– Ну, хорошо. Ваши приборы ничего не регистрируют, но, может быть, вы что-нибудь видели своими глазами?
– Нет, не видели!
– Ну, тогда, быть может, что-нибудь почувствовали?
– Мы в лаборатории, пять человек, ничего не почувствовали, я тоже не ощутил, – ответил доктор наук, – хотя мне очень этого хотелось. Но как раз такие вещи только дискредитируют дело – не ощущаем, ну и не важно, не самый это ощутимый прибор, наши руки. Эти ощущения и нельзя приводить в качестве аргумента.
– Зачем вам вообще нужна Джуна, если ничего ваши приборы не показывают?
– А вот вы писали, что над ее пальцами и над головой виден свет. Есть у нас прибор фотоумножитель, который регистрирует фотоны, даже одиночные, вот все это можно померить количественно. Поэтому у нас нет огульного отрицания, но и нет огульного захваливания, надо трезво безо всякой шумихи работать. Потому что всех трезвых людей эта шумиха расстраивает, – заключил Александр Турсунович Рахимов, имея в виду мою газетную публикацию о «биополе». На этом и закончилась наша беседа.
Сотрудники этой лаборатории университета взяли у государства сотни тысяч долларов и рублей, купили аппаратуру для изучения «Эффекта Джуны», но встретившись несколько раз с ней летом, осенью они, как обещали ей и мне, работы не продолжили. Зачем?
Все, что требовалось, получили.
* * *
Наступит ли благое время, о котором мечтал Сент-Экзюпери: «Я верю, настанет день, когда больной неизвестно чем человек отдастся в руки физиков. Не спрашивая его ни о чем, эти физики возьмут у него кровь, выведут какие-то постоянные, перемножат их одну на другую. Затем, сверившись с таблицей логарифмов, они вылечат его одной единственной пилюлей»?
Американские физики, приехав в Москву, поставили простой опыт. Раздобыли плотные конверты с запечатанной в них цветной пленкой. И предложили Джуне засветить их руками, не вынимая из упаковки. Джеймс Хикман, биолог и физик из штата Калифорния, Сан-Франциско, сотрудник института, где изучают скрытые возможности психики человека, рассказал, а я записал его слова:
– Мы взяли катушку с пленкой, чувствительность двести единиц, несколько черных конвертов.
В каждый конверт вложили по два куска пленки длиной в восемь дюймов, непроявленной, конечно. Затем я положил черные конверты в два разных белых больших конверта. И один из них дал Джуне. Она держала конверты между руками 25–30 секунд, до тех пор, пока не сказала, что на них подействовала.
Было всего шесть черных конвертов. Три из них я дал ей, и она пыталась на них воздействовать. Затем я пометил эти конверты и повез домой, потом в Штатах отдал на проявление всего двенадцать кусочков пленки – и те, что она держала в руках, и те, которых она не касалась. Шесть кусков, которые не подвергались воздействию Джуны, оказались совершенно черными.
А те шесть кусков, которые она держала в руках, были особым образом засвечены. Пленка была цветная, слайдовая, обратимая. На ней появились своеобразные следы в форме небольших кружочков, причем центр круга – совсем белый, а от него исходят лучи.
– По всему куску пленки?
– Почти по всему куску пленки… Преобладающая окраска такая: центр белый, а вокруг белого пятна ореол – красные, розовые, синие, голубые пятна. У этой цветной пленки есть три уровня восприятия света. Если воздействие на пленку слабое, то появляется синяя или голубая окраска.
Посильнее – красная. И очень сильное свечение – это белая окраска. Засветка свидетельствует, что энергия, исходившая от Джуны, была всех трех уровней, поэтому появились все три цвета.
– Есть ли какие-то закономерности в засветке?
– Порядка в распространении света мы не обнаружили. В некоторых местах пленки засветка была такой интенсивности, как если бы пленку просто вскрыли на свету.
– Мы заметили два способа засветки – пятнами и сплошь. Поскольку три контрольных куска остались темными, вероятность, что пленка засвечена не Джуной, равна нулю.
В лаборатории ИРЭ АН СССР.
Лев Колодный с академиком Юрием Гуляевым и профессором Эдуардом Годиком
Этот опыт показывает, что у Джуны есть электромагнитная или какая-то другая энергия. Но наш опыт никак ее не измеряет, поэтому нужны более жесткие эксперименты.
Спектрального анализа, никаких инструментов мы не применяли.
– Ну, а есть у Джуны особое поле?
– Думаю, что у Джуны несколько полей, которые мы знаем, можем записать: электромагнитное, инфракрасное, радиационное излучения. Думаю, что есть у нее и компоненты, которые мы не знаем.
Пусть не подумает поспешно мой читатель, что вот, мол, молодцы-американцы – не то, что у нас: взяли да провели с Джуной физический опыт… Не буду сейчас вспоминать о точно таких опытах, которые с участием Нинель Кулагиной ставились у нас лет десять тому назад в Ленинграде… Хочу остановиться на другом. Среди американских физиков подавляющая их часть (как и везде, во всех странах, где развита наука) считает, что феномены – фокусники или шарлатаны. Американский профессор Дэвид Майерс в журнале «Сайенс дайджест» опубликовал статью (переведенную на русский язык и опубликованную в московских газетах под заголовком «Чудеса в решете»), в которой доказывал: все феномены или, как он их называет, «медиумы» – нечестные люди.
Его коллега, английский профессор Ч. Хэнзел, издал книгу (также переведенную на русский язык) под названием «Парапсихология». Но если кто-то, заинтригованный заголовком, ее откроет, то увидит, что это «Антипарапсихология»: все упоминаемые в этой книге опыты сводятся к ошибкам и обманам.
Французский журналист М. Ружа в журнале «Сьянс э ви» доказывает: все известные случаи телекинеза – фокусы. Статья его с фотографиями перепечатана с явным удовольствием в московском журнале «Наука и жизнь», непримиримом к телекинезу и целительству…
* * *
Подготовил я интервью с американским биофизиком и подумал: нельзя ли перед публикацией заручиться поддержкой Института радиотехники и электроники? И отправил туда интервью, которое мне помог провести заместитель директора этого института по научной части… Ответ не заставил долго ждать. Буквально в тот же день получил я письмо за подписью ученого секретаря, который по поручению директора, академика В. А. Котельникова, пояснил, что «институт не имеет к вашей беседе с американскими учеными никакого отношения».
Ну что ж. Если не желает печати помочь вице-президент, обращусь к президенту… Долго не решался на этот шаг, хорошо помнил его слова о «лженаучных направлениях». Но знал и другое – академик Анатолий Петрович Александров поддержал много инициатив, несмотря на годы, не утратил жизнелюбия, доброжелательности, чувства юмора.
Как раз в те дни официально в академии утвердили программу «Физические поля биологических объектов». Значит, решил я, президент к ней имеет отношение. В общем, позвонил.
– Но ведь Академия медицинских наук назначала комиссию, она этим занималась…
– Дело ведь не только в медицине. Джуна засвечивает фотопленки, воздействует на больных…
– И вы на меня оказываете воздействие, – среагировал президент.
Шутка придала уверенности, и я произнес монолог, начав с того, что много лет назад показывал телекинез академику Хохлову, звонил тогда же вице-президенту академику Борису Павловичу Константинову, но он так и не нашел время посмотреть Нинель Кулагину, хотя та жила в Ленинграде, где и вице-президент бывал каждую неделю. Джуна всегда в форме, видели ее многие академики, в том числе Марчук, Патон, Глушков…
– И я, будет время, посмотрю, – пообещал президент. Так состоялось мое с ним знакомство.
* * *
Пролетело лето, кончилась пора отпусков. Когда вернулся в Москву – узнал: буду работать в Институте радиотехники и электроники – как о деле решенном заявила Джуна.
– Когда у вас начнет работать Джуна? – перепроверил информацию у профессора.
– Как только развернем лабораторию!
С профессором и доктором наук я встретился в университетском дворе, где располагается ИРЭ АН СССР. И здесь узнаю другую новость – институт, оказывается, несколько месяцев тому назад направил письмо в исполком своего района с просьбой выделить помещение для новой лаборатории.
Называться она будет – биоэлектроники…
Ей выделили лимиты на средства для закупки приборов отечественных и импортных. Ей передали ЭВМ.
– Что от меня требуется? – спросил я, готовый горы воротить для такого дела.
Требовалось простое.
Два месяца не могли физики дозвониться до председателя райисполкома, попасть к нему на прием. Через день в том же составе встретились мы в приемной исполкома Красной Пресни. Институт просил несколько сот квадратных метров площади для лаборатории.
Когда мы сели за стол переговоров, профессор вынул папку, и тут я впервые увидел записи импульсов, полученных во время опытов по телекинезу.
