Мудрые люди древнего Востока обладали совершенно иным отношением к женщине. Во времена, о которых говорится в Упанишадах, женщину почитали наравне с мужчиной. Тогда не было проблемы неравенства. Женщины могли читать любые духовные тексты и даже участвовать в великих диспутах.
То был самый худший день в жизни человечества, когда мужчина решил, что отныне женщины будут считаться существами второго сорта. С тех пор женщинам запрещается не только читать духовные тексты, но и принимать активное участие в жизни общества. И, естественно, их ни о чем не спрашивают. А ведь их мнение – это мнение половины человечества. Из-за этого люди дошли до повсеместной шизофрении, их сознание раскололось на части. Настало время по-настоящему объединить мужчин и женщин. Их опыт, их понимание, их медитация – все должно восприниматься как единое целое, и это будет началом нового человечества» («Свет на пути»).
Ошо говорил, что человек во время медитации переживает смерть, только не тела, а ума, и затем вновь рождается. На санскрите такой человек называется «Двиджа» (дважды рожденный). Одно дело – сидеть рядом с Ошо на дискурсе и следовать соблазнительному ритму его речи, его мягкому голосу, увлекающему в медитацию, проваливаясь в тишину и безвременье в паузах между словами, и совершенно другое – быть осознающим в течение всего дня. Например, идти и в это время ни о чем, кроме ходьбы, не думать, или есть и обращать внимание только на процесс еды, а не на диалог, происходящий в это же самое время в голове. Мне это казалось чрезвычайно веселым занятием, почти игрой, я училась все больше и больше медитировать, даже когда я что-то делаю. Но сидеть в тишине одной в комнате – это вообще нечто третье. Сидеть и ничего не делать – по-настоящему похоже на смерть. Я чувствую, что прощаюсь со всем, что знаю, а разве смерть не есть прощание со всем подряд? Ошо говорил, что именно поэтому люди умирают неосознанно. Самая великая хирургическая операция, на которую способна природа, – это отсекание души от тела и ума, с которыми она отождествлялась в течение всей жизни, и поэтому неосознанная смерть – самый добрый способ уйти из этого мира. Вот люди и не помнят свою предыдущую смерть и жизнь.
Когда я только начала сидеть молча, первым мне пришло в голову: «ДЕЛАЙ что-нибудь. У тебя столько ДЕЛ!» И даже наблюдая за собственными движениями в течение дня, я что-то ДЕЛАЛА, по крайней мере, за чем-то наблюдала. Мой ум боялся тех моментов, когда я садилась и сидела молча. Он говорил мне: «Ну просидишь ты так целый час, и что? Что это тебе даст? Ты станешь еще более уязвимой и не способной справляться с жизнью». ЭТО был удар ниже пояса. Моя жизнь прекрасна, я наслаждаюсь тем, что у меня есть, а что если однажды я все это потеряю? Ага! Я вспомнила историю про алмазные копи. Ошо обещал нам, что, медитируя, мы достигнем гораздо большего.
Я читала в научных журналах и газетах рассказы людей, прошедших через опыт клинической смерти. Например, во время операции сердце человека остановилось, или человек лежал долгое время в коме после несчастного случая, а потом эти люди вновь возвращались к жизни. Когда я об этом читала, меня потрясало то, что их переживания в точности похожи на те, которые я испытываю во время медитации.
В прошлом году в «Геральд Трибьюн» была статья о таких людях. Оказывается, когда они покидали тело, то впадали в глубочайший шок. Каждый из них говорил о свете в конце тоннеля, через который они проходили, и об ощущении бесконечной любви и блаженства. Некоторые были христианами и считали, что этим светом был Иисус. После выздоровления эти люди становились еще более религиозными. Я же все это испытывала во время медитации, хотя всегда возвращалась до того, как свет поглощал меня полностью.
Как-то во время дискурса о «Скрытом великолепии» один саньясин задал Ошо вопрос о таких переживаниях. Он видел «…большое черное пятно, внутри которого было пятно белое». Белое пятно вращалось по кругу и становилось все больше и больше. Но как раз перед тем, как от черного пятна уже совсем ничего не осталось бы, он открыл глаза.
Вот что Ошо ему ответил:
«То, что с тобой произошло, – чрезвычайно важно, редко и уникально. Еще один вклад Востока в развитие человечества состоит в открытии третьего, внутреннего глаза, который находится между двумя физическими глазами и который в обычном состоянии закрыт. Человеку приходится напрягать все свои силы, чтобы направить сексуальную энергию вверх, несмотря на законы гравитации. И когда энергия доходит до третьего глаза, он открывается».
Ошо посоветовал этому саньясину попытаться не выходить из этого состояния и идти в него еще глубже.
«…Как только ты познаешь то, что за пределами черного пятна, когда ты увидишь, что происходит после того, как оно растворится… черное пятно – это ты, а белое – это твое сознание. Черное пятно – это твое эго, а белое – это твоя сущность. Позволь своей сущности стать больше и распрощайся с эго.
Тебе нужно всего немного смелости. Это может быть похоже на смерть, потому что до сих пор ты отождествлялся с черным пятном, которое исчезнет. А с белым пятном ты прежде никогда себя не соотносил. С тобой будет происходить что-то необычное, что-то еще неизведанное».
Как я понимаю, в медитации это не может принести никакого вреда, поскольку всегда остается тот, кто наблюдает, свидетель. Когда я сказала Ошо, что иногда во время медитации чувствую, что вот-вот упаду в обморок, он посоветовал мне: «Иди дальше. Не бойся упасть в обморок, погрузись в это состояние, пусть оно тебя захватит. На мгновение ты потеряешься, но только на мгновение. А потом неожиданно увидишь лучи восходящего солнца, и ночь для тебя закончится» («Мятежник»).
Ошо много говорил о смерти, о ее величайшей тайне, о самом последнем табу. В своей книге «Упанишады Ошо» он сказал:
«Вы прощаетесь с жизнью с самого первого вздоха, потому что рождение – не что иное, как начало смерти, и каждый миг вы умираете все больше и больше.
Вы не умираете в один прекрасный день, когда вам за семьдесят. Нет, смерть – это не событие, это процесс, который начинается с рождения. На его завершение требуется целых семьдесят лет, это может быть слишком много, но это процесс, а не событие. И я подчеркиваю этот факт, чтобы вам стало ясно, что жизнь и смерть – не два отдельных явления. Они становятся раздельными понятиями, если смерть считать событием, после которого жизнь заканчивается. Тогда да, это два противоположных, враждебных друг другу явления.
Утверждая, что смерть – это процесс, начинающийся с рождения, я говорю о том, что жизнь – это тоже процесс, начинающийся с того же самого рождения, и что это не два отдельных процесса, а один целостный процесс. Начинается он с рождения, а заканчивается смертью. Жизнь и смерть – как крылья птицы или как две руки, или две ноги.
Жизнь – это диалектика, и если вы это понимаете, то к вам естественным образом приходит глубинное принятие смерти. Она не враг, она часть вас, без нее вы не могли бы жить.
И я заявляю: смерть – это фикция. Ее нет, потому что нечему умирать, это всего лишь переход в другое качество. И если вы осознанны, то вы можете перейти в лучшее качество. Так свершается эволюция».
Смерть Нирвано была неожиданной, скоропостижной и нелепой. Я чувствовала, как вместе с ней умерла какая-то часть меня. С того момента я ощутила острое желание жить еще более полноценно. Ее смерть стала для меня даром, вселив в меня непреодолимую жажду жизни. Если бы Ошо мог сделать кого-нибудь просветленным, если бы он мог передать кому-то свой дар, то он отдал бы его ей. Но мы должны идти по своему пути в одиночку, Мастер может лишь указать дорогу. Так много из того, что говорил нам Ошо, я считала поэзией и не осознавала, что он передавал нам Истину.
Примерно лет десять назад мы с Нирвано сидели у ног Ошо. Мы вместе медитировали в его комнате. Он сидел на стуле, а мы на полу. Так продолжалось около часа. В какие-то минуты я ощутила взрыв и на какое-то время потерялась в красках и свете. Через несколько мгновений Ошо сказал: «Прекрасно, теперь возвращайтесь». Он улыбался и сказал, что нам удалось пройти гораздо глубже, чем он ожидал, и что теперь мы (я и Нирвано) близнецы – энергетические близнецы.
Целых двенадцать лет мы провели вместе, иногда мы любили друг друга, а временами были «врагами номер один», как однажды заметил Ошо, и «не могли вместе находиться в одной и той же комнате». В наших отношениях была сила. Больше всего мы сблизились в Бомбее, в конце мирового тура. Прачечная Ошо располагалась в ее спальне, и, хотя нам было очень трудно из-за нехватки места, да еще и из-за невыносимой жары (сто двадцать градусов на солнце), между нами была любовь, которую я сохраню в сердце навсегда. Будучи англичанкой, она всегда держалась с людьми немного сдержанно, но, когда мы оказались с ней в одной комнате, от ее холодности не осталось и следа. Мне нравилось ее причесывать. Я собирала ей волосы на макушке и закалывала шпильками. Но прическа держалась недолго – уж слишком шелковистыми и тяжелыми были ее волосы.
