Хотели стереть с лица земли самую северную твердыню на Волхове, мечтали заставить забыть о самом существовании славян, когда-то победивших на льду Чудского озера тевтонских псов-рыцарей. Не вышло!
Гордо высятся стены Софии.
Зияют проломы новгородских башен.
На какой-то миг повергнуты кумиры истории Руси…
Но из праха восстанет слава Града.
И вновь закипит жизнь на выжженной земле.
На затоптанном снегу — обрывки страниц книг. Ледяной ветер шевелит листы газет, гудит в ущельях руин… Страшен, страшен образ Новгорода, опозоренного ворогами…
Они измывались над святынями. Устраивали конюшни в церквах.
Открыли кафе для офицеров у самого Софийского собора.
Водрузили на березовый цоколь бронзового Льва Толстого и под звуки веселых вальсов стреляли в гения земли, которую им не дано было понять и осмыслить…
Жуткая картина разрушенного Новгорода поразила художников. Они стали писать этюды. И вот здесь, на пепелище, родилась мысль написать полотно. Запечатлеть трагедию войны…
Новгород. Первые дни 1944 года…
Мечутся, мечутся, трусливо пригибаясь, фашистские тати по чужой земле.
В руках бандитов — чадящие факелы. Ревет яростное пламя, пожирая древние стены. Низко, низко стелются зловещие клубы.
К. Станиславский.
И посреди всего этого адова хаоса — София. Святыня Руси, собор, семь столетий назад осенивший стяги Александра Невского на ратный подвиг и встретивший могучим звоном колоколов великую победу…
Я слышу этот древний благовест, слышу клики народа, голос Невского…
Пусть гудит пламя.
Ему не сгубить славу России.
И восстанет из праха и тлена Новгород… Воспрянет из пепла краса собора… Взывают к мщению простертые к небу могучие длани поверженных героев тысячелетней истории России… Воет, воет лютый пожар. Скрипит, стонет снег под коваными сапогами нелюдей, жутких и жалких перед величием вечной славы чужой для них страны. Суд истории близок.
Они обречены. И никакие фразы, никакая ложь не оправдают чудовищных злодеяний фашизма.
Глядя на эту картину, на адский пламень, губящий Новгород, на голос хаоса и смерти, глушащий все живое, все же явственно слышу могучий голос полководца.
«Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет».
Такова историческая правда, звучащая в этом полотне, так найдены масштабные соотношения, композиционный строй этого огромного холста, такова сила веры в правду истории, заложенная в это произведение нашего искусства.
«Надо было, — рассказывают художники, — самим увидеть среди пепелища одинокую печь с детским рисунком на ней, а рядом черные железные ребра кровати, торчащей из-под снега. Надо было самим слышать на морозе звон топора и визг пилы около ослепительно золотистых бревен нового сруба, там, где отдаленно еще слышно уханье тяжелых снарядов… В таких поездках появились планы будущих композиций, картин… Этюдник, небольшой альбом и складной стул захватывал с собой каждый из нас. При малейшей возможности мы работали. Десятки вариантов, сделанных по памяти, не заменят одного, сделанного с натуры».
Художники в «Бегстве», на первый взгляд, изобразили картину хаоса, кошмарного по чудовищности акта разрушения. Но, несмотря на всю мрачность происходящего злодеяния — ведь мы становимся свидетелями трагедии гибели святыни народа, — все же, несмотря на это, холст Кукрыниксов заставляет нас верить в конечную победу света над мраком.
С. Прокофьев.
«Вы стали всемирно известной силой в международной солидарности людей, в их общей ненависти к фашизму и борьбе за его разгром. Пусть одобрение мира дает вам еще больше уверенности и силы», — писал художникам в год начала создания «Бегства фашистов из Новгорода» Рокуэлл Кент.
«Конец. Последние дни гитлеровской ставки».
Крах. Провал. Тупик… В зловещей мгле бункера, озаренной мертвенным светом, мечутся персонажи кровавой трагедии.
Вознесенные к власти, они явили все сгустки пороков рода людского. Все сходило им под грохот маршей, под топот парадов.
Все казалось покоряюще величественным в призрачном блеске успеха, достигнутого ценою позора целой нации…
Берлин. Май 1945 года.
Мрачное подземелье рейхсканцелярии, выстроенной в дни, когда сапог фюрера подмял под себя Европу…
Стратегия Чингисханов, проникнутая коварством, вспоенная кровью миллионов, тактика ужаса и блефа рухнула, похоронив под обломками своих творцов.
Конец… Все перекосилось в этом крысином загоне.
Грозный грохот советских орудий достиг забетонированной дыры, ямы с убранством из роскошных картин, драпировок, мебели.
Вот истинное лицо этого капкана, созданного руками «завоевателей мира»…
В этом неумолимая диалектика истории, не прощающая никогда фальшь и ложь громоподобных, но временных побед злодеев и лжецов, в какие бы наряды они ни рядились…
Время, неумолимое время отсчитывало мгновения бытия.
В картине «Конец» царит миг тишины…
Может быть, только отдаленный рокот канонады создает тот немолчный гут рока, от которого не уйти.
Но в этой тугой и душной атмосфере подполья, ямы, волчьего логова явственно слышу бой часов, отсчитывающих оставшиеся минуты жизни рейха…
Вернемся к последней из четырех картин центрального зала выставки Академии художеств СССР.
Вс. Мейерхольд.
«Обвинение»…
Нюрнбергский процесс. Развязка.
Позорный финал мирового фашизма.
Огромный зал темен. Лишь бледное мерцание большого полотна-экрана озаряет сотни зрителей. Но не пришедших сюда живых людей, свидетелей зверств, участников победоносной войны, показывают нам в своей картине художники, нет, их образный круг сужен до предела: жертвы и палачи — вот смысл композиции…
В кровавом мраке шевелятся чудовищные лики вождей нацизма. Резкий свет ламп выхватывает из тьмы зловещие маски — и рядом, в голубом мареве, трупы невинно убитых, их тысячи… тысячи…
Сотни людей ежедневно проходили по залам выставки художников Кукрыниксов…
Гигантский полувековой труд мастеров поражал воображение зрителей. Перед ними как бы разворачивалась история жизни нашей планеты, освещенная светлым умом и горящим сердцем художников…
В их работах живет пылкая любовь к Родине, непримиримая ненависть к ее врагам…
Мы побывали с вами лишь в одном зале огромной выставки Кукрыниксов, на которой были экспонированы сотни других полотен и чудесных иллюстраций к произведениям классиков мировой, русской, советской литературы, боевые политические карикатуры и плакаты — шедевры сатиры, известные самому широкому зрителю, выходящие в свет миллионными тиражами.
Кроме этих графических листов в экспозиции были представлены превосходные рисунки и живопись — Крылова, Куприянова и Ник. Соколова в отдельности.
И мы сразу разгадали тайну этой удивительной троицы художников, жертвующих во имя достижения общей цели своим личным дарованием.
Да, это содружество — поистине явление новое, небывалое, и оно останется в истории искусств как уникальное — Кукры-никсы…
Сурова была Москва зимой сорок первого года.
Неповторима графика прифронтового города. Колючие перекрестья железных надолб.
Иллюстрация к роману И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок»
Странные пятна светомаскировки на домах.
Сверкающие белизной сугробы, и исчерченный дочерна следами танков, боевых машин, тысячами тысяч солдатских сапог снег мостовых.
Яркие голоса «Окон ТАСС» в витринах и на стенах зданий. Все это, как и фиолетовые огоньки затемнения и мерцающие клинки прожекторов, сливалось в одну незабываемую картину огромного города-героя, борющегося с врагом.
24 июня 1941 года, на третий день после коварного нападения гитлеровцев, Москва увидела плакат «Беспощадно разгромим и уничтожим врага!».
Богатырь в краснозвездном шлеме разил алым штыком зловещего маньяка, предательски сбросившего бумажную маску миротворца.
Художники ясно и четко обозначили лицо врага — фашизм.
Москвичи, все советские люди сразу узнали почерк этого первого плаката, созданного в дни Великой Отечественной войны. Острый, беспощадный, бескомпромиссный язык авторов был широко известен.
27 июня 1941 года были организованы и начали действовать «Окна ТАСС», возродившие славную традицию «Окон РОСТА» времен гражданской войны.
Лучшие, талантливейшие художники и поэты той поры участвовали в их создании. Одними из самых энергичных и активных сотрудников этих мастерских были Кукрыниксы. Плакаты, которые они творили, иногда дублировали карикатуры, публиковавшиеся в «Правде».
