после нанесенных ран, но настояли, чтобы немедленно был отослан, говоря: «если так будет сделано, все устрашатся и будут уже заодно с нами». Но Евтихий отошел не далеко, в изнеможении от ран не мог достигнуть рудокопни и умер в дороге. И он скончался с радостию, приобретя славу мученичества; нечестивые же и при этом не устыдились, но по Писанию, имея
немилостивныя… утробы (Притч. 12, 10), к тому, что сделали, присоединили еще нечто сатанинское. поелику народ просил за Евтихия и умолял о нем, то домоглись, чтобы захвачены были еще четыре мужа превосходных и благородных, в числе же их и Ермий, омывавший недвижимо больных; и Дук, дав им много ударов бичом, вверг их в темницу. Но ариане, превосходя жестокостию и скифов, когда увидели, что не скончались они от ударов, укоряли Дука и грозили ему, говоря: «напишем евнухам, что не сечет, как нам желательно». Услышав это и пришедши в страх, принужден был Дук в другой раз бить этих людей. А они, зная, за что бьют их и кем оклеветаны, не иное что говорили, но только: «нас бьют, потому что стоим за истину, а не вступаем в общение с еретиками; бей нас, сколько хочешь; и тебя будет судить за это Бог». Так нечестивыя хотели, чтобы и в темнице они бедствовали и умерли. Но народ Божий, улучив время, упросил за них, и едва чрез семь или более дней освободили их.
61) Ариане, как бы опечалившись, предприняли сделать нечто еще более жестокое и нечестивое, конечно для всех жестокое, но сообразное христоборной их ереси. Господь заповедал помнить о нищих, говоря: продадите имения… и дадите милостыню (Лук. 12, 33), и: взалкахся… и дасте Ми ясти: возжадахся, и напоисте Мя… Понеже сотвористе единому сих… меньших, Мне сотвористе (Матф. 25, 35, 40). Ариане же, как действительно мудрствующие против Христа, и в этом осмелились противоборствовать Его воле. Когда Дук передал церкви арианам, нуждающимся и вдовам невозможно стало пребывать в них, и они садились на местах, указанных клириками, попечению которых вверены вдовы. поелику же ариане увидели, что братия усердно подают им и питают вдов; то стали их бить по ногам и прогнали, а подающих оклеветали Дуку. И это сделано одним воином Динамием, было же приятно и Севастиану; потому что у манихеев нет милосердия, и подать милостыню нищему для них ненавистное дело. Отсюда новый повод к укоризнам; и в первый теперь раз выдумано ими судилище, человек был судим за благодеяние, подающаго милостыню обвиняли, облагодетельствованнаго били, хотели лучше, чтобы нищий был голоден, нежели чтоб желающий подать милостыню подавал ее. И сему-то еще у древних иудеев научились новые сии иудеи. Ибо и те, видя, что слепой от рождения прозрел и долгое время бывший разслабленным стал здоров, благодетельствовавшаго Господа обвиняли, а получивших благодеяние осуждали как законопреступников.
62) Кто же не удивлялся при этом? Кто не проклинал ереси и ея защитников? Кто не признавал, что ариане свирепее и зверей? Ибо скверные эти не приобрели той выгоды, для которой делали это; а напротив того, еще более увеличили общую к ним ненависть. Думали, что злоумышлением и страхом принудят иных вступить в ересь и с ними вместе отправлять богослужение, но произошло противное тому. Страждущие от них все, что ни сделано было ими, переносили как мученический подвиг, и не изменили, не отреклись от благочестивой веры во Христа; а смотревшие на ариан со стороны, даже и самые язычники, проклинали их, как антихристов, как кровопийц, потому что род человеческий нищелюбив и сострадателен, ариане же утратили и смысл человеческий. Страждущие желали бы видеть благодеяние от других: но ариане, имея на своей стороне власть судей и особенно поощряемые Дуком, не дозволяли другим оказывать эти благодеяния.
63) А что делали с пресвитерами и диаконами, как в присутствии Дука и судей выгоняли их, выбрасывая из домов их домашних с помощию воинов и военачальника Горгония, наносившаго удары, и как (что всего безчеловечнее) с поруганием уже у скончавшихся расхищали хлебы, того невозможно выразить словом; потому что жестокость их превосходит всякое описание. Если бы кто и разсказал это, то может ли подумать, что сказано им что-нибудь? Или, помянув о чем-либо первом, не найдет ли, что второе ужаснее перваго, а за тем следующее еще ужаснее и втораго? Все их предприятие и нечестивые дела исполнены убийства и злочестия. Столько коварны они сердцем и разнообразны в средствах, что стараются обольстить то обещанием покровительства, то денежными наградами, только бы, когда нет основательных убеждений, хотя этим произвести, по-видимому, какое-нибудь впечатление на простодушных.
64) Кто же после этого назовет их хотя просто язычниками, не говорим уже христианами? Кто предположит в них человеческий, а не скорее зверский нрав, за жестокость и свирепость их дел? Они злее кровопийц, дерзостнее других еретиков, гораздо ниже язычников, лучше же сказать, далеко отстоят от них. Ибо слышал я от Отцов, и верным почитаю слово их, что вначале, когда произошло гонение при Максимиане, Констанциевом деде, язычники скрывали у себя отыскиваемых братий наших христиан, и часто сами тратили деньги, терпели заключение в темницах, только бы не стать предателями бежавших. Как сами себя охраняли они прибегнувших к ним, и готовы были за них бедствовать. А теперь, чудные эти люди, изобретатели новой ереси, не иным чем отличающиеся, как только злоумышлениями, поступают совершенно напротив того. Сами став исполнителями наказаний, стараются всех предать, строят укрывающим козни, но почитая врагом и укрывающаго и укрываемаго. Так они кровожадны, и Иудину лукавству поревновали эти злодеи.
65) И невозможно в должном виде изобразить, сколько сделано ими зла, разве сказать о них одно что, когда пишу и хочу перечислить лукавыя их дела, приходит на мысль: уже ересь сия не та ли, упоминаемая в Притчах, четвертая дщерь пиявицы, которая, после стольких неправд, после стольких убийств, не сказала еще: довлеет (Притч. 30, 15, 16). Она еще мужается, ходит и отыскивает неузнанных ею; а кому успела нанести обиду, тех старается преобидеть снова. Ибо вот после ночнаго нашествия, после причиненных ею зол, после гонения, произведеннаго Ираклием, не перестают еще клеветать Царю; они твердо уверены, что нечестивые выслушиваются. Клевещут же, чтобы произошло нечто большее заточения, и непокорные их нечестиям были, наконец, умерщвляемы. Так и ныне Секунд, этот самый злой пентаполит, и равный ему в жестокости Стефан, приняв дерзость, зная, что если сделают и неправду, то оправданием послужит им ересь, когда увидели в Барке одного непокорнаго им пресвитера, а назывался он
