известным по смерти отца, блаженной памяти, Константин брат Констанциев, как видно из писем его); однако же, не послушался этих Евсевиевых сообщников, чтобы послать епископом, кого они желали, но воспрепятствовал их желанию, и предприятие их остановил сильными угрозами.
51) Если Констанций хотел сохранить волю своего родителя, как пишет; то для чего же послал сперва Григория, а теперь посылает этого мироядца Георгия? Или, для чего ариан, которых тот называл порфирианами, старается он ввести в Церковь, и им покровительствуя, других заточает? Если и отец его допустил к себе Ария, то Арий, нарушивший клятву и разседшийся, утратил благорасположение к нему отца; как скоро узнал об этом Константин, осуждал уже его, как еретика. Почему же Констанций, выставляя на вид, что заботится о церковных правилах, все замыслил делать вопреки правилам? Ибо где правило посылать епископа от двора? Или, где правило, чтобы воины вторгались в церкви? Кто сообщил такое предание, чтобы церковными делами управляли комиты и несмысленные евнухи, к своим предписанием объявляли определение так называемых епископов? Всякую ложь употребляет он в пользу нечестивой ереси. Вопреки воле отца и тогда послал в другой раз Филагрия епархом, вопреки ему сделано и теперь бывшее. И для брата не стоит он во истине. Ибо, по смерти его, не раз и не два, но трижды писал Епископу, и еще обещал не переменять своего решения, даже советовал твердо надеяться, что никто не потревожит его, но без всяких безпокойств будет оставаться он в Церкви. С комитом же Астерием и письмоводцем Палладием послал предписания к тогдашнему дуку Фелициссиму и к епарху Несторию, чтобы они воспретили, если епарх Филипп или другой кто осмелится злоумышлять против Афанасия.
52) Посему, когда прибыл Диоген, и Сириан строил козни, и он, и мы, и народ требовали царских посланий, думая, что как, по написанному: ничто же ложно от языка цареви да глаголется (Прит. 24, 22 b), так и наш Царь, обещав, не солжет и не переменится. Посему, если дозволил для брата, то почему писал и по смерти его? А если и в этом случае писал ради его же памяти, то почему впоследствии стал вовсе непризнательным к брату и гонит Афанасия? Почему пиша ссылается на суд епископов, а сам делает, что ему угодно, и притом не скрытно, но имея близ себя уличение в злоухищрении? Ежели это определение епископов, то как это касается до Царя? А если царская это угроза, то какая здесь потребность в именуемых епископах? Слышно ли было что подобное от начала века? Когда суждение Церкви получало свою силу от царя, или вообще признавалось за определение? Много было Соборов прежде сего, много составлялось церковных определений; но и Отцы никогда не требовали совета от царя, ни царь не входил в дела существенно церковныя. Апостол Павел имел друзьями принадлежавших к Кесареву дому, и пиша к Филиппийцам, приветствовал их от имени этих друзей, но никогда не делал их сообщниками в своих определениях. А теперь новое зрелище, и оно есть изобретение арианской ереси. Собрались вместе еретики и Царь Констанций, чтобы и ему, ссылаясь на епископов, по своей власти делать, что хочет, и воздвигая гонение, не называться гонителем, и им, опираясь на могущество Царя, злоумышлять против кого хотят; угодно же им злоумышлять против тех, которые не мыслят также нечестиво, как они. И увидишь, что это разыгрывается у них как бы на зрелище: так, именуемые епископы лицедействуют, а Констанций распоряжается ими. И еще, Царь дает обещания, как Ирод Иродиаде, они же пляшут и телодвижениями выражают клеветы, чтобы заточать и предавать смерти благочествующих пред Господом.
53) Кому не повредили они своими клеветами? Против кого не злоумышляли христоборцы? Кого, оговореннаго ими, не заточил Констанций? Когда не выслушивал их охотно? И что странно: принимал ли когда чье-либо слово против них, не скорее ли одобрял каждое их слово, что ни сказали бы они? Какая Церковь со всею свободою покланяется ныне Христу? Если благочестива, то бедствует; если притворствует, то страшится. Констанций, сколько было ему возможно, все наполнил лицемерием и нечестием. Ежели где есть кто-либо благочестивый и христолюбец (повсюду же много таковых); то подобно Пророкам и великому Илии они скрываются, если только найдут где вернаго человека, подобнаго Авдии, или же удаляются в вертепы и пропасти земныя, или проводят жизнь, обходя пустыни. Эти безумцы также клевещут, как и Иезавель выдумывала на Навуфея, и иудеи на Спасителя. И наконец, покровительствуя ереси, желая превратить истину, как Ахааву хотелось виноградник превратить в вертоград зелий, Констанций делает все, что они захотят, потому что и сам слышал от них, что хотел.
54) Таким образом, по сказанному выше, истинных епископов за то, что не принимали нечестия, Царь заточал, как хотел. Так и против Афанасия послал теперь комита Ираклия, и он всенародно предложил предписания, объявил и царский приказ, что, если не послушаются писаний, прекратится выдача хлеба, ниспровергнуты будут идолы, многие из чиновных граждан и из простаго народа будут непременно проданы в рабство. А после этих угроз посланный не устыдился при всем народе громко сказать: «Царь удаляет Афанасия и церкви велел отдать арианам». Все дивились этому, подавали друг другу знаки и говорили: «если Констанций стал еретиком, то стыдиться сего должно». Ираклий же еще более стал принуждать сенаторов, простолюдинов, языческих храмоблюстителей, чтобы подписались к этому и дали слово принять, кого Царь пришлет епископом. И прекрасно защищал Констанций правила Церкви, поступая так, не в Церкви требуя подписи, но на площади, не у христиан, но у языческих храмоблюстителей; ибо знал, что посылает не епископа христианам, но какого-то любителя тяжб подписывающимся.
55) Посему язычники, этою подписью как бы покупая неприкосновенность своих идолов, также некоторые из рабочих, по причине сказанных выше Ираклиевых угроз, хотя не охотно, однако же подписались, как будто шло дело о народном правителе или ином присылаемом судии. Да и что могли сделать они, будучи язычниками, кроме того, что угодно было Царю? поелику же верные собрались в великой церкви (была же тогда середа); то комит Ираклий берет с собою на следующий день египетскаго епарха Катафрония, католикоса Фавстина и еретика Вифина, и побуждают на площадях молодых людей и чтителей идолов сделать нападение на церковь и побивать камнями верных, уверяя, что есть на это приказ самого Царя. Большая часть верных вышли уже из церкви, потому что отпуск был сделан, оставалось там несколько женщин; тогда началось исполнение приказаний, и жалкое открылось зрелище. Женщины в небольшом числе сидели одни
