Логика не может понять мысль Дионисия о светящейся тьме, для нее это просто безумие. Светящаяся тьма? Как тьма может светиться? Как она может быть прозрачной? Тьма должна быть темной, а свет — светлым. Логика верит в каталоги, в категории, но жизнь — это органическое единство. Все пронизывает все. Нет никаких категорий; жизнь течет не останавливаясь. Свет становится тьмой, тьма становится светом. Рождение становится смертью, смерть становится рождением. Любовь становится ненавистью, ненависть становится любовью. Дружба становится враждой, вражда становится дружбой.
Сейчас мы знаем, что мужчина может стать женщиной, а женщина — мужчиной. Это перестало быть невозможным по определению. Как электричество состоит из двух полюсов, положительного и отрицательного, так и все существование состоит из противоположностей. С логической точки зрения, они кажутся нам противоположностями; но если мы оставим логику в стороне, то они не противостоят, а дополняют друг друга: отрицательное не может существовать без положительного. Тогда как их можно называть противоположностями? Если для существования положительного необходимо отрицательное, если положительное есть обязательное условие для существования отрицательного, то они не противоположны, они взаимодополняемы.
В наши дни постепенно рождается совершенно иное видение, рассматривающее противоположности как взаимодополняющие силы. Аристотелева логика умирает, она угасает на смертном одре. В сущности, она уже мертва, только искусственное дыхание поддерживает в ней жизнь. Теория относительности нанесла ей решающий, смертельный удар. Теория относительности вышла за пределы логики. И физик впервые заговорил на языке мистиков — вот в чем красота Эйнштейна. Это одно из величайших событий нашей эпохи: физика заговорила тем самым языком, которым всегда говорили мистики.
Физика вплотную приблизилась к мистицизму; это начало синтеза, предвестие встречи. И синтез уже не за горами. Вскоре вы увидите — люди с ясными глазами могут различить это уже сейчас, — что логика больше не актуальна, потому что физика проникла глубже поверхностного, объективного мира. Теперь материи больше не существует. Вы видите материю, и по логике вещей она должна существовать; фактически, с точки зрения логики, материю опровергнуть нельзя.
Беркли, один из великих английских философов, отправился на утреннюю прогулку со своим другом доктором Джонсоном…
Беркли в западной философии почти равен Шанкарачарье. Шанкарачарья сказал, что мир есть иллюзия — не более чем вымысел, сон, — и состоит он не из вещей, а из мыслей. Но принято было считать, что мистики всегда говорят всякий бред! И Беркли утверждал то же самое: что мир это только сон.
Доктор Джонсон был очень прагматичным и очень практичным человеком, и, конечно же, очень поверхностным. Он не мог переспорить Беркли, поэтому он подобрал на обочине камень и бросил его Беркли в ногу. Беркли вскрикнул — из ноги потекла кровь.
Доктор Джонсон засмеялся и спросил:
— Ну, что вы теперь скажете? Реален этот камень или нет? Стоит ли так кричать, если этот камень всего лишь мысль? Как же это он смог вас поранить? И что это здесь так много крови? Неужели вас поранила мысль?
Беркли не смог ответить.
Их дружбе наступил конец, потому что так не спорят. Но Беркли не знал индийских мистиков. Зная что-нибудь о них, он бы дал вразумительный ответ доктору Джонсону. Беркли обогатил западную философию новой идеей; в Индии она была известна уже много веков.
Рассказывают, что однажды правитель велел задержать знаменитого индийского монаха Нагарджуну за то, что тот утверждал, будто ничего, вообще ничего не существует. Что существование — это чистейший сон.
Нагарджуна оставил Беркли и всех остальных далеко позади: он говорил, что мир есть сон, а поскольку сон иллюзорен, то как может быть истинным тот, кто его видит? Мир иллюзорен, это сон; тот, кто видит сон, тоже иллюзорен, поскольку иллюзорен его сон. Таким образом, не существует ничего: ни сна, ни видящего сон. Шанкарачарья по крайней мере признает истинность видящего сон; Беркли тоже признает истинность субъективного и мнимость объективного. Но у Нагарджуны все кажется гораздо более ясным. Если объективное иллюзорно, как тогда субъективное может быть истинным? Если видимое иллюзорно, где тогда доказательство истинности видящего? Если иллюзорно то, что мы знаем, как тогда может существовать тот, кто знает? На каких основаниях?
Нагарджуна был задержан правителем, который был весьма прагматичным человеком. Наверное, он был похож на доктора Джонсона; возможно, доктор Джонсон был очередным его перевоплощением. Он задержал Нагарджуну и выслушал его идеи. С ним было нелегко спорить, почти невозможно. Как доказать, что жизнь истинна?
Например, мы здесь сидим. Возможно, я просто вижу вас во сне, а вы — меня, или же и вы, и я одновременно видим сны. Но как доказать, что вы действительно там, а я действительно здесь, что я говорю с вами и вы меня слушаете? Возможно, это всего лишь игра воображения и ничего больше. Вы не раз видели меня во сне. Конечно же, я не вижу снов, поэтому я не вижу во сне вас. С меня вполне достаточно, что я вижу вас целый день; поэтому естественно, что я не вижу вас во сне. И потом, оранжевый — такой опасный цвет.
Правитель не мог спорить с Нагарджуной, но у него был бешеный слон. И он приказал привести ко дворцу бешеного слона. Получивший приказание человек спросил правителя, зачем ему слон. Правитель ответил:
— Нам нужно представить Нагарджуне доказательства. Посмотрим, что будет, когда бешеный слон за ним погонится, схватит его и швырнет на тридцать метров. Вот тогда мы и узнаем, мысль это или реальность!
Когда привели бешеного слона, Нагарджуна пустился бежать. Слон погнался за ним, и Нагарджуна закричал:
— Спасите! Спасите! Все, что я говорил, полная ложь. Простите меня!
Он кричал так отчаянно, что правитель его пожалел Он остановил бешеного слона и подозвал Нагарджуну. Весь в холодном поту Нагарджуна дрожал, его дыхание сбилось, и какое-то время он не мог вымолвить ни слова. И правитель тогда спросил:
— Ну, что ты думаешь теперь об этом слоне? Реален он, или это всего лишь сон?
Нагарджуна ответил:
— Сэр, этот слон — всего лишь сон.
Правитель воскликнул:
— Что? Тогда почему же ты так кричал и плакал, и умолял меня его унять?
Нагар, джуна сказал:
— Сэр, это тоже был сон. То, что вы остановили слона, тоже входило в сон. Вы можете снова его на меня пустить, и я вас уверяю, что я снова начну плакать и кричать. Но это ничего не доказывает, кроме того, что один сон рождает другой сон. Это не доказывает, что этот слон не сон. Просто один сон может породить другой сон — вот и все, что вы смогли доказать.
Мир так и существует: один сон влечет за собой другой сон.
Мистики всегда об этом говорили. А теперь и физика заявила о том же: материи не существует. Если вы спросите у физиков: «Что же тогда существует?» — они в ответ пожмут плечами. Они скажут: «Нечто — х, у, z. Мы называем их электронами, нейтронами, протонами, но это просто х, у, z — имена, данные неким сущностям, которых никто никогда не видел. И никто никогда их не увидит — мы не знаем, существуют они или нет. Если мы допускаем их существование, наши расчеты оказываются верными — вот все, что мы знаем. Если же мы их существование не учитываем, то наши расчеты усложняются. Таким образом, это гипотетические реальности».
Будда сказал, что бог это гипотетическая реальность, что «я» это тоже гипотетическая реальность.
С логической точки зрения, они нужны — нужно наличие «я» и «ты», но потребность в них логическая, не экзистенциальная. Тот, кто проник в субъективную реальность, знает, что все наши слова, вся наша логика, все гипотезы произвольны. Сейчас с этим соглашается даже физика. Теория относительности означает зарождение совершенно новой науки, начало объединения Востока и Запада.
Удивительно, но Махавира, двадцать четвертый джайнский тиртханкара, первым в истории заговорил о теории относительности — на двадцать пять столетий раньше, чем Альберт Эйнштейн. Конечно, Махавира говорил о теории относительности в связи с субъективным миром, а Эйнштейн переместил фокус того же видения в мир объективный. Но оба пришли к одинаковому выводу: жизнь не сводится к логике, она гораздо шире, неизмеримо шире.
Но пока вы не придете в глубоко медитативное состояние, вы не сможете жить этой потрясающе нелогичной жизнью — она сведет вас с ума. Если вы не медитативны, то не переходите границу мира логики, иначе вы сойдете с ума.
В английском языке есть два слова, очень красивых, полных глубокого смысла: breakdown (надрыв) и breakthrough (прорыв). Если вы не знакомы с медитацией, а ваша логика становится непригодной, тогда это — «надрыв». Если вы не знаете, как прийти к сердцу, а голова стала для вас абсолютно бесполезной, тогда это — «надрыв», вы сходите с ума. Но если вы знакомы с медитативностью, — а медитативность суть искусство превращения противоположного во взаимодополняющее, — тогда это — «прорыв»: вы вступаете в новый мир, обретаете новое видение, новую перспективу.
