Другой пример — простейшие одноклеточные организмы. У них естественная смерть особи наступает не в результате старости — бактерии не стареют и в определенных условиях могут жить сколь угодно долго. Смерть и размножение здесь — единый процесс. Деление приводит к прекращению существования данной особи и возникновению вместо нее и, что важно, из нее двух новых. Смерть и жизнь связаны неразрывно, и даже хотелось бы сделать вывод, что смерти как таковой нет на этом уровне организации, поскольку два новых существа, как правило, ничем не отличаются от исходного. Вот слова французского эколога Альбера Жакара: «Бактерия не может знать, что такое смерть, ведь она просто делится на две, четыре части. Смерти для нее не существует. Понятие «смерть» появилось тогда, когда двое соединились, чтобы произвести на свет третьего. Мы позволяем себе роскошь делать что-то новое. А когда делаешь новое, надо освобождать для него место».
Логика оправдания неизбежности индивидуальной смерти опирается либо на доводы о необходимости эволюционной трансформации, либо на рассуждения о будущем благе и бессмертии всего рода человеческого. Биологи-эволюционисты, последователи естественного отбора и проч., любят распространять свои теории с примитивных существ на людей.
Но обязательно ли Род — это кровавый языческий бог, требующий человеческих жертвоприношений? Как и отдельные составляющие его индивидуумы, Род изменяется, проходя свои стадии роста. Да, в прошлом Род, в отличие от человека, претендовал на бессмертие. Так было до недавнего времени. Некоторым философам он представлялся надындивидуальным сверхсуществом, обладающим разумом и волей. Сегодня парадоксальным образом оказалось, что Род не менее, а может, и более смертен, чем отдельный человек, и что для обеспечения его бессмертия бессмертной может и должна стать каждая его человекоклетка. Только какого рода[10] это бессмертие?
Сейчас поздний вечер, а может быть, раннее утро. Я почти сутки проработал над книгой, безвылазно сидя в гостиничном номере. Пора бы отдохнуть. Спуститься в бар, расслабиться в ничего не значащей беседе с кем-нибудь незнакомым. Нет, бар сейчас наверняка пуст. Можно выйти на безлюдную улицу прогуляться и лечь спать, задернув шторы перед первыми лучами солнца... Но на столе передо мной, рядом с портативным компьютером, на клавиатуре которого я набираю эти слова, лежит одна старая-старая вещь. Эта вещь хочет, чтобы я написал о ней, причем именно сейчас. Я пытаюсь ее не замечать, но не получается: кроме компьютера, толстой растрепанной тетради и этой небольшой вещицы, на поверхности стола больше ничего нет. Древние узоры, вырезанные на косточке священной кобылицы... а может, бабушка лукавила, и кость эта вовсе не лошадиная? Индейцы относились к смерти и всему с ней связанному совсем иначе, чем мы. В ходу были человеческие жертвоприношения; это сложно понять современным людям, но часто жертва добровольно соглашалась на свою роль и даже стремилась к ней... Некоторые ритуальные предметы изготавливались из человеческих костей, кожи и т.д. Из чего или из кого сделана эта трубка? Кость кобылицы или... девушки?.. Я мог бы выяснить это у какого-нибудь специалиста. Хотя что изменит такое знание? Я перестану раз в год, в годовщину бабушкиного ухода, набивать ее пахучей смесью и выкуривать, напевая что-то на давно не существующем языке? Нет, не перестану
Я буду курить и смотреть на картины, возникающие в клубах дыма, пока одна из них не откроет дверь моему восприятию[11].
Я знаю, кто меня там встретит. Сразу за дверью огромная серая летучая мышь попытается преградить мне дорогу. С ней нужно договориться, ведь это привратник и посредник между миром живых и миром мертвых. Летучие мыши — особые существа. Они не птицы, но летают, они спят вниз головой, причем не ночью, а днем, когда все остальные животные бодрствуют и радуются солнцу. Бабушка передала мне слова, которые нужно тихонько спеть Летучей Мыши, чтобы она пропустила меня дальше, в страну нашего предка — Великого Змея.
...Это было очень давно, много веков назад. Наш народ, спасаясь от страшной и неодолимой напасти, шел на север, медленно пробираясь через узкие горные ущелья. Впереди бесшумно двигались разведчики, за ними воины, за воинами старики, женщины, дети, затем шаман с двумя учениками. Замыкал колону еще один отряд воинов. Вторую неделю шел проливной дождь. И вот однажды поздно вечером послышался страшный грохот — это рухнула плотина, сдерживавшая горную реку. Тем временем наше племя шло по дну глубокого каньона. Вода начала быстро прибывать. Люди пытались карабкаться по почти отвесным каменным стенам, но срывались и падали. В последней надежде народ мой обратился к шаману и тот песней стал призывать нашего предка и защитника — Великого Змея, чтобы он спас своих детей. Силы у всех были на исходе, люди захлебывались и отчаянно сопротивлялись натиску ледяной воды, смешанной с песком и глиной; тела самых слабых уже подхватило и унесло бурным потоком куда-то во тьму, на острые камни...
— А потом? Что было потом? Как они спаслись? — спрашивал я и тряс за рукав словно внезапно уснувшую или впавшую в глубокую медитацию бабушку.
После долгих усилий с моей стороны она сфокусировала на мне взгляд своих непроницаемо черных глаз, вынула изо рта трубку и ответила:
— Они не спаслись.
— Нет, не может быть! Великий Змей должен был помочь им!
— Он не стал им помогать, и они все умерли.
— Но ведь мы живы, значит, кто-то из них уцелел?!
— Нет. Никто.
— Как такое может быть? Ведь они — наши предки! Если все погибли во время наводнения, то откуда появились мы?
— Кто тебе сказал, что все погибли в наводнении? Благодаря заклинаниям шамана вода быстро спала, и они благополучно дошли до цели.
— Но ты только что сказала, что они все умерли!
— Ну да. Кто раньше, кто позже. Никто не выжил. Великий Змей не захотел дарить бессмертие каждому, он дал его одно на всех!
Хрипло захохотав, бабушка выбила трубку и ушла в дом, оставив меня в полном недоумении.
Подойдем к вопросу смерти с другой стороны. С противоположной.
Чтобы умереть, вначале нужно быть живым. Что же можно назвать живым?
Я постараюсь избегать использования всяких научных терминов. Надеюсь, что ваша цель не в том, чтобы после прочтения книги выглядеть более умными и эрудированными, а в том, чтобы добраться до истины и суметь понять ее.
Живое — это то, что активно противится разрушению, а точнее, поддерживает свою целостность вопреки законам мертвого мира. Кроме того, уровень сложности организации у живого значительно выше, чем у мертвого, и непрерывно стремится стать еще выше. Живое способно к движению во времени и пространстве по своим собственным законам.
Закон мертвого — упрощение и выравнивание, стремление к однородности и равновесию. Мертвое строго подчиняется логике этого мира, оно имеет начало и конец, причины и следствия мертвого очевидны. Законы живого прямо противоположны. Причина живого лежит за пределами трехмерного мира и линейного времени. Живое всегда является частью многомерного объекта, а точнее, субъекта, и существует во многих мирах одновременно.
Ни Жизнь, ни тем более Разум и Дух невозможны в трехмерном мире. Здесь для них отсутствуют основания. Поэтому ограничив способность живого существа воспринимать многомерный мир, можно запереть его в тюрьму абсурда. И в этой тюрьме самые чудовищные вещи провозглашаются законами существования. Закон, что для поддержания своей жизни нужно отнимать чужие. Сожри — или сожрут тебя. Но живое не может наносить вред живому! Это все равно что жарить бифштексы из собственного мяса — пару раз утолишь голод, а потом умрешь... В этом одно из объяснений того, что символом нашего мира является уроборос, т.е. змея, пожирающая собственный хвост. Это и есть колесо сансары, о котором говорят буддисты. Колесо, перемалывающее жизни, катящееся по пути деградации к естественному для этого противоестественного мира концу — ко всеобщей гибели...
Ложные законы основаны на ложных понятиях. То, что сейчас принято считать живым — люди, животные, растения и т.д., — в большинстве своем живо только частично. Это не живое в полном смысле слова. Древние мудрецы говаривали: «Человек начинает умирать с рождения». Это была констатация очевидного для них факта. Заняв подобную точку зрения, легко понять: нельзя называть вполне живым не живое, а умирающее. Но это только один взгляд. Не менее обоснованной является позиция восприятия живого как оживающего.
Итак, похоже, есть три разных формы бытия: мертвое, переходное (умирающее-оживающее) и живое.
