Во всяком случае эта сила и ее проявления должны быть тщательно исследованы и основательно изучены, и, может быть, тогда только для психиатрии настанет лучшее время.
Эта сила и ее проявления, переходя от древнеиндейских до наших времен, принимала только различные фазисы и названия. Живучесть ее служит доказательством ее несомненного существования, и потому остается только ждать, что даст нам XX столетие взамен спиритизма…
Закончим словами Гумбольдта: «непонятные факты существуют, дело науки их объяснить; следует прямо сознаваться в их непонимании, но нельзя, не отказываясь от здравого смысла, прибегать к спиритизму для объяснения их. Возможность убеждаться доводами и приемами спиритов, к чему столь многие оказываются способными, может служить только доказательством недостатка научного мышления в большинстве так называемого «образованного общества», а затем спиритизм является делом свободного убеждения каждого».
_______
Относительно существования непонятных фактов, мы можем привести следующее любопытное явление[20], только что случившееся в Петербурге, при многих свидетелях, в числе которых были весьма образованные люди. На Загородном проспекте, в доме Палкина, № 23, есть мучной лабаз. Квартира этого лабаза состоит из следующих комнат: собственно лавка с ходом на улицу и во двор, направо темненькая проходная кладовая (теплая), затем две жилые комнаты, одна светлая в два окна, другая, сообщающаяся с ней, без окон; свет в эту комнату проникает через отверстие двери, так как она не имеет створчатых половин, и всегда открыта. Эта задняя комната не имеет никаких выходов. Все комнаты довольно низки и ветхи. Что видел и слышал сам испуганный хозяин, живший в этих комнатах, мы говорить не будем, а расскажем только то, чему были свидетелями многие. Когда сделалось известным, что в комнатах этих, что-то неладно и жить в них стало невыносимо, многие из любознательности, а другие из простого любопытства являлись наблюдать эти странные явления, совершавшиеся, как говорится, среди белого дня. Началось с того, что сверху железной печки, находящейся в светлой жилой комнате, полетели на пол, как бы брошенные невидимой рукой, старая, покрытая пылью и паутиной, зубная щетка, затем изломанная и заржавленная бритва; вслед за этим полетели из полутемной комнаты в светлую кастрюли и разная домашняя утварь, стоявшая там на каменной низенькой печке. Стол, стоящий в простенке между окнами, опрокинулся вверх ногами, стулья двигались и прыгали, наконец один из них поднялся на воздух до самого потолка, пробыл в таком положении с минуту, и затем с такою силою грянулся на пол, что ножкой своей вдавил пол на 1/4 вершка, оставив вдавленный след в 1/4 аршина длины; знак этот виден и теперь. Поленья из печки, перед затапливанием ее, вылетали с такой силой, что один из работников был ушиблен в ногу. Нечего и говорить, что все углы были предварительно тщательно осмотрены. Итак, не один Юм может творить такие штуки, и в среде наших доморощенных торговцев и приказчиков находятся настоящие медиумы. Все эти проделки неведомых сил, несмотря на различные меры, принятые для их прекращения, совершались до тех пор, пока жильцы не выехали совсем на другую квартиру.
Говорят, что как только переезд этот был решен – все вещи и пожитки, лежавшие в комодах и ящиках, были мгновенно выброшены из них, связаны в узлы и покоились среди комнаты. За точную верность этого обстоятельства мы не ручаемся. Наши русские медиумы не так любезны, как американские или шотландский медиум Юм, и вместо того, чтобы, подобно последнему, предлагать себя в распоряжение ученых, упорно молчат на делаемые им вопросы и только твердят: уж пожалуйста вы не говорите и не поминайте про него.
Во время этих явлений в комнате было заметно нечто в роде слабого тумана или легкого дыма – но без всякого запаха.
Объяснять этих явлений мы не беремся; из них можно только вывести следующее рассуждение: если бы эти явления зависели только от места, то они происходили бы при всяких условиях и всяких жильцах; если бы они зависели только от скрытых свойств самого жильца (медиума), то происходили бы во всякой квартире и при всякой обстановке.
Следовательно нужно принять какую-то зависимость, какие-то необъяснимые или, вернее, неуловимые условия между известным человеком и известной обстановкой, в которой он находится.
Подобные явления очень редки в настоящее время или они так мало известны, потому что их невольные виновники стараются скрывать все факты такого рода, боясь даже упоминать про него, а между тем, насколько они любопытны для пытливого ума, насколько могли бы подвинуть, при их тщательном исследовании и изучении, психологию и другие научные взгляды – предоставляем судить читателю.
Не только в нашем обществе, но и повсюду мы видим два враждебные лагеря: совершенных скептиков, отрицающих все нематериальное и идеальных фантазеров фанатиков. Разве такое, так сказать, научное отношение между людьми естественно? Какая-нибудь сторона должна же быть неправа, а если она не права, то как объяснить, что все принадлежащие к ней умные и серьезные люди остаются так долго в заблуждении?
Другой случай – тот, когда обе стороны неправы.
Нашей книгой мы надеемся указать средину между этими двумя крайностями и, с помощью некоторых уступок с обоих сторон, привести хотя немногих к единодушному соглашению.
Как бы то ни было, явления эти, очевидно, должны зависеть от некоторых свойств нашего духа, при таком состоянии его, когда он может влиять даже на бездушные предметы, но при каких условиях и как, – это нам неизвестно. Или же подобные явления могут происходить при таком состоянии духа, которое допускает его влиять, исключительно в моменты такого состояния, на неведомые еще, посторонние силы природы, или им подчиняться и, совокупно с ними, хотя и бессознательно, производить, напр., движение предметов, изменять временно некоторые их свойства и пр. Повторяем еще раз, что все это должно быть основательно и неоднократно исследовано. К сожалению, наука вообще стала на слишком реальную почву. Физиология, отыскивающая в мозговых клеточках зародыш мысли, не только надеется найти путем анатомическим причины явлений нашей психической деятельности, но и решается утверждать, что это быть иначе не может.
Химия, сводя всё к простым телам, трактует о их видоизменениях, о сродстве, как о чем-то положительно известном, забывая, что не может не только разложить, но и объяснить даже сущность этих простых тел и сам закон химического сродства.
Физика гордится своими выводами, формулами, остроумными теориями, твердо опираясь на движение и силу, но может ли она сколько-нибудь удовлетворительно объяснить пытливым молодым умам сущность силы? Сущность вещей везде забыта, если не отвергнута, и наука как будто боится говорить о ней.
Физиология, ближе стоящая к миру одушевленному и особенно к человеку, вместо того, чтобы исправить эту ошибку так называемых положительных наук, едва ли не превзошла их в отрицании сущности вещей, – в отрицании духа в его высоком значении, или старается подвести его под те же частички законов неорганической природы, которые нам известны.
Естествознание, раскрывая перед человеком тайны и чудеса природы, подводя их под известные уже мудрые законы, должно бы помогать уяснению и духовной их стороны, а между тем человек, овладев умственно некоторыми из этих законов относительно явлений природы, часто приходит к тому, что считает законы эти существующими сами по себе почти самопроизвольно. Часто ли мы слышим с кафедры учителя, раскрывающего перед нами эти тайны природы, хотя одно слово о Боге? И можно ли удивляться после того возникновению и распространению всеобщего отрицания, скептицизма и грубого материализма, как это мы видим во Франции?..
Мы пользовались статьями и сочинениями: А. Штерна, К. Шульц-Шульценштейна, аб. Кальмета, Рейхенбаха, д-ра Гергардта, Диксона, Бекона, Майо, Гамильтона, Декарта, Таунзенда, ст. Тибо, Курта-Предча, журн. «Знание» 1871 № 2 (К—ского), Мильчевского, Мори и друг.
Все, что относится к описанию спиритизма, взято нами из сочинения Мильчевского о древних магических науках.
Мы должны здесь оговориться – раз и навсегда. Говоря о «душе», «духе», мы употребляем эти слова не в их высоком, христианском смысле, недоступном человеческому пониманию и подлежащем вере, а разумеем под этими словами какую-то воображаемую, фантастическую силу, созданную спиритами для объяснения своих странных действий.
Древние маги представляют два класса людей: одни были глубоко проникнуты верой в силу и истину своей науки, другие ясно понимали, что эта наука только до тех пор может служить их целям, пока не сделается общеизвестной.Это же различие мы видим и теперь между спиритами, шарлатанами и фанатиками.
