сказал своим ученикам: «Теперь сомнения не будут одолевать вас. Все вы можете продолжать следовать великой цели нашей школы». Затем он процитировал стих, написанный, как говорят, Бодхидхармой:
Я пришел в Китай с одной целью —
Поделиться учением об освобождении
с теми, кто заблуждается.
Имея пять лепестков,
цветок обретает законченность,
И плод вскоре, безусловно, созреет.
И это действительно случилось, ведь после смерти Хуэйнэна во второй половине правления империи Тан, а также во времена эпох [26] Сун и Юань (713-1367) высокий уровень, достигнутый учением и практикой дзен, совпал с золотым веком китайской культуры. Почти все величайшие учителя дзен жили в этот период: Мацзу [27] (яп. Басо), Байчжан [28] (яп. Хякудзе), Линьцзи (яп. Риндзай), Цуншэнь (яп. Дзюсин) и Юньмэнь [29] (яп. Уммон) – цитаты многих из них появятся в следующих главах. В то время дзен обретал широкую популярность среди всех социальных классов, осуществлял только лучшее, что было в даосизме и махаяне. Дзен объединил идеализм, неподвижную безмятежность и аскетизм буддизма с поэзией и подвижностью даосизма, с его глубоким уважением к незавершенному, «несовершенному» и переменчивому – что показывает присутствие жизни, вечное течение Дао. Два этих элемента проникают в дух дзен, соединяются с его уникальным, динамичным свойством, которое дарит жизнь и силу двум другим элементам.
К концу эпохи Сун (1279) стала развиваться другая форма буддизма, которая постепенно сводила на нет господство дзен (т. е. чань – прим. ред.) в Китае. Это был культ Амитабхи (кит. Эмито Фо) (яп. Амида 阿彌陀佛) – олицетворения «безграничного света», великого Будды, который поклялся спасти всех живых существ и затем привести их к нирване. Люди верили, что раз Амитабха поклялся, то все, кто поверит в его сострадание, смогут переродиться на «Чистой Земле» или в «Западном Раю» (Сукхавати) – это место, где приобрести мудрость было бы куда проще, чем в этом невозможном мире. «Западный Рай» был описан очень живыми образами, которые привлекли многих:
В этом мире истинного удовольствия
цветы не увядают,
Все они в рядок стоят —
алмазные и нефритовые.
И птицы поют о законе Татхагаты
Из зарослей и рощи,
откуда слышно сей мягкий напев.
По сей день буддизм Чистой Земли [30] – самая популярная ветвь махаяны как в Китае, так и в Японии, где Амитабха почитается как любящий бог, чем во многом напоминает христианского бога. Таким образом, дальневосточный буддизм разделился на две главные школы, известные в Японии как дзирики (自力) и тарики (他力) – «собственная сила» и «другая сила». Это, так сказать, те, кто полагается на собственные силы при достижении мудрости, и те, кто полагается на сострадание бодхисаттвы. Дзен относился к первой школе, но когда китайская цивилизация стала медленно терять свою былую силу, он перешел к более молодой, японской цивилизации, где впервые был утвержден Эйсаем [31] в 1191 году. Здесь дзен стал религией самураев – класса воинов – и это еще больше, нежели в Китае, повлияло на культуру нации. По сей день дзен играет огромнейшую роль в среде образованных японцев, и у многих профессионалов и бизнесменов есть привычка иногда захаживать в монастыри, где они живут и работают с монахами на протяжении недель, набираясь сил, чтобы потом вернуться к привычному труду. Однако дзен идет дальше, не останавливаясь на одной Японии. К монастырю в Киото уже пристроили общежитие для западных студентов, и неважно, будет ли это называться дзен или нет, но что-то из его духа должно проникнуть в религии и философии, которые необходимо поднять из могил теорий и слов.
Однажды поэт, придерживающийся конфуцианства, пришел к учителю дзен Хуэйтану [32], чтобы выведать у того секрет его учения, на что учитель процитировал одно из высказываний Конфуция: «Вы думаете, я что-то от вас скрываю, мои ученики? Напротив! Мне совсем нечего скрывать» [33]. Так как Хуэйтан больше не позволил задавать вопросы, поэт удалился крайне озадаченным, но через какое-то время они вдвоем отправились погулять в горы. Когда они проходили мимо куста дикого лавра, учитель повернулся к своему спутнику. «Чувствуешь запах?» – спросил он. За ответом «да» последовало: «Вот! И мне совсем нечего скрывать от тебя!» В то же мгновение поэт обрел просветление [34]. Это действительно парадоксально – говорить о секрете дзен, и несмотря на то, что все ответы учителей на неотложные вопросы их учеников трудны для понимания и даже смехотворны, от нас действительно ничего не скрывают. Правда в том, что дзен так сложно понять только потому, что он очевиден, но мы никак не можем уловить главное, потому что ищем что-то скрытое. Глядя в сторону горизонта, мы не видим, что лежит у наших ног. Как говорил Хакуин [35] в «Песне медитации»:
Все живое с самого начала – это Будда.
И это похоже на лед и воду:
Без воды льда не будет.
Если не в разумных существах,
где еще искать его?
Не зная, что истина тут,
Люди ищут ее где-то там…
И они похожи на него: как когда-то стоял он
В воде, плача и умоляя,
чтоб его жажду утолили.
Чаще всего человек слишком горд, чтобы рассматривать очевидные вещи, которые наиболее ему близки. Дзен увидел, что последователи махаяны ищут истину в писаниях, у святых и Будд, веря, что те открыли бы им правду, если бы они жили хорошо. Для человека его смирение, когда он понимает, что мудрость – это нечто очень возвышенное, так что оно не проявит себя в обычных жизненных делах – это незаметная форма гордости. Внутри он чувствует, что он должен быть достаточно великим, чтобы отойти от земных вещей прежде, чем сможет заполучить истину; и он горд настолько, что соизволит получить эту истину только из уст мудрецов и со страниц священных писаний. Он не видит ее в человеке или в происшествиях жизни. Он не видит ее в самом себе, ведь, опять же, он слишком горд, чтобы видеть себя таким, какой он есть. Он уже не ищет истину, а прячет свои несовершенства под «добродетелью» и приближается к Буддам, как бы выглядывая из-за их маски.
Для дзен такая осторожная подготовка к поиску истины в будущем – или по
