— Не сомневайся, Боги! Ты знаешь, что чистое решение Монады обладает силой. Ничто не может остановить ее!
Я молча искал подходящие слова для ответа. Он продолжал:
— Мы окажем тебе всевозможную поддержку. Офис охраны, как и наши этические офицеры, будут прикрывать тебя. Они найдут способ, как разорвать эту непрочную сеть коммунизма. Тебе не следует представляться под нашим именем. Поначалу лучше представить ОРГ как группу, борющуюся против наркотической зависимости, что-то вроде Красного Креста или Армии Спасения. Наши ребята подумают над этим. К нашим процессам необходимо подключить людей из коммунистических институтов. Им нужно пообещать, что сексуальные проблемы будут решены, или что-то в таком духе. В основном, эти ублюдки — импотенты, а их дети — наркоманы и правонарушители. Нужно разоблачить их слабые места и надавить на них. Наши ребята из отдела Этики займутся этим. Твоя работа — собирать людей. Понимаешь? Чехословакия и будет этой самой непрочной сетью, где мы и вдарим по свинарнику коммунизма.
Я рассмеялся почти во все горло:
— Да не Чехословакия, а Югославия, Югославия...
Лоуренс Мэйо поднял руку и очертил в воздухе полукруг, намекая на то, чтобы я замолчал.
— Что-о-о?! Ты еще будешь поправлять меня?! — Ноздри капитана расширились, и его голос обрел силу отвергнутого мессии.
— Я всего лишь хотел избежать возможной путаницы и указать вам...
— Нечего мне тут указывать! — Его голос усилился и лицо покраснело. Офицеры опять оцепенели в напряженной тишине. — Ты должен молчать и слушать. Это понятно?
У меня в горле застряли слова, которыми я хотел обозначить возможности учреждения ОРГ в Югославии. Мой мир разрушался на части. Передо мной находился человек, обучивший тысячи людей идеальному общению, однако сам пренебрегал основными принципами. Благодаря ему я осознал важность использования слов с ясным значением. О таком предостережении говорилось на первых страницах всех материалов. Сильное чувство несправедливо полученного упрека, разочарования охватили меня. Раньше я был готов пойти на что угодно, чтобы учредить сциоларгию в Югославии, но теперь ее источник казался совершенно не заслуживающим той цели, ради которой я был готов пойти на все, не говоря уже о расходах. Я испытывал столь знакомое мне давнее ощущение — словно горячая пустота заполняла мой желудок, в пальцах пульсировала кровь, их кончики покалывало, точно булавки с иголками втыкались мне в кожу. Изо всех сил сдерживая себя, я тихо произнес:
— Прошу прощения сэр, из ваших учений я понял, что неправильно понятое слово всегда порождает замешательство в сознании.
Капитан покраснел еще больше, над его бровью вздулась толстая голубая вена.
— Что, — закричал он, — прояснять для меня замешательство?! Кто привел тебя сюда, сукин ты сын?!? — Он взглянул в сторону испуганных офицеров. — Тебя изолируют на десять лет, тварь ты такая! Хренов сучок! Мать!..
Мои вера, надежда и убежденность в том, что Лон Хибнер являлся поразительной Монадой, которая возглавила борьбу за очищение планеты и всей этой части вселенной, что мне выпала редкая удача помочь ему в великом деле, исчезли в одно мгновение. В водовороте закипавшего чувства праведного протеста передо мной внезапно промелькнул образ матери: ее вспотевшее красное лицо, опухшие руки от стирки грязной одежды семьи в ванной, в то время как отец почитывал газетенки.
— Оставь мою мать... оставь ее в покое. Слышишь меня?!
Капитан широко открытыми глазами ошеломленно и с недоумением посмотрел в мою сторону. Все действие продлилось не больше нескольких секунд, после чего он с силой ударил своим большим кулаком по столу, так что пепельница, пачка сигарет и телефон с разноцветными кнопками подскочили вверх. Он встал со стула и проорал:
— Собираешься угрожать мне?! Сраный ублюдок! Да твоя мать точно вонючая коммунистическая шлюха! Изолировать! Сейчас же! Чего вы стоите, подонки?!
Дотоле цепеневшие от ужаса офицеры рванулись ко мне. Один схватил за волосы и потянул их назад, в то время как другой болезненно скручивал руку, так что сухожилия готовы были лопнуть. Кто-то схватил меня за ногу и опрокинул на пол. Я заметил испуганный взгляд Лоуренса Мэйо, его руку и почувствовал, как он начал сжимать мне шею. Я хотел выкрикнуть: «Да пошли вы, я сам уйду!» — но не мог произнести ни слова из-за его сильного захвата. Они поставили меня на ноги и поволокли наружу. Капитан продолжал материться, находя все новые и новые слова. Дверь закрылась, и его голос внезапно стих. Меня стащили по каменной лестнице в подвал.
— Бросьте этого козла сюда, — прорычал Лоуренс Мэйо, — сюда бросьте!
«Со мной все кончено, у меня нет никакой надежды, — мелькнули мысли в моей голове. — Эти животные готовы по первому знаку старого кабана перерезать горло человеку или размозжить мозги ребенка о стену». Я вспомнил, как читал в книге Кауфмана «Внутри Сциоларгии» истории о людях, которые пропадали в ОРГ. Он перечислил имена нескольких несчастных, которые, как считалось, покончили жизнь самоубийством, однако сам Кауфман донельзя сомневался в подлинности такой информации. Теперь я знал, что те люди не убивали себя.
Мэйо одной рукой держал меня за волосы, а другой открывал узкую деревянную дверь. Кто-то сзади сильно пнул меня коленкой, так что я упал на каменный пол крошечной комнатушки. За мной громко захлопнули дверь. Какое-то время я пролежал на полу, после чего начал медленно поднимать голову. В шее пульсировала сильная боль. В темноте, кроме каких-то очертаний вокруг, было трудно что-либо разглядеть. Я чувствовал зловонный запах, образовавшийся в спертом воздухе из-за прокисшего вина, тишину и сырость. В углу комнаты лежал соломенный матрац. В комнате не было окон, лишь слабый свет просачивался сквозь щели потолка. Я дополз до матраца и перевернулся на спину. Рука болела, шея покалывала, правое ухо оглохло от удара. Но я был жив. Что будет дальше, я еще увижу. Мой отец был бы счастлив, если бы узнал, что со мной случилось. С самого детства я уже выслушивал его наставления: «Нельзя бороться с теми, кто находится выше тебя, нужно целовать ту руку, чью тебе не сломать... Я же тебе говорил об этом сотни раз... не раскачивай лодку...»
Как же разумно и по-взрослому вести себя в такой ситуации? Сжать зубы, вытерпеть унижение и, собрав всю имеющуюся у них информацию, послать Лона в задницу. В действительности, я был бы готов вытерпеть все что угодно, если бы сциоларгия оправдала мои давние ожидания. Но ей это было не под силу! Я был уверен в этом. Как же так могло получиться, что создатель системы не соблюдал ее сам? Оперирующая Монада, невероятные процессы ОМ... да поцелуйте меня в зад! Никто из них не мог покинуть тело и действовать за его пределами. Люди?! Какие люди!? Это же безвольные тряпки, которыми капитан подтирал свою задницу. ОМ, правящая космическими силами, что, не могла отличить Чехословакию от Югославии?! Я не упустил из виду пепельницу на столе, доверху набитую бычками. Кауфман писал, что капитан выкуривал по четыре, пять пачек в день, и увиденное мной подтвердило эти слова. Оперирующая Монада, космические энергии — да дерьмо все это. Как и его прогнившие зубы, по которым плачут щипцы дантиста. Это был конец — полное разочарование во всех этих безумных историях и обещаниях об абсолютной свободе. Жаль, что я не смог оскорбить его, сказать ему, какая же он свинья с ужасным запахом изо рта, или что-нибудь в этом роде... Я остановился на мгновение. Изнутри шипела ненависть. Я должен был... Я должен...
В глубине сознания ощущалось какое-то волнение. Казалось, что я уже испытывал похожее переживание или оказывался в похожей ситуации или комнате. Этот подвал напоминал мне один из углов сарая бабушки. Свет в сарай пробивался точно таким же образом, сквозь потолочные доски. Тот же спертый воздух. И было еще что-то похожее, что извивалось и рвалось от меня, как рыба из рук. Мои мысли замедлились, почти остановились, и на мгновение мое сознание оказалось пустым. Казалось, что за мной кто-то наблюдал со стороны, и, как тогда в сарае, я испытывал лишь волнение, забыв про страх. Спирилен?! Я вспомнил проводимые с ним ритуалы. Затем сфокусировался на одной из точек на стене — и быстро, как только мог, отвел глаза в сторону... и на мгновение увидел его розовощекое улыбающееся лицо, которое тут же снова слилось с темнотой.
Внезапное умиротворение наполнило маленький подвал. Я не переставал бояться надвигавшихся событий, однако знал, что за мои деяния мне впоследствии не будет стыдно. Я вспомнил свою стычку с президентом муниципалитета в Станисте, когда уходил с работы. Я бы устроил то же самое и здесь. Я выживу и выберусь отсюда. Маловероятно, что меня заставят «собственноручно совершить самоубийство». Будут какие-нибудь грязные приемчики и какие-нибудь гнусные деяния, но я уверен, что выживу. Скорее всего, они какое-то время будут продолжать жестоко обходиться со мной, у меня будут синяки, я буду кричать, но я буду жить жизнью, освобожденной от очередной иллюзии.
