А объяснения, скорее всего, я никогда не получу.
Эта история приключилась в 1978 году на Ангаре. В тот самый год, когда я вздумал погулять по острову Сергушкина, посмотреть на закат над шиверой. И было это в большом поселке Кежма, где, казалось бы, трудно случиться любому безобразию. Случилась она с человеком, который тоже работал на острове Сергушкина, как старый-старый приятель Васи Привалихина.
Дело в том, что настоящей вечной мерзлоты на Ангаре еще нет, она начинается гораздо севернее. Но и на Ангаре в самых неглубоких ямках царит просто пронизывающий холод: такой, что в погребах трудно бывает хранить картошку. Этим и объясняется самое «забавное» в этой истории.
Началась же история с того, что отец попросил Алексея вырыть погреб… Алеша не заставил себя ждать и лихо взялся за лопату. На глубине всего полутора метров, как выразился сам Алексей, «поперли покойники». То есть покойники никуда, конечно же, не «перли», а лежали себе тихо-спокойно, никого не трогали, не обижали. Когда-то давно, лет двести назад, тут находилось деревенское кладбище, Алексей внезапно нашел сразу несколько погребений…
В климате Ангары покойники, конечно, не сохранились полностью, как сохраняются трупы в вечной мерзлоте. В свое время религиозных людей потрясла «нетленность» трупа Александра Меньшикова. По всем статьям был он ужаснейший грешник, и никак не подобало его трупу стать нетленным, как святые мощи…
Так вот, найденные Алексеем трупы не были нетленны, как Меньшиков. Но и не разложились совсем… Как бы мне получше их описать, этих зеленоватых покойников? Клали их без гробов, заворачивая в бересту, но не такие уж они и древние – на одном был фабричный костюм и резиновые галоши. Зачем покойнику галоши – это вопрос не ко мне, но что поделать? Галоши ему зачем-то все-таки надели.
У покойников сохранились волосы, морщинки и все черты лица были различимы превосходно. Первый день покойники вообще были совсем как новенькие – только уж очень зеленые… такого нежно-салатного цвета, и аромат от них исходил тоже такой нежный, тихонький. На второй же день покойники отогревались, кожа на их лицах и руках натягивалась, набухала. Черты их страшно искажались, словно покойники корчили страшные рожи. Нежно-салатный фон переходил в интенсивно-зеленый; по этому фону проступали отвратительные багровые, синие пятна. Покойники начинали явственно пованивать – чем дальше, тем хуже и хуже.
Отец Алексея несколько затосковал; во-первых, потому, что предстояли новые хлопоты с уже выкопанными покойниками. Во-вторых, как-то не хотелось ему хранить картошку и соления там, где лежат такие вот… нежно-зеленые. А ведь в стенках погреба наверняка были и еще покойники, стоит только покопаться…
В сельсовете покойников велели закопать на современном кладбище и сочувственно отнеслись к тому, чтобы дать папе Леши новое место под погреб, не содержащее трупов. Там обещали «рассмотреть вопрос», папа ушел очень довольный.
Чтобы понять дальнейшее, необходимо получше познакомится с тем, что за человек был, а скорее всего и остается, Алексей. Дело в том, что мышление у Алексея отличалось большим своеобразием, и далеко не всех это своеобразие радовало, прямо скажем. Вот, например, как-то с двоюродным братом поехали они в другую деревню в декабре месяце на мотоцикле.
– Проезжаем Мозговую, тут колесо – раз! И полетело! – и Алексей начинал дико смеяться, словно радовался до невозможности.
– Починили, поехали – у нас другая шина лопнула! – так же радовался Алексей.
И на вопрос, чему он так радуется, смотрел удивленно и обиженно, а потом произносил недоуменным голосом:
– Ну просто…
Мороз стоял за сорок градусов, до Кежмы – километров двадцать пять, до места назначения – все сорок. Открытый мотоцикл – единственное место передвижения. Парни родились в ангарской тайге, они смогли принять единственно разумное решение: не стали никуда идти, а развели костер возле дороги, стали ждать проезжающих. Ждали больше суток, потому что немного было идиотов переться куда-то в такую славную погоду. У одного отмерзло ухо, у другого побелел кончик носа, оба давно не чувствовали ног. Время от времени кто-то из парней начинал засыпать, тогда второй тут же будил товарища, прекрасно понимая, чем это все может закончиться.
На второй день ребята дождались – появился мужик на «газике», и в кузов «газика», в блаженное тепло, попали все трое: и Алеша, и его брат, и мотоцикл. Отец вливал в мужика-спасителя спирт, пока тот не полился наружу; досталась кружка и Алексею, после чего отец высказался в духе, что пороть его, дурака, поздно, так что лучше сразу пусть идет спать. Алексей проспал больше суток, но на своеобразии его мышления это приключение никак не сказалось.
Историю с мотоциклом он вспоминал с восторгом, как самое славное, что с ним произошло в жизни… Летом же он прославился, срезая носы у идущих по Ангаре судов. Срезать носы – это значит на моторной лодке на большой скорости проплывать как можно ближе перед носом идущего теплохода, самоходной баржи или катера. В этом виде спорта самоубийц Алеша очень преуспел, но где-то к августу в него все-таки врезался теплоход.
Алексей остался жив совершенно случайно: его сразу же отшвырнуло очень далеко, а с теплохода видели и кинулись спасать идиота.
Мама тогда стояла перед Алешей на коленях, умоляя больше так не делать. Отец отнял ключи от лодочного сарая, двинул в ухо и обещал оторвать руки-ноги, если увидит Алексея близко от пристани. Все это привело только к тому, что теперь Алексей срезал носы на чужих лодках.
Милиция обещала самые свирепые репрессии, если Алексей не перестанет, но Алексей только смеялся, да так дико, что милиционеры потащили его к доктору. Врач высказался в том духе, что медицина бессильна, потому что дебильность неизлечима. Но тут врач был все-таки не прав – Алексей не только не слабоумен, но по живости и гибкости ума Алексей мог дать фору многим. Все дело в том, что я назвал так неопределенно – своеобразием его ума. Это своеобразие на многих производило такое же сильное впечатление, что и на доктора.
Естественно, просто пойти и закопать покойников на кладбище было выше сил Алексея. Еще с самого начала, сразу как он нашел трупы в погребе, Алексей положил зеленых старичков на высокую наклонную крышку погреба, сколоченную из сосновых досок. Трупы лежали в ряд; под действием солнца они все зеленели и зеленели, а их руки поднимались над грудью и разворачивались в какую-то птичью позицию, как передние лапки динозавров, ходивших на двух ногах.
Вечером покойники продемонстрировали еще одно из своих замечательных свойств. Ночь стояла светлая, короткая, больше похожая на южные сумерки. Закат полыхал, превращая в багровые сполохи тучи на всей западной половине неба. С другой стороны вышел невинный, девственно-желтый серпик нового месяца. Обычный северный сюрреализм – закат с луной одновременно, а тут еще трупы начали отсвечивать зеленым! Так прямо и отсвечивали, распространяя вокруг себя жуткое зеленое сияние, сполохи холодного, как бы неземного огня. Раскрыв рот, смотрел на это Алексей, окончательно не в силах расстаться с чудесными трупами. Вскоре своеобразие его ума проявилось в самой полной мере.
Накрыв покойников брезентом, Алеша приглашал в гости нескольких девушек; полдороги домой интриговал их рассказами, какие интересные вещи попадаются у них в подвале. Компания входила в ограду, топала к дому, а потом Алексей подводил гостей к крышке погреба и сдергивал брезент с покойников:
– Вы только посмотрите, что за прелесть!
Редкая девушка после этого не долетала до середины улицы с визгом и топотом, а Алексей валился прямо в помидоры, корчился в судорогах дикого хохота; мама долго не могла ему простить поломанные, помятые кусты этих полезных растений. Тем более помидоры на Ангаре выращивают в виде рассады в ящиках и только в самом конце июня, когда кончаются заморозки, высаживают в грунт.
Так Алексей развлекался, пока про трупы не узнала вся деревня; уже не находилось дур идти смотреть находки из подвала. Но даже и тогда расстаться с трупами Алексей был решительно не в состоянии; тем более что самые тщательные поиски в подвале не привели решительно ни к чему: больше покойников не было. Отец начинал день с категорического требования сегодня то уж точно закопать «эту зеленую пакость». Участковый намекал на санитарные нормы и на ответственность за нарушение. Из сельсовета сообщали, что место под «перезахоронение» давным-давно отведено.
Для Алексея же приезд экспедиции стал источником новых возможностей, ведь девушки из экспедиции ничего не знали про покойников. Все шло как всегда, по уже накатанной линии. Тем более пошли к Алешиному дому поздно, покойники давно уже светились. Все было как всегда, но только в этот раз Алексей не упал в приступе дикого хохота… Потому что на его глазах покойник медленно пополз вниз по наклонной крышке погреба. Так и сползал, не меняя позы, а потом начал садиться, закинув дрожащую голову, поднимая скрюченные руки.
