганты. Их бронзовые руки воздеты к небу. Они призывают к мщению за кровь людей, за поруганные святыни, за слезы матерей. Они повержены, эти великие образы истории Руси. Но не побеждены!
Иллюстрация к рассказу А П. Чехова «Дама с собачкой»
Они живы. Страшны в гневе черты Петра Первого, Пушкина, Суворова.
Изуверы опоганили Новгородский кремль. Разрушили древние стены башен. С педантизмом, размонтировали памятник «Тысячелетие России».
Пронумеровали аккуратно все фигуры монумента — хотели увезти в рейх, в логово нацизма…
Все, все, казалось, сделали враги, чтобы сокрушить славу народа, которого не дано было им победить. Разбили фрески. Разорили собор. Спалили тысячи старинных бесценных книг.
