И, услышав сказанное им, все люди застонали и заплакали”.
Всего в этом отрывке пятьдесят шесть слов, и каждое из них на вес золота. Скорее всего, Иаков, брат Иисуса, сказал их в те минуты, когда Иисуса снимали с креста. Они должны были присутствовать в Библии, но их там нет!
Первая часть этого иудейского талмудистского документа содержит описание соперничества Иисуса и Иакова за право стать духовным мессией, хотя оба были согласны, что Иисус является мессией царственным. Данный отрывок в стилизованной форме свидетельствует, что Иисус почти достиг своей цели стать двумя колоннами одновременно, когда принес себя в жертву. Ясно, что его брат Рабби Цедек (буквально “Учитель Праведности”), глубоко опечаленный этой потерей, стоя в возвышавшемся над Двором Эллинистов [74] портике Соломона, обратился к членам Кумранской общины со страстной и гневной речью. Здесь Иаков ссылается на содержащееся во Второзаконии (21:1-9) указание о возложении вины за убийство на жителей города, ближайшего к месту преступления; при этом близость определяется с помощью измерений. Спрашивая собравшихся членов общины, в какую сторону мерить (“до святилища или до двора”), Иаков упрекает этих иудеев, считавшихся правоверными, в том, что они так же виновны, как и синедрион: тот вынес смертный приговор, а кумранцы решили, что умереть должен Иисус.
Нам пришло в голову проверить, имел ли храм Ирода пандус, который вел к алтарю. Оказалось, что такой пандус действительно был. Высота алтаря превышала пятнадцать футов (4,5 м); с юга к нему вел пандус длиной в пятьдесят два фута (около 16 м), или в тридцать шесть локтей. Это означает, что когда брат, прибежавший первым, принес себя в жертву, он, фигурально выражаясь, одолел одиннадцать двенадцатых пути к успеху.
Приведенные здесь сведения позволяют отнести “соревнование” братьев к периоду между 20 и 70 гг. н.э., поскольку известно, что храм Ирода был разрушен в июне 70 г., вскоре после его завершения. Это подтверждает наше мнение о том, что упомянутые братья были Иисусом и Иаковом, поскольку именно данные люди в это время возглавляли Кумранскую общину.
Здесь следует заметить, что на вершине пандуса, в юго-западном углу алтаря, находились два отверстия для стока жертвенной крови, а также большая мраморная плита с кольцом в середине. Когда плиту поднимали за кольцо, обнаруживался вход в пещеру под алтарем. Во время существующей у современных масонов церемонии посвящения в Первую Степень, к кандидату обращается брат, стоящий в юго-западном углу масонского храма и призывает его вести высоконравственную, праведную жизнь. При этом перед кандидатом, совершающим обход храма, стоит треножник с мраморным кубиком, к кольцу которого прикреплен конец шкива, удерживающего кубик на весу.
(См. рис. 27).
Мы чувствовали, что цитата из речи, с которой Иаков обратился к своим собравшимся сторонникам, имеет огромное значение, потому что она подтверждает роль Иакова и его отношение к брату в момент распятия. Каким-то образом эти слова не попали в Новый Завет. Похоже, это было не случайно; выше уже говорилось, что проводилась сознательная политика по отрицанию ведущей роли Иакова в Иерусалимской церкви и возвеличению Петра, находившегося под сильным влиянием Павла.
Доказательством того, что данные слова сказал действительно Иаков, служит легенда о том, как Понтий Пилат умыл руки, желая показать, что хотя прокуратор дал согласие на распятие, он не несет ответственности за убийство Христа. У римлян не существовало обычая умывания рук в знак своей невиновности; зато он существовал у кумранцев-ессеев. Поэтому можно считать доказанным, что эта легенда является позднейшей вставкой, а не подлинным описанием тогдашних событий. На самом деле она восходит именно к тому фрагменту Второзакония, который процитировал Иаков; правда, брат Иисуса говорил про ритуал заверения в невиновности, который проходит после убийства, а не до него. Как только обнаруживали тело убитого, с помощью измерений определяли ближайший город, старейшины которого должны были взять “телицу, которая не носила ярма”, отрубить ей голову, а затем омыть руки над этой головой и сказать: “Руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели”. Следующий стих Второзакония призывает Господа “не вменять народу Его, Израилю, невинной крови”.
Ясно, что эта ветхозаветная легенда была прекрасно известна авторам синоптических евангелий; например, Матфей вкладывает эти слова в уста Понтия Пилата (27:24-25):
“Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки пред народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы.
И отвечая весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших”.
В этом фрагменте чувствуется явная параллель с указанным фрагментом Второзакония:
“Руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели”;
“Невиновен я в крови Праведника Сего”.
Приводящееся в Ветхом Завете заверение о невиновности относится к человеку, который не совершил убийства и не видел его свершения; здесь же Пилат говорит о том, что в убийстве виновен не он, а иудеи, которые увидят его. Кем бы ни был автор первого описания этой сцены, он явно знал о словах Иакова, сказанных после распятия, в которых часть вины распространяется на собравшуюся толпу. Иаков не мог знать о том, что его слова будут вывернуты наизнанку “эллинами” (т.е. христианами-неевреями) и станут вечным обвинением всей еврейской нации в “ритуальном убийстве”. Утверждение, что собравшаяся толпа согласилась обречь себя на проклятие (“кровь Его на нас и на детях наших”), есть злонамеренная ложь, положившая начало двухтысячелетней истории антисемитизма.
Приведенная в “Тосефта Шебуот” цитата из Иакова имеет огромное значение, потому что подтверждает ведущую роль Иакова в движении и его отношение к брату во время распятия; кроме того, она объясняет действия Пилата. Исключение слов Иакова из Нового Завета является сознательной попыткой принизить Иакова как соперника Иисуса.
Продолжая изучать этот талмудистский документ, мы наткнулись на фразу в “Мишнар Сота” (6:3), от которой у нас снова глаза полезли на лоб:
“За сорок лет до разрушения Храма звезда закатилась на запад, пурпурная нить осталась пурпурной, и множество сторонников Господа изменило ему” [75].
Вообще-то цифра “сорок” была у тогдашних иудеев священной, но нельзя сбрасывать со счетов, что Иисус был убит именно за сорок лет до разрушения Храма. Закатившейся звездой был царственный мессия, увенчанный королевским пурпуром, а множество людей, “подавшихся налево”, это толпа, решившая голосовать за Иакова, “правую колонну”, а не за Иисуса, который был “левой колонной” (если стоять к ним лицом, отражение становится зеркальным). Упоминание о пурпурной нити, оставшейся пурпурной, означает, что Иаков стал наследником прав убитого брата на престол и новым главой царского рода Давида, оставаясь одновременно “Учителем Праведности”.
Споры о том, умер ли Иисус на кресте или его заменил кто-то другой, не утихают по сей день. Мусульмане всегда придерживались мнения, что распят на кресте был вовсе не Иисус. Вот как об этом говорит Коран (сура 4:157):
“Они хвастались, что убили сына Марии, пророка Аллаха... но на самом деле не убили и не распяли; все было сделано лишь для видимости, и те, кто с ними не соглашался, терялись в сомнениях, не имея точного знания, убит он или нет”.
Почему же некоторые люди были убеждены, что Иисуса распяли, в то время как другие с пеной у рта доказывали обратное? Ответ гениально прост. И те и другие были убеждены в своей правоте именно потому, что правы были обе стороны. Два сына Марии предстали перед судом; оба называли себя спасителями, или мессиями; кроме того, обоих звали “Иисусами”. Один умер на кресте, а другой нет. Тот, который не умер, был Иаковом, младшим из братьев, однако имевшим более высокий статус. Неудивительно, что некоторые люди думали, будто ему удалось “перехитрить крест”.
Звезда Давида сегодня всеми воспринимается как символ иудаизма, но на самом деле гексаграмма (шестиугольник) представляет собой два переосмысленных совмещенных символа, происхождение которых вовсе не иудейское. Верхняя и нижняя точки этой звезды представляют собой вершины двух пирамид, наложенных друг на друга. Верхняя пирамида - это древний символ власти царя; основание этой пирамиды покоится на Земле, а вершина достигает Небес. Другая пирамида представляет собой власть жреца, которая опирается на Небеса и тянется вершиной к Земле. Совмещение двух пирамид является символом двойного мессии - духовного (“цедек”) и царственного (“мишпат”). Отсюда следует, что звезда Давида на самом деле является единственно верным знаком Иисуса. Но этот знак имеет еще один смысл: он символизирует собой яркую звезду из рода Давида, встающую на горизонте по утрам.
